Приглашение в мир чувств

Она не впервые входила в его комнату: в детстве она несколько раз проскальзывала сюда незамеченной. Ее щеки покраснели от воспоминаний. Она была так увлечена Лукасом, так любила его, будучи подростком. Наклонившись, она вытащила ботинки из-под кровати, выпрямилась и отнесла их Лукасу. Она присела перед ним и поставила ботинки рядом с его левой ногой.

– Ну вот.

Лукас обулся и скривился:

– Спасибо.

Руби выпрямилась, осознавая, как близко они стоят друг к другу. Она трепетала с головы до ног. Ее сердце забилось чаще, ей стало трудно дышать. Она знала, что должна шагнуть назад, оставляя между ними хоть какое-то расстояние, чтобы побороть соблазн прикоснуться к нему.

«Даже не думай прикасаться к нему!»

Но по какой-то причине она не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу. Время остановилось. Молчание затянулось.

Лукас поднес руку к ее лицу и нежно коснулся ее щеки и подбородка. Она тихонько вздохнула, и он убрал руку, словно обжегшись.

– Прости, – отрезал он.

– Все в порядке, – прошептала Руби, и сердце едва не выскочило из ее груди. Прикосновение Лукаса было легким, но оно спровоцировало огненную бурю в ее теле. Волнение, желание и дрожь пробуждались в таких местах, о которых она не хотела думать. Местах, о которых она запрещала себе думать. Единственный раз, когда она прикоснулась к Лукасу в прошлом, закончился жутким унижением.

Лукас отошел от нее и сильно нахмурился:

– Обещаю, что это больше не повторится.

«Я хочу, чтобы это повторилось», – подумала Руби и удивилась своим мыслям. Многие годы она делала все, что в ее силах, чтобы не прикасаться к нему. Но теперь желание – страстное и щемящее – разрывало ее на части.

Она старалась не дрожать.

– Думаю, тебе придется компенсировать потерю зрения за счет других чувств. Прикосновение – один из способов узнать, как кто-то выглядит или какое у него выражение лица.

– Мне не нужно прикасаться к твоему лицу, чтобы прочитать на нем жалость. – Его голос был озлобленным, а выражение лица мрачным и задумчивым.

– По-твоему, я тебя жалею? Если да, то не из-за твоей слепоты. Ты отказываешься сделать то, что можешь. Тысячи, нет, миллионы слепых людей живут счастливо и полноценно.

– Пожалуйста, избавь меня от нравоучений о том, как мне жить. – Он поджал губы так сильно, что они побелели.

Руби протяжно вздохнула:

– Я знаю, тебе очень тяжело. Все произошло так внезапно, и, как после любой операции, нужно время, чтобы привыкнуть к новым условиям. И я хочу помочь тебе пройти через это. Но я не сумею этого сделать, если ты будешь мне сопротивляться.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Когда ты в последний раз брился?

Он состроил гримасу:

– Что-что?

Руби снова подошла к нему вплотную и коснулась рукой его подбородка, покрытого щетиной. Лукас вздрогнул, словно ее прикосновение обожгло его, но не попятился. Она снова дотронулась до его лица, потом убрала руку и попыталась не обращать внимания на волнение и покалывание пальцев.

– Если ты не собираешься отращивать бороду, тебе надо побриться. Я могу отвезти тебя к парикмахеру, если хочешь.

– Я никуда не поеду.

– Может, вызвать его на дом?

– Нет. – Он взял солнцезащитные очки с прикроватной тумбочки, надел их и повернулся к Руби. Выражение его лица стало каменным. – А ты сама не хочешь меня побрить?

Щеки Руби снова залил румянец.

– Не представляю, чтобы ты разрешил мне подойти к тебе с бритвой. Кто знает, что может случиться?

Уголок его рта приподнялся в усмешке.

– Это точно.

От его язвительного тона по ее спине пробежала дрожь, и Руби повернулась к двери, прежде чем ей снова захотелось прикоснуться к Лукасу. Что с ней происходит? Разве у нее не осталось гордости, особенно после его оскорбления много лет назад? Ей нужно взять себя в руки. Меньше всего ей сейчас надо сильнее увлекаться мужчиной, который никогда не заинтересуется кем-то вроде нее.

Через несколько минут они сидели в столовой. Руби положила Лукасу запеканку и налила вина в его бокал.

– Приятного аппетита!

Лукас наклонился и понюхал пар, поднимающийся над его тарелкой.

– М-м-м, вкусно пахнет. – Его пальцы быстро нащупали столовые приборы. Он склонил голову набок, словно почувствовав, что Руби наблюдает за ним. – Что-то не так?

Она положила салфетку на колени и взяла столовые приборы.

– Наверное, трудно научиться есть, когда ничего не видишь.

– Я привыкаю к этому. – Он нахмурился. – Пару недель мне помогал очень хороший эрготерапевт.

– Должно быть, он здорово тебе помог.

– Она мать троих взрослых детей, и она безжалостна. – Он грустно усмехнулся. – Я сказал ей, что она сделала бы блестящую карьеру сержанта-инструктора.

– Ты непростой пациент.

Лукас посерьезнел и стал двигать еду по тарелке, задумчиво нахмурившись.

– Да.

– Почему ты вернулся сюда? – спросила Руби. – В последнее время ты здесь почти не бываешь. У меня сложилось впечатление, что тебе тут не нравится.

Он отложил вилку и взял бокал с вином.

– Здесь уединенное место. Пресса была бы в восторге, узнав о моем состоянии. Кроме того, тут я умею ориентироваться. Я все детство искал различные укрытия, чтобы спрятаться от родительских ссор. – Он отпил вина и поставил бокал на стол. – Я не считаю это жилище домом. Оно больше напоминало зону боевых действий.

– Но твои родители не всегда были несчастны. Я помню, как они были влюблены, и…

– Я сомневаюсь, что это была любовь, – цинично произнес он. – Они подпитывались страданиями друг друга. Они были счастливы, если делали друг друга несчастными. – Он покачал головой, будто по-прежнему не понимал отношения своих родителей. – Если такова любовь, мне она не нужна.

– Ты когда-нибудь влюблялся?

– Нет.

– Но ты встречался со столькими женщинами. Разве ни одна из них не увлекла тебя?

– Страсть – не любовь. – Он снова взял бокал с вином. – Я быстро расстаюсь с женщинами, поэтому у меня не возникает к ним чувств.

– А если кто-то из них влюбится в тебя?

– Я не собираюсь разбивать чьи-либо сердца. Я устанавливаю правила, и женщины принимают их. – Лукас сделал еще глоток вина. – А ты против случайных связей?

Она покраснела:

– У меня время от времени бывают романы.

– Но ты ни разу не влюблялась.

– Еще нет.

Конец ознакомительного фрагмента.