Приговор
Шрифт:
— Эй, — Пожилой надзиратель повернулся к Нихэю, надеясь получить поддержку, — что с этим типом будем делать?
Нихэй медленно спрятал в карман грязноватый носовой платок, которым вытирал губы, и что-то шепнул на ухо напарнику. Тот кивнул и направился к ведущей во внутренние помещения железной двери. Нихэй старался напустить на себя грозный вид, но по тому, как нервно он морщил лоб, было видно, что он растерян.
— А ты неплохо подкован в законах, — сказал он, глядя сверху вниз на малорослого Коно.
— Да нет, что вы. — Коно, словно черепаха, втянул голову в ворот свитера.
— И здорово разбираешься в инструкциях.
Коно стоял, сжав кулаки, и исподлобья злобно поглядывал на Нихэя.
— Ты же своими действиями нарушил правила поведения на спортплощадке, это совершенно очевидно. Следовательно, их можно рассматривать как нарушение дисциплины.
— Ну и ладно, как хотите, так и рассматривайте. — Коно обхватил правой рукой сжатую в кулак левую и стал вращать ею.
— Что значит «ладно»? Ты не считаешь, что вёл себя плохо?
— Я ничего такого не делал.
— Как же, не делал он! — В голосе Нихэя зазвучали гневные нотки, глаза — поставленные рядом два полумесяца — засверкали. Толстые губы изогнулись, обнажив кривые зубы. Нихэй всегда напоминал Такэо долговязого сыщика, арестовавшего его в Киото, сейчас он тоже невольно вспомнил его. — Хватит ерунду молоть! Ты ведь нарочно пихнул Андо прямо на меня. Я всё видел!
— Андо по собственной воле побежал к тебе, по собственной воде тебя поцеловал. Таково его свободное волеизъявление. Ясно? Ты мозгами-то пораскинь — лучше бы подумал, может ли человек поцеловать другого только потому, что его толкнули! — И Коно высунул голову из воротника.
— Да пошёл ты… — Пытаясь скрыть замешательство, Нихэй повернулся к Андо: — А ну подойди!
Андо выглянул из-за плеча Карасавы, как рак-отшельник из норки, и, почесав затылок, вышел вперёд.
— Ты зачем это сделал?
— Так он мне велел — поцелуй, говорит, начальника. Чистая правда, вы уж не серчайте. Начальник-то у нас гомик, говорит, вот и проверим!
— Да не говорил я ничего такого! — перебил его Коно.
— А вот говорил! Давай, говорит, поставим революционный опыт.
Некоторое время они препирались. Потом Андо неожиданно воскликнул:
— Ну, а если не ты это сказал, значит, Карасава! Точно, он.
Нихэй, опешив, выпучил глаза и уставился на Карасаву, который стоял в сторонке со скрещёнными на груди руками. Отношениям между двумя революционерами — Коно и Карасавой — придавалось большое значение с точки зрения поддержания общественного порядка.
— Карасава, пойди-ка сюда, — сиплой фистулой крикнул Нихэй.
Карасава медленно приблизился, и Нихэй, подавшись назад, бросил взгляд на пожилого надзирателя, словно взывая о помощи. Карасава и впрямь был крепкого сложения, вдвоём с Коно они запросто справились бы с Нихэем. Тут распахнулась дверь и появилось подкрепление. Шесть охранников во главе с начальником зоны Фудзии. Видимо, пожилому надзирателю удалось-таки потихоньку связаться с ним.
— Карасава, значит, это ты занимался подстрекательством? — Теперь голос Нихэя звучал вполне обычно, наверное, ему удалось взять себя в руки.
— Да, я, —
чётко ответил Карасава, демонстрируя послушание.— И зачем? Зачем ты подучил его это сделать?
— Для того, чтобы проверить, — ответил Карасава, блеснув глазами сквозь занавеску волос.
— То есть? — переспросил Нихэй, взглядом — ведь он был при исполнении — поприветствовав подошедшего Фудзии. — Что именно проверить?
— Вашу половую ориентацию. Вы человек молодой — и физически и духовно, — холостой, служите надзирателем, то есть являетесь представителем государственной власти низшего уровня. При этом вы, судя по всему, вполне довольны своим положением угнетателя. Нам представляется необходимым изучать половую ориентацию таких людей.
— Но для чего?
— Для того, чтобы удостовериться — даже в таких, как вы, ещё сохранилось что-то человеческое. Собранная нами предварительная информация говорит о том, что, когда вы смотрите на Андо, степень похотливости вашего взгляда весьма велика. Определив при помощи заигрываний Андо вашу половую ориентацию, мы получили бы весьма ценный для нашего революционного движения материал.
Нихэй переглянулся с Фудзии, словно говоря: «Вы видите? Этот тип способен любого довести до белого каления». Фудзии, прошептав: «Можно тебя на минуточку», отвёл Нихэя к краю площадки и там, судя по всему, потребовал от него полного отчёта о происшедшем. Тем временем Карасава беседовал с Коно, возможно разъясняя ему, какую тактику следует избрать для дальнейших действий. Остальных пятерых заключённых охранники, выстроившись боевой шеренгой, оттеснили к стене. Фудзии и Нихэй вернулись в центр площадки. Всё происходящее напоминало спектакль, какую-то заранее отрепетированную пьесу без слов.
— Прошу внимания! — громко сказал Фудзии. — По поводу скандальной истории, имевшей место сегодня, будет проведено соответствующее расследование. На самом деле правила предписывают немедленно препроводить всех в зону, но слишком уж хорошая сегодня погода, к тому же у вас осталась ещё половина времени на спортивные занятия, так что я предпочту заняться расследованием прямо здесь, на солнышке. — И повернувшись к Нихэю, Фудзии передал ему большую тетрадь. — Начнём с Тамэдзиро Фунамото. Ты главный зачинщик. Зачем ты полез на стену?
Тамэдзиро повозил рукой под набрюшником, словно вылавливая блоху, кусавшую его за живот.
— Ну я ведь уже говорил. Просто тренировался. Лазанье по стене — одно из необходимых упражнений, входящих в курс настоящей спортивной подготовки.
— Значит, ты признаёшь, что лазал на стену?
— А чего тут признавать, вы ведь и сами видели. Вы же были с той стороны, на соседней площадке. Ещё на меня так посмотрели — привет, мол.
— Значит, признаёшь. Твои действия расцениваются как неудавшаяся попытка побега, позже про этому делу будет проведено тщательное расследование.
— Ой, что вы, начальник, не надо. Какой же это побег? Да я просто пошутил, как вы не понимаете? Так, дурачился.
— Когда дурачишься, тоже надо знать меру! Пошутил он! — Фудзии отразил взглядом солнечный луч и даже не зажмурился. — Под побегом принято понимать удаление от надзирателя на расстояние, превышающее необходимое для реального воздействия на заключённого. С этой точки зрения твои действия подпадают под неудавшуюся попытку побега.
— Но это же чушь! Любому дураку ясно, что это натяжка!