Приключения Джона Дэвиса

Капитан, поднявшись со смешанным выражением удовольствия и почтения, отвесил ей церемонный поклон. Она, поставив на чайный столик приборы, ответила ему французским реверансом и английским приветствием. Анна Мария была сейчас удивительно хороша. Раскрасневшаяся от ходьбы, она вся цвела здоровьем. Такие живые краски иногда сменяют собою тона быстротечной юности. Чувствуя некоторую скованность от присутствия двух посторонних мужчин, она очень хотела сделать этот краткий визит приятным для них. Капитан же был весьма красноречив, чего достойный доктор давно за ним не замечал. Правда, речи сэра Эдуарда, быть может, не совсем укладывались в рамки строгого этикета и чопорный ревнитель правил хорошего тона нашел бы, что в них слишком большое место занимали похвалы хозяйке, но гость этот мог говорить только то, что думал, а думал он об Анне Марии только хорошее. Однако все это не помешало ему заметить на чайнике и столовом серебре баронский герб, что крайне польстило его гордости аристократа. Он не допускал даже мысли, что столько совершенств может таиться в девушке из простого народа или из буржуазных кругов.

Доктору пришлось напомнить ему, что их визит уже длится два часа. Сэр Эдуард с трудом в это поверил, но, взглянув на часы, понял, что пора уходить. Он распрощался с Анной Марией, взяв с нее слово, что на следующий день она вместе с мадемуазель де Вильвьей придет в Вильямс-Хауз на чашку чая. Анна согласилась, и капитан направился к коляске.

— Черт возьми, доктор! — воскликнул он, возвратившись в замок. — У вас порой возникают отличные идеи! Почему мы до сих пор не совершали таких чудесных прогулок? Мои лошади застоялись — у них скоро ноги опухнут от безделья!

V

На следующий день капитан встал на час раньше обычного и прошелся по замку, лично отдавая указания, как приготовиться к предстоящему торжеству. Сэра Эдуарда покорил домик Анны Марии царившим в нем порядком и чистотой, и он решил, что отныне Вильямс-Хауз ни в чем не уступит ему. Поэтому, кроме вощения полов, полировки мебели и меди, он приказал протереть старинные картины, и вот предки капитана, до сих пор скрывавшиеся за толстым слоем пыли, обрели новое существование: глаза их ожили и с интересом взирали на то, что происходит в старых покоях, где в течение двадцати пяти лет не происходило почти ничего. Доктор, потирая руки от удовольствия, ходил за капитаном, поистине вложившим в эти приготовления весь пыл своих лучших лет. Зашел мистер Сандерс и, глядя, с каким усердием здесь ведутся работы, осведомился, не собирается ли посетить Дербишир сам король Георг. Каково же было его удивление, когда он узнал, что вся эта суматоха затеяна ради чашки чая, которую Анна Мария собирается откушать в замке. Бедный Том последние три дня не выходил из состояния глубокого потрясения: понимая, что его хозяин оправляется от сплина, он начинал опасаться, что тот постепенно сходит с ума. Один доктор, казалось, смело шел только ему ведомым путем, следуя какому-то своему плану. Добрый же мистер Робинсон вполне довольствовался тем, что состояние здоровья сэра Эдуарда улучшается: большего он не желал, оставляя все остальное на волю Провидения и вознося молитвы Господу за его всеблагую милость.

В назначенный час прибыли Анна Мария и мадемуазель де Вильвьей, не подозревавшие, какой переполох вызвал их визит. Капитан провел их по всему замку. Проворный и деловитый, хотя еще немного бледный и слабый, он совершенно не походил на того человека, кто еще неделю назад бродил, безмолвный и вялый, словно тень, по тем же самым комнатам. Во время чая октябрьская погода, обычно столь пасмурная в северных районах Англии, внезапно прояснилась и сквозь тучи, подобно последней улыбке неба, проглянул солнечный луч. Доктор предложил воспользоваться этим и совершить прогулку по парку. Гости согласились. Доктор подал руку мадемуазель де Вильвьей, а капитан — мисс Анне. Он испытывал некоторое смущение, думая о том, что скажет ей наедине, но Анна Мария была столь мила и проста в общении, что с первых же слов его неловкость исчезла. Анна много читала, капитан много видел — им было о чем поговорить друг с другом. Капитан рассказывал о битвах и путешествиях, о том, как дважды он чуть было не погиб, скованный полярными льдами, как едва не утонул во время кораблекрушения в Индийских морях; затем настала очередь вспомнить об одиннадцати сражениях, и особенно о последнем, самом жестоком, в котором он потерял ногу. Он очнулся тогда на капитанском мостике и принялся аплодировать вражескому судну: его экипаж предпочел погибнуть, но не сдаться, и оно так и погрузилось в море с прибитым к грот-мачте флагом, а люди на нем кричали: «Да здравствует Франция!», «Да здравствует Республика!» Сначала Анна слушала из вежливости, но постепенно рассказ капитана увлек ее, ведь сколь бы ни был безыскусен рассказчик, великие события, поведанные устами очевидца, всегда обладают огромной притягательностью. Сэр Эдуард давно уже умолк, а Анна все еще переживала услышанное. За двухчасовую прогулку капитан нисколько не устал, а Анна Мария нисколько не скучала. О возвращении в деревню напомнила мадемуазель де Вильвьей — ее-то, видимо, совсем не занимал разговор доктора.

