Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)

К судейскому столу приближается стройная блондинка. Серые выразительные глаза в упор смотрят на судью.

Взгляд адвоката машинально задерживается на недурных ножках молодой женщины.

«Волнуется», — отмечает про себя прокурор, глядя на свидетельницу. — Даже руки дрожат. Наверно, первый раз в суде».

Свидетельницу предупреждают, что за ложные показания она несет уголовную ответственность по такой-то статье кодекса. Затем председатель приступает к допросу.

— Вы работаете в поликлинике?

— Да, я районный врач.

— И на месте преступления оказались первой. Расскажите, пожалуйста, как это было.

Тук-тук, тук-тук. Постукивают каблучки по асфальту. Раз-два, прыг-скок. Майга скачет на одной ноге по нарисованным мелом клеткам на тротуаре. На лице детская улыбка, озорные огоньки в глазах. Хорошо бы теперь перелезть через этот обветшалый длиннющий забор. И на другой стороне написать мелом: «Айя + Янка = дураки».

Да где уж там… Юбка узка, пальто слишком длинно. И прочие препятствия. Майга перескакивает еще в один «класс» и затем продолжает свой путь по пустынной улочке.

Тут, на окраине города, осень может показать, на что она горазда. Куда ни глянь, покрытые багрянцем и позолотой деревья. Прохладный ветерок закрутил на мостовой хоровод кленовых листьев. А когда ему это надоедает, норовит забраться Майге за ворот и растрепать волосы.

Закутавшееся в темные тучи солнце одним глазом еще косится на землю. На оконце второго этажа деревянного дома вспыхивает отблеск скупого луча;

«Как там себя чувствует Лоренц…» — вспоминает вдруг участковый врач о своей пожилой пациентке, проходя мимо ее дома.

Лоренц бывала у нее обыкновенно по средам. Но вот уже третью неделю старушки не видно. Не слегла ли?.. Сердце-то неважное. Женщина она одинокая, а соседи, по ее словам, — сущие изверги.

Майга останавливается, что-то прикидывает в уме, затем отворяет калитку и пересекает двор.

В сенцах темновато. Майга, придерживаясь за шаткие перила, осторожно поднимается на второй этаж. В нос Назойливо лезет запах кислых щей.

— Это вы, доктор? — на верхней площадке из двери высовывается разлохмаченная женская голова — К кому же, у нас вроде бы все здоровы.

Женщина выходит навстречу, вытирая руки о передник.

Страуткалн невольно хмурится. Ее всякий раз передергивало от отвращения в неприбранном жилище Геновевы Щепис, да и сама хозяйка, всегда растрепанная и неряшливая, не вызывала ни малейшей симпатии.

— Я пришла к вашей соседке. Как она себя чувствует?

— Старуха-то? — скривилась Геновева. — Что ей сделается? Такая сама кого угодно до кондрашки доведет. Настоящий антихрист. Слава богу, в последние дни не видать ее.

Страуткалн охватило дурное предчувствие. Наверное, серьезно захворала? Она подошла к двери, громко постучала, но Лоренц не отозвалась.

«Куда-нибудь вышла? — подумалось Майге. — Соседи могли не заметить, когда старушка ушла. Может, в деревню уехала?»

Страуткалн наклонилась и глянула в замочную скважину…

— Дворника! Скорей за дворником! — крикнула она Геновеве.

Дворник прибежал вместе с сержантом милиции. Взломали дверь. Посреди комнаты, опрокинутый стул, на полу кровь и осколки разбитой вазы. Стены тоже забрызганы кровью. Тело Алиды Лоренц лежало на кровати. Оно было прикрыто одеялом и подушками.

Старуха была мертва.

4

Комната для свидетелей, уютом не отличалась: голые стены, узкое окно и старомодные стулья на высоких ножках.

Геновева Щепис уселась в самом углу и оттуда опасливо поглядывала. Хоть бы не очень донимали расспросами.

С того раза, когда ее задержали на Центральном рынке, Геновева избегала встреч с представителями власти и при виде милиционера переходила на другую сторону улицы.

Это произошло в прошлом году летом, ближе к осени. Геновева прохаживалась вдоль рядов колхозных грузовиков, стоявших почти вплотную друг к другу, как в гараже.

— Не надо ли хорошую кофточку? — шепотом предложила она свой товар краснощекой пышке, бойко торговавшей яблоками прямо из кузова машины.

— Покажи!

Геновева, воровато оглядевшись, достала из сумки синий шерстяной джемпер.

— Не пойдет, — отвергла ее товар колхозница. — Вот если б красный…

— Есть и красный.

Но Геновева не успела вынуть красную кофту. Кто-то прикоснулся к ее плечу.

— Пройдемте, гражданочка, в отделение! — мужчина в штатском сказал негромко, но твердо.

К счастью, тогда Юзику был всего только год. Не то пришлось бы, наверно, худо.

И вот опять…

Сначала вызывали в милицию. Раз, другой. Заставляли ждать, обдумывать, вспоминать. Потом таскали в прокуратуру. Теперь торчи тут, в суде. Боже милостивый, чем все это кончится!

Геновева погрузилась в невеселые раздумья и даже не услышала, когда ее вызвали в зал суда.

— Свидетель Геновева Щепис! — председатель заглянул в толстый том. — Вы жили по соседству с покойной Лоренц. Что вы можете сообщить по существу этого дела?

Геновева подозрительно посмотрела на председателя.

— Какого дела? Про дела ничего не знаю. У меня никаких дел с ней не было. Не дай бог!

В последних рядах раздались смешки. Председатель с укоризной взглянул на студентов и опять обратился к свидетельнице.

— Что вам известно об Алиде Лоренц?

— Ничего про нее не знаю, — Геновева малость осмелела. — У такой разве чего узнаешь? Пряталась как хорек в своей норе. И комнату всегда на ключ запирала. Сколько лет живем бок о бок, а хоть бы раз к себе впустила. Ни разу.

— Ее посещали родственники или друзья?

— Ах, святые угодники! Да она ни единой живой души к себе не пускала. Одну только докторицу. Еще если кто из домоуправления насчет ремонта или по какому другому делу, и то разговор вела через щелку, дверь на цепочке держала.

Геновева шумно высморкалась.

— Сквалыга распоследняя. За копейку готова была удавиться. А уж с каким скандалом за свет платила — не приведи бог. Один раз через нее у всего дома электричество отрезали. Зато для себя ничего бывало не пожалеет. Всегда у нее за щекой конфета.