Приключения Альберта Козлова

У меня не получилось. Мы вдвоем видели, как старший сержант учил у зенитного орудия молодого бойца пеленать ногу, я не запомнил. Рогдай ухватил на лету.

— Что читаешь? — поинтересовался младший лейтенант и взял в руки «Героя нашего времени».

Я таскал книгу с собой, носил за поясом. Книга помялась, картонная обложка потрескалась по углам. Я никак не мог прочитать хотя бы первые пять страниц: всегда что-нибудь мешало.

— Ха-ха! — засмеялся Прохладный. — Ой, нашли! Зачем ерунду читать? Пользы от нее никакой нет.

— Я с вами не согласен, никак не согласен! — встрепенулся дядя Боря. — Вы русский человек и говорите с презрением о русской литературе!

— Но, но, тихо! — погрозил пальцем Прохладный. — Проходили, знаем, только сейчас читать подобную литературу ни к чему, даже вред. Чему она научит Козловых? Нам нужны солдаты, обыкновенные солдаты, которые жизнь отдают за товарища, а не пульнут в него из пистолета за то, что наступил товарищ во время бала кому-то на левую ногу. Зря время тратить.

— Вы рассуждаете, точно война продлится вечность, — сказал дядя Боря.

— Не знаю, — вздохнул Прохладный. — Вечного ничего не бывает, но за два года война не кончится, не надейся. Немец выходит к Волге. Бои идут в районе Клетская, Котельниково, Белая Глина, Кущевская… Если не остановим — капут России! Умри сто раз, умри сто раз в день, но останови немца! Потом можно будет читать Лермонтова, сейчас читай «Как закалялась сталь». Читал, Козлов?

— Читал, — ответил я.

— В «Комсомолке» читал «Зою», поэму?

— Читал.

— «БУП» читал?

— Не читал. Что за книга?

— «Боевой устав пехоты, часть первая, действия одиночного бойца». Не читал — будешь читать, наизусть выучишь, я с тебя не слезу. Обязан читать. А это… — Прохладный отбросил «Героя нашего времени», — оставь. Прочтешь, не прочтешь — проживешь, «БУП» знать не будешь — убьют, и пользы не принесешь.

Прохладный затянулся цигаркой. Цигарка потухла. Он достал коробок спичек, прикурил, обгорелую спичку спрятал в коробок.

— И еще одно, — сказал Прохладный и деланно зевнул. — Завтра начнет прибывать пополнение. Рота будет укомплектована полностью. Начнем тактические занятия. Вам, банщикам, присутствие обязательно. Будете учиться побеждать! Поблажек не будет! Между прочим, сказанное в первую очередь относится к тебе, рядовой Сепп.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в которой рассказывается о военной форме, увольнительной и присяге.

Странно устроен человек — горе у него непоправимо, огромно, а радости… Они быстротечны и, если посмотреть со стороны, кажутся пустяковыми. Я всегда удивлялся, когда мама приходила в восторг от цветов. Ранней весной отец покупал где-нибудь по пути с работы букетик синеньких подснежников, приносил домой и дарил маме. И она расцветала… Смеялась, вазочку с цветами раз сто переставляла с места на место, нюхала цветы и говорила: «Какая прелесть!»

Я как-то понюхал подснежники. Ничем они не пахли. Они мне не нравились — тощенькие синенькие цветочки.

Но если вспомнить, то и мои радости со стороны могли показаться ерундой. Взять хотя бы случай с военной формой. Ее подогнал на наш рост зенитчик, старший сержант дядя Федя. Он сработал не хуже портного. Гимнастерки, галифе, с иголочки, новенькие, выглаженные: старший сержант умел делать все, решительно все, работа спорилась у него в руках. Для меня, неумельца, он казался волшебником.

Он пришел перед ужином. Он торопился в деревню, вести разговоры с председательницей колхоза: на батарее сломалась ось у передка, требовалось выковать новую. В деревне стояла холодная кузница. Дядя Федя надеялся выпросить ключи от кузницы, раздобыть инструмент — щипцы, молоток, кувалды, наскрести где-нибудь древесного угля для горна. Он был не только отличным артиллеристом, но и портным и кузнецом.

Мы не успели поблагодарить его, растерялись от подарка.

В бане парились генерал, командир части Горшков и два полковника. Они приехали на американском «виллисе». Занятная была машина! Маленькая, юркая. Шоферня окрестила ее «козлом» за капризное управление — «баранка» с бублик, чуткая, требовалась строгая рука. От малейшего неверного движения «козел» прыгал в кювет или бодал дерево.

Голые люди похожи друг на друга. Невозможно было отличить в бане, кто генерал, кто подчиненный. А вот форма! Она лежала на лавке и говорила сама за себя. В ней было больше власти, чем в голых дядьках. Генеральская — из тонкой шерсти, строгая — приказывала: «Смирно!»; гимнастерки полковников лежали навытяжку и ели глазами начальство.

Дядя Боря Сепп и шофер с «козла» помогали нам с Рогдаем переодеться. До чего же красива военная форма! Пуговички блестели, подшит белоснежный воротничок, галифе со стрелкой.

Как всегда, неожиданно появился младший лейтенант Прохладный. Хотел дать разнос за притупление бдительности — не заметили его приближения, но, увидев форму, смягчился, переменил гнев на милость.

Из бани вышел генерал. Одетый. Со знаками различия. С лампасами на брюках. Мы козырнули по правилам.

— Красавцы! — похвалил генерал и отечески погладил Рогдая по голове.

Рогдай не выносил фамильярности. Он морщился от брезгливости, когда его гладили по голове, и кричал: «Что я, кошка, что ли!», но генеральское внимание вытерпел, не отстранился.

— Помылись как в сказке, — сказал генерал. — Кто отвечает за баню?

— Рядовой Сепп!

— Молодец! Со знанием дела приготовлено. Догадался камней наложить в печь, и жар от них особый, сухой, здоровый, до костей пробирает. Сказка!..

— Солдатская смекалка, — вставил младший лейтенант Прохладный.

— Финская баня, — объяснил дядя Боря.

— Кто вы по национальности? — поинтересовался генерал.

— Эстонец.

— А?.. Да, да! — сказал генерал. Больше он ничего не сказал, сел в машину. «Козел» рванул с места и умчался как ошпаренный.

— Объявляю благодарность! — сказал Прохладный.

— Служим Советскому Союзу! — ответили дядя Боря, Рогдай и я.

В тот день утром в роту пробыло пополнение — двадцать два человека. У всех на гимнастерках были нашивки — красненькие за легкие ранения, золотистые — за тяжелые. Прибывшие за полчаса освоились; недаром говорится, что где солдат повесил шинель, там его дом.