Приказ: дойти до Амазонки

Аппаратура передавала в эфир требуемый сигнал, дозорные тревожно вслушивались в вечные шумы джунглей, медик занимался ранеными, а капитан Митчелл раздумывал над превратностями судьбы и пытался прикинуть, что его ждет по возвращении: трибунал или отставка?

Анхелю и его людям повезло больше. Им не пришлось вступать в перестрелку с правительственными войсками. Вернее, они постарались ее избежать. Довольно быстро добравшись до реки, предводитель заставил подчиненных искать плавсредства. Спустя несколько часов один из бандитов (а как их еще называть?) доложил, что неподалеку имеется деревенька и в ней, кажется, есть лодки. Сообщение порадовало Анхеля, который был уже на грани взрыва от ярости. Черт побери, время уходит и те, за кем он гнался, уходят вместе со временем все дальше! Отряд поднялся и почти побежал в сторону деревни.

Да, лодки там имелись и две даже с моторами. Бандиты деловито направились прямо к пристани. О том, чтобы нанять или просто попросить эти утлые челны, никто даже не подумал. Вот еще, платить деньги каким-то крестьянам! Пусть будут счастливы, что остались живы! Пришельцы не сомневались: никто не окажет никакого сопротивления вооруженным чужакам.

И они ошиблись. Едва люди стали отвязывать те лодки, у которых были моторы, со стороны хижин раздалось несколько выстрелов, причем если первые были предупредительными, над головами, то потом стрелявшие перенесли огонь пониже, и один из бандитов рухнул в воду молча, а второй, завопив, покатился по настилу.

Этого Анхель стерпеть не мог и приказал своим людям уничтожить деревню! Схватка закончилась через полчаса. Все немногочисленные жители несчастного поселения были убиты, а хижины их ярко пылали. По единственной улочке метались перепуганные куры и поросята. В другое время бандиты не преминули бы развлечься отстрелом живности, но сейчас для этого у них не было времени. Главарь торопил, щедро раздавая пинки.

Убитого вылавливать не стали, раненого перевязали, с трудом уместились в лодках, запустили моторы и отчалили. С собой прихватили несколько канистр с горючим, поскольку не знали, как долго придется плыть.

Атаучи трясло так, что один из бандитов треснул его прикладом по спине, чтобы не раскачивал лодку. В голове у бедного кечуа после увиденной жестокой расправы мыслей не осталось вовсе. Он мог лишь неопределенно мычать и мелко кивать, когда ему задавали какой-нибудь вопрос. Он понимал, что такое поведение может быстро привести к гибели — зачем бандитам полоумный? Но ничего не мог с собой поделать.

Это, как ни странно, спасло жизнь и ему, и бандитам. Анхель спросил, есть ли впереди еще деревни, индеец закивал, и караван из двух лодок стал продвигаться вперед осторожнее. Из-за мыса, сквозь листву Анхель разглядел два катера с пулеметами у причала, а затем все услышали отдаленную стрельбу. Бандиты поняли, что сейчас они деревню беспрепятственно миновать не смогут. Можно было высадиться на другом берегу и продолжить погоню пешком, но не бросать же лодки, полученные такой ценой? Да и сплавляться по воде лучше, чем топать по джунглям. Решено было ждать ночи, чтобы потихоньку просочиться мимо этой деревни, а потом уже, отплыв подальше, вновь включить двигатели.

А их враги в это время были заняты серьезным делом — они снимали фильм! Помощник главного оператора «Зеленого ада», которого выделил Серж, оказался парнем смышленым. Евгений, объяснив ему, что требуется снимать, а попутно, в соответствии с легендой сообщив, что основное нужно будет «брать» с борта парохода во время дальнейшего плавания (фильм-то о реке, а не об одном участке джунглей, так?), теперь с важным видом, держа в руке листки с набросанным Леней сценарием, расхаживал в окрестностях лагеря киногруппы и подыскивал наиболее живописные места для будущей работы. Вот сценарий никому из американцев в руки давать было нельзя. Шишов написал его по-английски, но с таким количеством ошибок, что Миронов, проглядев «творение», сперва схватился за голову. А потом решил, что всегда сможет заявить, что план фильма является коммерческой тайной и на этом основании чужие глаза не должны в него заглядывать. Ничего, пусть буржуины пооблизываются!

Остальные бойцы бодро несли службу, то есть продолжали охранять съемочную площадку. Поскольку «подготовительный период» еще не закончился, их физическая сила пока не требовалась.

За этими занятиями Евгений изредка обращал внимание на то, что происходило на берегу. Там действие шло полным ходом. На песке выложили рельсы, по которым тележку с камерой толкал специальный человек. Герой с героиней прогуливались вдоль воды и, судя по всему, о чем-то увлеченно беседовали. Режиссер сидел в сторонке и покрикивал на них в мегафон. Остальная группа расположилась полукругом и с жадным интересом смотрела на происходящее. Могло показаться, что эти люди, как и Миронов, впервые попали на настоящие киносъемки. Изредка камера отъезжала назад, актеры возвращались на исходные позиции, перед камерой возникала девица, что-то бормотала, щелкала «хлопушкой», и действие возобновлялось. «Дубли снимают», — понял Евгений, не понимая главного: на какой хрен по несколько раз запечатлевать на пленку одно и то же? На его взгляд, мисс Баркли и второй актер, как его, Руфус Трули, делали в каждом новом дубле все то же самое, что и в предыдущем. А звука, пригодного для фильма, здесь все равно добиться было нельзя, его наверняка потом запишут отдельно, в студии. Но Лазарофф — главный режиссер, ему виднее. Пусть хоть до вечера провозится. Лучше бы, конечно, все снимать с первого раза и побыстрее отсюда валить, пока не нагрянул кто-нибудь вооруженный до зубов и с плохими намерениями. Миронов понимал, что они все же слишком «пошумели» на маршруте, что выпал им на этот раз. Сожженная лаборатория, мины-ловушки, «нейтрализованные» часовые, банда Балу… Ему было непонятно другое. Почему за ними устроили такую охоту? В Ла-Пасе они не могли проколоться, там их вообще почти никто не видел. Ну, угнали какие-то чудики «Цессну», так что, из-за этого поднимать в воздух боевой самолет с задачей непременно сбить угнанную машину? И американцы тут при чем? Не было у него ответов на такие вопросы. Это Евгений еще не знал, что за ним, кроме американцев, гонится Анхель со своими головорезами. А то вообще бы расстроился.

