Приключения 1989
Шрифт:
— Чем я могу тебе помочь? — Я видел, что он думает, как лучше вытащить эту проклятую кабину.
— Найдите мне ещё один трос потолще и оставьте кого-нибудь на развилке. Я слезу с трейлера, но он пусть идет за мной на всякий случай.
— Возьми их с собой, — я кивнул на солдат на заднем сиденье, — они теперь подошвами помнят дорогу.
— Одного к себе, — согласился Ибрагим, — а другого в трейлер.
— Я оставлю на развилке одну машину, отведу дивизион и вернусь. Мы должны будем встретиться с тобой здесь.
Ибрагим поглядел на часы.
— Часа в два. Все зависит от этой кабины.
— Может быть, попытаться затащить её на трейлер?
— Бесполезно. Бульдозером я приволоку
— Ну, давай, — я протянул ему руку.
Ибрагим вылез из кабины, проскочил желтую полоску света и исчез в темноте. Перекликаясь, сигналя светом боковых прожекторов, дивизион выстраивался на шоссе перед тем как снова ползти к цели.
Час за часом в эти сутки мир вокруг меня постепенно, но неуклонно сужался. Исчез большой город, и в нем мирно спала, посапывая во сне, Ольга, шепталась потихоньку с Ликой Наташа, гадая, где мы сейчас. Титов храпел на своей походной койке, умаявшись за день, а Сами читал что-нибудь, сидя в кабинете с закрытыми ставнями и уютно горевшей настольной лампой под штатским красным абажуром.
Большому городу буря не страшна. Его не отрежешь от Вселенной, тугие стропы телеграфных кабелей и невидимые точки-тире морзянок прочно соединяют их, создавая ощущение единства.
Мой нынешний, сегодняшний мир сузился до какого-нибудь десятка квадратных километров, превратившись в карликовое государство вроде Сан-Марино. Правда, в этом мире было всё, что нужно человеку, — поставленная ему задача, которую необходимо выполнить во что бы то ни стало, и друзья, которые расшибутся в лепешку, но помогут тебе.
На въезде на позицию, поставив в ряд пяток машин с зажженными фарами, меня дожидался — кто бы мог подумать! — Сергей.
— Как ты тут оказался? Где Фикри? Не тяни, выкладывай!
— Видишь ли, позиция-то ключевая, — Сергей не стал тянуть с ответом и сказал, по его мнению, главное, — операция начнется завтра. Этого вам в бригаду, конечно, не передали, а то бы Титов сам поехал.
— Да что с Фикри? — Я уже кричал.
— В порядке твой Фикри. Маленько, правда, зацепило, но легко, в руку.
— Значит, он их нашел?
— Их он взял. Четверых. Одного, главного, живым.
— Холеный такой, с усами?
— Да.
— Абу Султан! — Вот тебе и малыш Фикри: «Я сам их возьму, вот увидишь».
— Ты смотри, — удивился Сергей, — а я его и не узнал. Не думал, что у него пороху хватит вот так, самому, с оружием…
— Ну пойдем скорей к Фикри, — я потянул Сергея за рукав.
— Ты иди вот в этот блиндаж, а я сейчас подойду.
Часовой с автоматом отступил в сторону, освобождая проход. В блиндаже было полутемно, керосиновая лампа горела вполнакала. Я хотел обнять Фикри, но вовремя остановился: плечо и рука были обмотаны бинтами. Мальчишеское лицо посерело, глаза черными угольками вспыхивали за толстыми стеклами очков.
— Как ты, Фикри?
— Хорошо, — он повернулся и посмотрел в дальний угол блиндажа.
Только теперь, когда глаза привыкли к темноте, я разглядел там полную фигуру Абу Султана.
— Ага, вы тоже здесь, — выдавил из себя Абу Султан.
Я не ответил. Видно, не так уж их и много, раз самому пришлось взяться за автомат.
— Тебе бы надо в город, Фикри, — я почувствовал, что он с трудом держится на ногах, и помог ему сесть.
— Попозже. Ты всех привел?
