Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)
Шрифт:
— Процессуальный закон должен соблюдаться. У обвиняемого должно быть время для подготовки защиты.
— Ну конечно, чтобы он успел сочинить разные небылицы, а свидетели — все позабыть. Нет, друзья мои, следователя необходимо освободить от мелких уголовных дел. И тогда будет больше возможности заниматься серьезными, сложными преступлениями. И тогда твой Озоллапа не будет дрожать над каждой санкцией, как участковый инспектор Езупан. Тот боялся даже составить протокол на преступление — не дай бог не удастся раскрыть, тогда ведь можно сесть в галошу.
— Езупан?
—
— Ладно, будет философствовать, — прервал Дзенис очередную импровизацию капитана Соколовского. — Есть серьезный разговор. Наш Озоллапа далеко не такая бестолочь, каким ты его изображаешь. Приговор по делу Саукум он опротестовал. Верховный суд его отменил. Надо приступать к новому следствию. Дело поручено Трубеку. Я буду ему помогать, а тебе предстоит ряд оперативных заданий. Сам понимаешь, история запутанная, придется поработать по-настоящему.
— Короче, Роберт. Давай выкладывай, что надо сделать.
Дзенис вынул из кармана записную книжку.
— Всплыли некоторые интересные обстоятельства. Мы с Трубеком заходили к Геновеве Щепис. Кстати, она теперь занимает обе комнаты.
— Значит, смерть Лоренц была для нее выгодна.
— Выходит, что так, — согласился Дзенис. — Затем: на наружном подоконнике мы обнаружили шерстяные нити. Отыскали портниху, у которой Лоренц иногда шила, нашелся и лоскуток от ее заказа. Заключение экспертизы установило: найденные нити вырваны из пропавшего зимнего пальто.
— Одним словом, твоя версия подтверждается: вещи брошены через окно.
— И третье. Казимир Щепис весь октябрь находился в командировке. Его жена утверждает, что Казимир за это время ни разу не был дома. А дворничиха в ночь убийства, когда наверху кричали, видала в переулке машину Щеписа. Наконец, последнее и самое главное: Казимир Щепис, как и Зента Саукум, после смерти Лоренц сразу подался в Норильск. Два человека из одного дома одновременно уезжают в Норильск. Не слишком ли странное совпадение?
— Ого, брат, тут не то что ниточка, за которую можно потянуть, а настоящий канат, — потер руки капитан Соколовский.
— Вот и хочу тебе всучить конец этого каната.
На столе зазвонил телефон. Капитан взял трубку.
—
Уголовный розыск, — отозвался он. — Слушаю, товарищ подполковник… Где вы сказали, на Рупниэцибас?.. Так, так, похоже, работа Рыжего Джумбо… Есть, сейчас выезжаю.Соколовский положил трубку и снял со спинки стула китель.
— Приемное время окончено. Будь здоров, Роберт! Если что нащупаю, сразу же дам знать.
С самого утра лил теплый весенний дождь. К полудню он перешел в мелкую изморось, и теперь улицы были окутаны настоящим лондонским туманом. Оконные стекла от него запотели. Комната напоминала каюту корабля», плывущего в туманном море.
Адвокат Робежниек стоял у окна и вглядывался в серую муть. Рабочий день был окончен. Приемная юридической консультации опустела, коллеги разошлись по домам.
Телефонный звонок дерзко разорвал тишину кабинета. Хотя Робежниек и ждал его, он все равно вздрогнул.
«Нервишки у вас пошаливают, молодой человек!» — мысленно укорил себя адвокат и взял трубку.
— Алло! Да, это я… Конечно, могу. К вам? Хорошо, еду.
Десятью минутами позже адвокат уже поднимался на верхний этаж одного из домов в конце улицы Горького. Дверь открыла сама Майга Страуткалн.
— Входите, пожалуйста.
— Ого, трехкомнатная квартира на двоих?! — удивился Робежниек. — Вот это я понимаю.
— Это отец мужа оставил нам.
— Щедрый у вас тесть.
— Возможно, слышали об академике Страуткалне?
— Еще бы! Только не знал, что он ваш родственник.
— Два года назад, когда у Эдвина умерла мать, тесть ни за что не захотел тут оставаться. Купил себе домик в Пабажах, у самого моря, и поселился там. Городскую квартиру оставил Эдвину. Мне пришлось только обставить ее по-своему.
Робежниек переступил порог комнаты и остановился. Все тут говорило о недурном вкусе хозяйки и ее любви к уюту. Оранжевые шторы на окнах гармонировали с корешками книг на полках, торшер с двумя абажурами, торчавшими в разные стороны, как тюльпаны, ажурный столик для кофе и еще многие мелочи.
— Вы одна дома?
— Муж уехал на рыбную ловлю. Приедет поздно или даже под утро.
— В рабочий день?
Майга развела руками.
— Я в этом не разбираюсь. Эдвин утверждает, что только в будни бывает хороший клев. По субботам и воскресеньям ему не везет. Понаедут, говорит, разные пьянчуги на реку, горланят, не столько удят рыбу, сколько ее распугивают.
— А как же служба?
— Он часто берет работу на дом и тогда может по нескольку дней не появляться в своем институте.
— И каковы же у него успехи? — продолжал интересоваться Робежниек. — Я имею в виду рыбную ловлю.
Хозяйка открыла дверцу буфета и вопросительно посмотрела на гостя.
— Вино или коньяк?
— Если не возражаете — коньяк.
Майга Страуткалн налила рюмку коньяку адвокату, немного вина себе.
— Меня никогда не интересовали уловы Эдвина, — сказала она равнодушно. — Рыбу он отдает нашему дворнику. Тот присматривает за машиной.
— И вас не волнует увлечение супруга рыболовством?