Сцену на берегу наконец сняли. Теперь можно было подойти к Сидни, пока рабочие разбирали рельсы, а актеры, укрывшись в палатках, отдыхали и приводили себя в порядок.

— Закончили на сегодня, господин творец? — шутливым тоном обратился Миронов к режиссеру.

Тот поднял голову от сценария.

— А, это вы, Джек! Куда там — закончили! Пока солнце стоит высоко, можно еще поснимать. Мы тут, неподалеку, присмотрели чудную полянку, очень подходящую. Сейчас перебазируемся туда и продолжим.

— Тяжелый у вас труд, — посочувствовал Евгений.

— Хлеб в кино дается очень большим потом! — назидательно поднял палец Лазарофф. — Учтите это, если соберетесь перебираться из документалистики в наш огород.

— Избави бог! — рассмеялся «Джек Уилсон». — Я уж как-нибудь перебьюсь без высокого искусства.

— Все мы так говорим, — философски вздохнул режиссер. — Я ведь вам уже рассказывал, что когда-то тоже снимал документальные фильмы. И неплохо получалось, честное слово! Но потом что-то произошло, как русские говорят «взыграло ретивое», и вот я в художественном кино. «Оскаров» пока не получал, даже номинаций не было. Но вы заметили — я сказал «пока»! — Он вновь поднял вверх указательный палец. — Все мы начинаем с малого, с каких-то проходных фильмов, вроде этого «Зеленого ада». А потом уже и за серьезное беремся. Вот, к примеру, мой приятель Мел Гибсон. Австралиец, актеришка так себе. Но какой у него потенциал! Сразу чувствуется! Сейчас у него так себе роли, но все знают — и он в первую очередь — приближается что-то очень серьезное. Пока наберет вес, как актер. Но уже задумывается (это он мне за бутылкой как-то сказал) о режиссуре. И знаете, что хочет снять? Историю Христа! Причем все актеры будут говорить на древнееврейском и муки сына Божьего он покажет во всей их красе!

— Муки — в красе? — не понял Евгений. — Как это может быть?

— Не знаю, не знаю, — отмахнулся Лазарофф. — Ему виднее. Скорее всего, будет полный натурализм, так, чтобы люди в зале в обморок от ужаса падали.

— Сомнительная идея, — покачал головой Миронов. — Я считаю, что зрители приходят в кинотеатр, чтобы отдохнуть душой от тягот жизни. А если им и там будут показывать муки и страдания, то кто же тогда пойдет в кино?

— Не скажите, не скажите! У русских вот, например, есть такой режиссер — Тарковский. Я видел один его фильм, кажется, «Андрей Рублев» называется, про старинного художника. Так там в кадре живую корову поджигают, и она бежит, пылая. Жуткое зрелище, до глубины души пробирает! А вы говорите — отдыхать. Человека нужно заставлять сопереживать вместе с режиссером и актерами.

Забавный дядька был этот Сидни Лазарофф, потомок каких-то русских Лазаревых. И ведь, собака, даже кое-что из языка предков знал. По крайней мере «взыграло ретивое» сказал, хоть и коверкая слова, но по-русски. Надо с ним осторожнее, не дай бог, кто-нибудь из парней вставит русское словцо в свою английско-ирландскую речь. Хлопот потом не оберешься…

— Я не видел этого фильма, — сказал Евгений и не соврал. У него случалось не так уж много свободного времени, когда он был в Москве. А, по слухам, фильмы Тарковского крутили редко и в маленьких кинотеатрах на окраинах. Миронов не был таким уж завзятым киноманом и предпочитал картины не с философским содержанием и глубоким смыслом, а что-нибудь попроще: комедии или шпионские со стрельбой и погонями. На комедиях он просто смеялся, а на приключенческих автоматически отмечал ляпы авторов и дивился несуразности происходящего на экране. Неужели так трудно было посоветоваться со знающими людьми, прежде чем браться за постановку? И ведь в титрах всегда стояли фамилии консультантов, вымышленные или настоящие, каких-то полковников и генералов. Он подозревал, что консультанты вместе со своими фамилиями или были высосаны режиссером из пальца, или если эти консультанты реально существовали, то, получая, наверное, немалые деньги за свои советы, просто дурачили киногруппы, потихоньку хихикая в сторону.

— У нас, в Ирландии, русские фильмы совсем не показывают. Нет, неправда. Был когда-то один, «Война и мир» назывался. Большая картина, почти как голливудская, много скачут на лошадях и стреляют.

Сидни посмотрел на него укоризненно.

— Джек, вы когда-нибудь слышали о таком писателе — Лео Толстом?

— Ну, что-то в школе говорили. Он русский?

— Русский, русский. Между прочим — великий писатель. И «Война и мир» — его роман. Попадется — обязательно прочтите!

— Он и сейчас что-то пишет? — с невинным видом спросил Миронов. В душе он не то чтобы смеялся, прямо ржал как лошадь.