Приговор

— Ты хотел о чём-то спросить? Говори, я слушаю.

— До-о-к… — выдавил из себя Боку, потом, ещё несколько раз сложив губы трубочкой, продолжил: — Я… чем болен?

— У тебя язва желудка. — И Тикаки рассказал, стараясь говорить подоходчивее, о результатах рентгеновского исследования, проведённого доктором Танигути. Боку слушал его, поджав губы, лицо его ничего не выражало.

— Я поправлюсь? А?

— Думаю, поправишься. Ничего страшного у тебя нет, надо просто пройти курс лечения… А теперь у меня к тебе вопрос. Ты почему отказывался разговаривать? И почему ты всё время плевал в потолок и в стены?

Боку не ответил. Костлявая рука сдёрнула одеяло, обнажив морщинистый, впалый живот, и стала поглаживать вокруг пупка.

— У тебя что, болит живот? — спросил Тикаки. — Или ты голоден? Наверное, голоден. Ведь тебя до сих пор кормят через трубку

Вдруг Боку засмеялся. Это был странный, клокочущий смех, переходящий в кашель.

— Язва? Это когда дырка в брюхе? Значит, если каждый день тереть вот здесь, где болит, можно протереть дырку?

— Прекрати! Что за дурацкие шутки!

— Я хочу умереть. Дайте мне умереть спокойно.

— Ладно. Значит, ты вызывал у себя рвоту потому, что хочешь умереть? Но я врач и занимаюсь тем, что спасаю людей от смерти. Ты можешь сколько угодно твердить, что хочешь умереть, а я всё равно стану тебя спасать. Ясно?

Боку продолжал смеяться. Потом, на этот раз по-настоящему, зашёлся кашлем.

— А я хочу вытошнить всё, что съел, и снова стать ребёнком. Ясно? Человек слишком много ест. И стареет. А я не хочу стареть. Вот и выбрасываю из себя всё, что съел, и становлюсь меньше, скоро стану совсем маленьким. Ясно теперь?

Выходит, он вызывал у себя рвоту для того, чтобы превратиться в младенца. Этот человек, который обстреливал всё вокруг рвотной массой, как из водяного пистолета, человек, с головы до ног покрытый блевотиной, мечтал превратиться в младенца.

— Так я не понял — что именно ты хочешь: умереть или стать ребёнком?

Боку перестал смеяться. Смех растворился в складках его лица.

— Доктор, вы вчера упали. Упали тут, в моей палате, и стали таким липким…

— Ты это помнишь? Значит, ты был в здравом уме и сознательно вызывал у себя рвоту?

— Это тогда вы поранили себе палец?

— Палец? Нет, не тогда. Я поранился потом, совсем в другом месте.

Тикаки посмотрел на запачканный гноем бинт. Отвлёкшись на разные дела, он успел забыть о боли, а теперь она снова вернулась, как будто взгляд Боку разбередил рану. Впрочем, на самом деле пораненный палец всё это время присутствовал в каком-то уголке его сознания и, как надсмотрщик, следил за всеми его действиями. Боль уже не была такой острой. Может, оттого, что Танигути вскрыл рану и выпустил оттуда гной, а может, подействовало болеутоляющее.

— Слушай-ка, Боку, — сказал Тикаки. Надо говорить по возможности задушевно, стараясь избегать нравоучительного тона. — Ты ведь и вправду болен. Я и раньше тебе говорил, что у тебя затемнение в области угла желудка, то есть во внутренней его части. Если ничего не делать, может возникнуть обширное кровотечение. Нужно лечиться. Поэтому…

— Это лечение нужно только вам.

— Что?

— Мне ничего не нужно. Надоело всё. Выпустите меня отсюда. Тогда я вылечусь,

— Если бы это было возможно…

— А это возможно. Вам достаточно написать заключение.

Тикаки остолбенел. В конечном счёте желание Боку совпадает с желанием начальника тюрьмы. И противоположно тому, к чему стремится он сам. Ведь он думал только о том, чтобы вылечить Боку. И как раз сейчас возникла надежда, что это вполне реально…

— Слушай, вчера тот доктор, что делал тебе рентген… Ну, в общем, он обнаружил у тебя язву желудка. И он говорит, что может тебя вылечить.

— Пусть не лезет, куда не просят, — пронзительно закричал Боку. У него был неприятный, визгливый голос, от которого звенело в ушах. — Знаете, что он со мной делал? Он меня мучил — связал, заставил глотать какую-то трубку. Это была пытка! Я таких докторов ненавижу!

— Но у него не было другого выхода. Иначе нельзя провести рентгеновское обследование. Зато теперь ясно, чем ты болен.

— Ну и что с того? Кому это надо? Никто его не просил. А, ну да, теперь мне всё понятно. Если это тот доктор сказал, что у меня, как её там, язва, это наверняка враньё. Он хотел меня запугать!

— Ну что с тобой делать! Никто не хотел тебя запугивать. Это медицинский факт. Ты болен.

— А кто меня до этого довёл? Вы, тот доктор, надзиратели… Да все! Все меня мучают, издеваются надо мной, вот я и заболел! Все вы сволочи! Все!

— Постой-ка…

— Да знаю я. Сейчас вы скажете, что не надо было сюда попадать. А кто меня до этого довёл? Из-за кого я должен красть? Ведь не украдёшь — с голоду подохнешь.

Боку резким движением руки отбросил одеяло и, приподнявшись, с неожиданным для столь истощённого человека проворством плюнул. Он попал точно в цель — клейкая масса пристала к щеке Тикаки. Он отскрёб её — это была зеленоватая мокрота.

— Что с тобой?

— Вали отсюда. Мне не нужны никакие докторишки.

— Послушай, давай ещё немного поговорим.

Боку снова резко вытянул губы трубочкой, целясь прямо в глаза Тикаки. Снова полетела мокрота. На этот раз Тикаки удалось увернуться. Боку пронзительно захохотал, упал навзничь и нацелился в потолок. На этот раз из него изверглась фонтаном настоящая рвотная масса желтоватого цвета. Потолок покрылся грязными потёками. Ну вот, опять за своё. Тикаки выскочил в коридор и несколько раз промыл лицо и руки карболкой. Надзиратель Ямадзаки озабоченно поглядывал на него со своего поста. Не желая, чтобы он вмешивался, Тикаки быстро вошёл в следующую палату.

— Ну наконец-то, доктор, — сказал Ота, не поднимая головы. Перед ним на тумбочке были разложены тетради, и он быстро водил пером по дешёвой, грубой бумаге. «Рапорт» (Черновик). Тикаки сделал ему знак, чтобы продолжал, и, вытащив блокнот, стал подробно записывать наблюдения о состоянии Боку. «Признаки кататонического синдрома на фоне помраченности сознания, наблюдавшиеся до вчерашнего дня, исчезли. Склонность к ипохондрии, сосредоточенность на своей болезни. Негативизм, агрессия. Частичная амнезия. Рвота прекратилась, но во время осмотра впал в возбуждённое состояние, и как следствие — рецидив». Вдруг он заметил, что Ота украдкой заглядывает в его блокнот.