Приказа не будет

Когда Штефырца вернулся в кафе, Миронова он там не нашел. Увидел он его на той самой веранде, где прежде сидели оба «хвоста». Теперь остался один, и с ним беседовал о чем-то бывший командир группы СОБ. Со стороны это действительно выглядело как дружеская беседа, «хвост» даже пытался улыбаться, но улыбка его была похожа на болезненный оскал, и сам он выглядел очень бледным. Видимо, Миронов для начала приложил немного физического воздействия на организм этого шпика – в целях приведения к покорности. А потом уже начал разговор.

Штефырца забрал обе кружки, свою и командирскую, кинул буфетчику полтинник, в двух словах объяснив, что временно они перебазируются во-от туда, там приятель объявился. Но посуду обязательно вернут. И подсел с другой стороны болезненно морщившегося «хвоста».

– Ну, как дела? – деловито осведомился он, в упор разглядывая того, кто таскался за ними вот уже второй день. Кивнул Миронову, мол, с другим все в порядке.

– Не хочет гражданин рассказывать, кто его послал и зачем, – сообщил Евгений, отхлебывая из кружки. – Молодец, что пиво принес, а то у меня от этих разговоров в горле пересыхать начало.

– А нам нужны его откровения? – задал риторический вопрос Мишка. – Мы ведь и так все знаем. И кто послал, и кто у них за старшего. Кстати, где это он, почему подчиненных не бежит спасать? Так я о чем? Зачем к человеку приставать, коли ничего нового он сообщить не может? Сейчас посидим чуток да и пойдем. А он здесь останется. Навсегда. Как и его товарищ там, в кустах.

У шпика затряслись губы. Штефырца говорил равнодушно, спокойно, но от его тона действительно, как выражаются классики, «веяло могилой». Этот хитроумный молдаванин, когда хотел, мог такого страха нагнать на человека, что у того порой и штаны мокрыми становились. Хотя в обычной жизни был Мишка человеком мирным и незлобивым.

Чтобы унять дрожь пальцев, «хвост» ухватился за край стола и выдавил:

– Что вы хотите знать?

– О, заговорил! – обрадовался Штефырца. – А я уж думал, что нам немой попался.

– Да нет, до твоего прихода он пытался хорохориться, утверждал, что они с другом отдохнуть сюда заглянули, – сказал Миронов. – Пришлось вразумить немного, чтобы врал, да не завирался.

И, обращаясь к пленнику, заботливо спросил:

– Ну что, болезный, полегче стало? Говорить можешь? Глядишь, в живых оставим.

Тот кивнул, все еще прижимая руки к животу.

– Отлично! – повеселел и Евгений. – Давай-ка пропой нам свою арию, подтверди наши подозрения. Мы хоть и знаем все, но в некоторых деталях сомневаемся.

И шпик «запел, как по нотам». В одном месте, правда, попытался соврать, но Штефырца был начеку и легонечко прищемил ему некую чувствительную точку на руке. Возникший было вой заглушил, прижав ладонь к губам корчившегося от боли человека.

– А не ври, милок, не в твоих это интересах.

В общем-то, практически ничего нового «хвост» не сообщил. Все основное днем раньше рассказал его непосредственный начальник, капитан Мурашов. Но были и кое-какие детали, которые заставили Евгения и Мишку задуматься. Что-то капитан не договаривал. Причем не только им, но и своим подчиненным. Чувствовалась отсутствующая деталька в этом конструкторе. Надо будет при личной встрече Мурашова прижать…

Пиво они допили, шпика выжали досуха. Пора было уходить. Прощаясь, Мишка сказал:

– Начальству своему передай, чтобы прекратили эти идиотские игры со слежкой. Плохо они кончатся. А тебя персонально предупреждаю: еще раз мне на глаза попадешься – пеняй на себя, ни начальство, ни семья тебя уже не дождутся. И плевать мне на то, что ты не можешь не подчиняться приказам! Тебе что важнее: расположение начальства или жизнь? Смотри, тебе выбирать…

И, уходя, добавил:

– Дружка своего забери, он там, в кустах, валяется. Через полчасика в себя придет.

Какое-то время они шли молча, потом Штефырца спросил:

– Командир, мне одному показалось, что капитан тот чего-то нам не договаривал?

– Не одному, – кивнул Миронов. – Ничего, встретимся – потрясем. А пока… Мишка, как ты думаешь, не пора ли нам пообедать?

– Да я давно уже к урчанию в своем животе прислушиваюсь! Куда пойдем?

– Даже не знаю… Может, в тот подвальчик, что нам Мурашов показал? По-моему, готовят там вполне прилично. Заодно в тишине и досье просмотрю.

– Принимается! – с энтузиазмом откликнулся Штефырца. Видимо, вправду есть хотел. Мишка никогда не «делал из еды культа», не то что Толик-Портос, мог довольствоваться малым, и даже длительное время. Были случаи, когда во время очередной операции съестного просто не имелось и приходилось голодать несколько суток, довольствуясь только водой из фляжки. И ничего, Мишка не жаловался. Справедливости ради надо сказать, что никто в группе не жаловался, включая и Толика Монастырева. Он только худел быстрее всех.

Кабачок был открыт и, хотя время стояло обеденное, не заполнен и наполовину. Им достался уютный столик в самом дальнем конце зала с низким потолком. Официантка, миленькая девушка с почему-то очень сонным лицом, принесла меню и ушла, еле волоча ноги. Создавалось впечатление, что она пару суток не спала. Впрочем, может быть, так и было. Кто их знает, молодых?

– Тут раньше купеческие подвалы были, тянулись вдоль всего проспекта под домами, – сообщил Штефырце Миронов. – А потом чего только из них ни делали. И пивные, и закусочные, и просто магазинчики галантерейные. Один даже под секс-шоп приспособили.

– Ну, этот погребок – не самое худшее применение купеческому подвалу, – одобрил Мишка. – Одно плохо – второго выхода нет на всякий случай.

– Думаю, есть. Ведь продукты должны через какую-нибудь дверь загружать?

– И то верно…

Тут «спящая красавица» соблаговолила подойти и поинтересоваться, что именно хотят граждане. Поскольку Штефырца, учуяв вкусные запахи, плывущие с кухни, шумно сглатывал слюну, Евгений решил не мелочиться. Заказал два харчо, большую сковороду селянки, кувшин пива и зелени всякой.

Мишка разочарованно вздохнул.

– Ну, что это за еда? На один зуб!

Миронов усмехнулся:

– Погоди, ты еще не видел размеров местных блюд.

И действительно, то, что с трудом принесла официантка, едва уместилось на столике. Тарелки с харчо были такими большими, что есть из них нужно было, наверное, не ложками, а совковыми лопатами. Сковорода с селянкой имела размеры чуть меньше тележного колеса. Кувшин оказался вместимостью литров в пять, зелени же разнообразной, как это принято на Кавказе, навалили очень приличную горку.