Приключения Джона Девиса

Когда я воротился, комната была уже освещена; у одного из матросов, канониров третьей бакбортной батареи, случился фитиль, и он зажег его; но времени терять было нельзя: фитиль мог гореть лишь несколько минут; я схватил его и бросился в следующую комнату, закричав: «За мной!»

Мы прошли эту вторую комнату и потом ту, где приготовлен был ужин, на который наши люди бросили взор неизъяснимо выразительный; наконец, мы достигли до дверей подвала: фитиль уже догорал. Дверь была заперта, но завалить ее, видно, не успели, потому что, протянув руку, я ощупал ключ. Как я помнил дорогу, по которой с полчаса назад пробирался ощупью, то и пошел вперед, ощупывая каждую ступеньку ногою, держа руки перед собой и притаив дыхание. Идя с Джемми, я сосчитал ступеньки: их было десять. Я снова пересчитал их, и ступив на последнюю, повернул вправо; но сделав несколько шагов в подземелье, я услышал, что какой-то голос говорил мне в ухо: «Предатель!» В это самое время мне показалось, как будто камень, отделившись от свода, упал мне прямо на голову. Искры посыпались у меня из глаз; я вскрикнул и повалился без чувств.

Опомнившись, я уже лежал на своей койке и по движению корабля заметил, что мы снимаемся с якоря. Удар, полученный мною и нанесенный просто могучим кулаком моего приятеля, хозяина «Зеленого Эрина», не помешал успеху экспедиции: лейтенант Борк вошел в ризницу в то самое время, как жених, шаферы и гости были там; их всех побрали, как я запомню, за исключением только одного Боба, который выскочил в окно. Впрочем, отсутствие его было восполнено, потому что лейтенант, строгий наблюдатель дисциплины, не хотел уйти с неполным числом людей и, схватив одного из гостей, несмотря на его крики и сопротивление, привел вместе с другими пленными на корабль.

Бедняк, который таким неожиданным образом попал в морскую службу, был вальсмоутский цирюльник по имени Девид.

IX

Хотя, получив удар, я уже не принимал никакого участия в окончании экспедиции, однако успехам ее были обязаны мне. Зато, когда я открыл глаза, добрый наш капитан стоял у моей койки; он пришел проведать меня. Я чувствовал только некоторую тяжесть в голове, и потому сказал, что через четверть часа буду на палубе и в тот же день надеюсь вступить в отправление своей должности.

Как скоро капитан ушел, я соскочил с койки и начал одеваться. От кулака Джемми у меня остался только один след: кровь в глазах. Если б у меня не было такого крепкого черепа, то он, верно, убил бы меня, как быка.

Мы точно готовились к походу. Якорь подымали, и корабль начинал повертываться справа к ветру. Приняв эти предосторожности, капитан вверил управление фрегатом лейтенанту и пошел в свою каюту прочесть предписание, которое ему велено была вскрыть только тогда, как корабль поднимет паруса.

Тут на корабле было несколько минут бездействия, и все мои товарищи, пользуясь этим, собрались вокруг меня, хвалили меня за нашу удачную экспедицию и расспрашивали, как это все было. Я принялся было рассказывать, как вдруг мы увидели лодку, которая шла от берега прямо к кораблю и делала нам разные сигналы. У одного из наших мичманов была зрительная труба, и он навел ее на лодку.

— Черт меня возьми, если это не Боб-Дельфин! — вскричал он.

— Вот чудак-то, — сказал один матрос. — Бежит, когда его ловят, и ворочается, когда о нем уже и не думали.

— Видно, он уже поссорился с женою, — сказал, смеясь, другой матрос.

— Однако же я бы не хотел теперь быть в его коже, — пробормотал третий.

— Смирно! — вскричал голос, которому все привыкли повиноваться. — По местам! Руль направо! Мизань на восток! Разве вы не видите, что корабль пятится?

Приказание тотчас было исполнено, и корабль, перестав подаваться назад, остановился на несколько минут неподвижно, потом пошел вперед.

В это время закричали:

— Лодка слева!

— Спросить, что ей надо! — сказал лейтенант, которого ничто не могло заставить отступить от принятого порядка.

— Эй, на лодке!.. Что тебе надо? — закричал матрос.

И, выслушав ответ, матрос продолжал, обращаясь к лейтенанту:

— Это Боб-Дельфин, ваше благородие: погулял на земле, теперь просится на корабль.

— Кинуть этому негодяю веревку и свести его в тюремную яму, — сказал лейтенант, даже не посмотрев в ту сторону.

Приказание было в точности исполнено, и через минуту над обшивкою борта явилась голова Боба, который, оправдывая свое прозвище, данное товарищами, пыхтел изо всей мочи.

— Ну-ну, лезь, что ли, старый кит! — сказал я, подходя к нему. — Лучше поздно, чем никогда; просидишь с неделю в тюрьме на хлебе и на воде, и дело с концом.

— Ничто, ваше благородие, поделом; и если только это, так еще куда ни шло. Но мне бы хотелось прежде поговорить с лейтенантом.

— Сведите его к лейтенанту, — сказал я двум матросам, которые уже схватили своего товарища.

Борк с рупором в руках прохаживался по шканцам и продолжал распоряжаться работами, когда виновный подошел к нему.

Лейтенант остановился и посмотрел на него строгими глазами, которые, как матросы знали, выражали волю непреклонную.

— Что тебе надобно? — спросил он.

— Ваше благородие, я знаю, что я виноват, и за себя не прошу, — сказал Боб, повертывая в руках свой синий колпак.

— Умно! — отвечал Борк с улыбкою, которая показывала совсем не веселость.

— Зато уж, ваше благородие, я бы, может, и никогда бы не вернулся, да вспомнил, что здесь другой за меня расплачивается. Тут я смекнул: нет, мол, брат Боб, этак не годится; ты будешь мерзавец, если не вернешься на корабль. Я и воротился, ваше благородие.

— Ну?

— Ну, ваше благородие, теперь я здесь; есть кому работать, есть кого и бить, другого вам вместо меня не нужно, отпустите Девида к хозяйке, к малым детушкам; они вон там стоят на берегу да плачут, сердечные… Извольте посмотреть сами, ваше благородие.

И он указал на несколько человек, которые стояли на самом берегу.

— Кто позволил этому негодяю подойти ко мне? — спросил Борк.

— Я, лейтенант, — отвечал я.

— На сутки под арест, сэр, чтобы вы впредь не в свое дело не вмешивались.

Я поклонился и сделал шаг назад.

— Нехорошо, ваше благородие, — сказал Боб твердым голосом, — нехорошо изволите делать, и если с Девидом что-нибудь случится, грех будет на вашей душе.

— В тюрьму этого мерзавца, в кандалы! — закричал лейтенант.

Боба увели. Я пошел по одному трапу, он по другому. Однако в кубрике мы встретились.

— Вы за меня наказаны, извините, ваше благородие; я вам за это заслужу в другой раз.

— Э, это ничего, любезный друг! Только ты потерпи, побереги свою кожу.