— Застряла кабина. Её вытягивают. Я сейчас поеду обратно.
— А остальные?
— Остальные можно ставить.
— Значит, всё в порядке. Ну, иди. До встречи.
Я пожал холодную руку Фикри и вышел.
— Когда ты вернешься? — спросил Сергей.
— Думаю, часов в пять, закатим кабину и баста. — Два раза пройденная дорога уже не казалась мне
страшной.20 ДЕКАБРЯ
Самолет улетал в воскресенье, и в глубине души мы завидовали Ольге и Лике. Несколько часов — и они в Москве, дома, там, где сейчас идет снег и все готовятся встречать Новый год. Стоило на минуту задуматься об этом, и голова начинала кружиться от соблазнительных запахов: чистого, терпкого — морозного воздуха; тонкого, целебного — свежей хвои; уютного, давно слежавшегося — елочных игрушек, когда открываешь ящик.
Оленька, конечно, не понимала, что улетает. Она поймет это только тогда, когда окажется в объятиях бабушек и тетушек, а сейчас суета и многолюдье в доме представлялись ей праздником, вроде дня рождения, а может, репетицией встречи Нового года.
В городе и в самом деле чувствовалось приближение праздника. Заканчивался Рамадан. Я ощутил это только сегодня, когда мы с Ольгой отправились в центр за последними перед отъездом покупками.
Правила Рамадана строги. Прежде всего это пост, соблюдаемый от восхода до заката солнца в течение месяца, причем он распространяется на воду и сигареты. И лишь потом наступает собственно праздник — разговенье, дни застолья, гуляний и хождения в гости.
Можно себе представить, что происходит в городе перед тем, как раздастся пушечный выстрел, служащий сигналом захода солнца и, следовательно, начала трапезы. Наш московский час «пик» кажется здесь просто детской забавой.
На аэродроме нужно быть в 6 вечера, а в половине третьего мы еле успели унести ноги из города. Ещё немного, и начинавшийся хаос затащил бы нас в свой круговорот. В это время отметаются прочь те немногочисленные из правил уличного движения, которые ещё пользуются уважением у местных водителей. Охрипшие полицейские грудью пытаются закрыть дорогу блеющему стаду автомобилей, прущих на красный свет. Автомобили идут настолько плотно, что кажется, между ними не просунешь и спичечного коробка. Перебраться из ряда в ряд невозможно, и всё-таки многие совершают невозможное, рискуя фарами и боками машин, выворачивая руль и отчаянно жестикулируя. Зажатые между злобно фырчащими металлическими коробками лошади и ослы впадают в магический транс. Похоронно позвякивают их украшения. Вызванные к жизни ударами плеток и палок, они ненадолго включаются в движение, виляют, стараясь проскользнуть между стоящими машинами. В этом потоке, как спички в ручье, крутятся велосипедисты, внося свою лепту в общую какофонию.
Медленно, уверенно, как слоны, попавшие в стадо антилоп, плывут трамваи и покрытые рубцами многочисленных столкновений автобусы. Люди висят на подножках, буферах, стараются забраться на крыши. Внутри салона пассажиры спрессованы, как паюсная икра. Дышать нечем. И без того жаркий воздух отравлен газами, хочется пить, но за весь день нельзя выпить ни капли воды. Рамадан…
Домой мы попали как раз вовремя. Наташа застегнула последний чемодан. Наши покупки сложили в спортивную сумку, Ольгу умыли и стали накрывать на стол. Вовка, на котором лежали сегодня все обязанности по приёму, предложил:
— Начнем с селедочки и черного хлеба.
Единственным гостем у нас сегодня был Титов, и я поймал себя на мысли, что без Семенова, Сами, командира и Фикри становится как-то неуютно, будто не хватает важнейшего компонента, без которого трудно принять самое несложное решение.
— Я на аэродром не поеду, — сказал мне потихоньку Титов, — как проводишь Ольгу, переодевайся и в управление. Мы будем с тобой там. Остальные разъедутся.
— Значит, всё-таки сегодня?
— Да, сегодня в ночь.