Сэр Эдуард не сразу ощутил отсутствие Анны Марии: мысли о ней поглотили всю оставшуюся часть дня. Но, когда на следующее утро он подумал, что у нее нет никаких причин опять прийти в замок, а у него — никакого предлога посетить деревню, время показалось ему бесконечным; Том снова нашел его грустным и подавленным, хотя накануне он был бодрым, оживленным и веселым.

Капитан дожил уже до сорока пяти лет, а его девственное сердце ни разу не затронула любовь. Едва выйдя из детского возраста, он поступил на службу его величества короля Георга III и, кроме своей матери, не знал ни одной женщины. Вначале душа его была открыта величавым картинам природы, но постепенно суровый образ жизни задушил ростки нежности, и, находясь на борту своего корабля, он смотрел на прекрасную половину рода человеческого как на предмет роскоши, созданный Богом наподобие благоуханных цветов или певчих птиц. Впрочем, следует отметить, что встреченные им экземпляры этих «птиц» и «цветов» были не особенно привлекательны: хозяйки широко известных трактиров в портах, куда он заходил, негритянки из Гвинеи или Зангебара, готтентотки с мыса Доброй Надежды или патагонки Огненной Земли. Мысль о том, что вместе с ним прекратится и его род, никогда не приходила ему в голову, а если и приходила, то не особенно волновала. Поэтому нет ничего удивительного, что первая же встреченная неглупая молодая и миловидная женщина заставила его потерять голову, особенно если учесть, что Анна Мария действительно была замечательна во всех отношениях. И вот, как мы видели, произошло то, что должно было произойти. Капитан не помышлял об атаке и не приготовился к обороне. Более того, он был выведен из строя и попал в плен при первой же вылазке.

Этот день сэр Эдуард провел словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку и который не желает заняться ничем другим. Он ворчал на Тома, поворачивался спиной к мистеру Сандерсу и оживился, лишь когда увидел доктора, пришедшего сыграть привычную партию в вист. Но капитану было не до карт; он предоставил Тому, управляющему и пастору искать себе четвертого партнера, а сам, придумав наспех, как восемнадцатилетний юноша, какой-то не очень убедительный предлог, увел доктора в свою комнату и принялся развлекать его беседой о чем угодно, только не о том, что его действительно интересовало: он расспрашивал о больном, которого доктор навещал в деревне накануне, и предложил поехать туда с ним на следующий день. К его досаде, больной выздоровел. Тогда сэр Эдуард затеял ссору с достойным эскулапом, упрекая его в том, что он лечит всех, кроме него, погибающего от тоски. Он добавил, что чувствует себя хуже чем когда-либо и окончательно пропадет, если ему выпадут еще хотя бы три дня, как этот. Доктор снова прописал капитану травяные настойки, бифштексы и перемену впечатлений. Капитан спровадил доктора и улегся спать, мрачный как никогда, ни разу, впрочем, не решившись произнести имя Анны Марии. Потирая руки, доктор — ну и чудак же! — удалился.

Следующий день оказался еще хуже: к сэру Эдуарду было не подступиться. Единственная мысль сверлила его мозг, единственное желание жгло сердце: увидеть Анну Марию… Но как это сделать? Первый раз их свел случай; на следующий день девушку привело в замок чувство признательности; затем капитан нанес визит вежливости; мисс Анна в свою очередь отдала визит капитану. На этом все и закончилось; требовалось более изобретательное воображение и более изворотливый ум, чтобы в этом безвыходном положении выдумать новый предлог. Капитан возложил было надежды на бедных вдов и сирот, но бедняки тоже умирают не каждый день, да и есть ли уверенность, что Анна Мария обратится именно к нему? Вряд ли. И напрасно: сэр Эдуард был готов призреть всех страждущих вдов и усыновить всех сирот в графстве.

Стояла дождливая погода, и капитан, не питая надежд, что Анна Мария придет в замок, приказал заложить лошадей в коляску и решил выехать сам. Том спросил, должен ли он сопровождать его, но капитан резко ответил, что не нуждается в нем. Кучер, видя, что хозяин сел в карету, осведомился было, куда его доставить, но капитан — ему было наплевать на все дороги, кроме той, которую он не решался назвать, — сердито бросил: «Куда хочешь!» Кучер, немного подумав, влез на козлы и пустил лошадей в галоп. Дождь лил как из ведра, и самому вознице хотелось поскорее приехать хоть куда-нибудь. Минут через пятнадцать кони остановились. Капитан, до сих пор погруженный в свои раздумья и полулежавший в глубине экипажа, высунулся наружу. Они находились как раз у дверей того больного, которого лечил доктор, и, стало быть, прямо напротив дома Анны Марии. Кучер вспомнил, что он уже привозил сюда хозяина и тот просидел в гостях два часа. Он надеялся, что и на этот раз сэр Эдуард пробудет там не меньше, а тут и погода немного разгуляется. Капитан потянул за шнурок, привязанный к руке кучера, заставив его сойти и открыть дверцу кареты.

— Что ты, черт возьми, делаешь? — спросил он его.

— Я остановил лошадей, ваша честь.

— Где?

— Здесь.

— Почему здесь?

— Разве не сюда вы хотели ехать, ваша милость?

Увы, бедняга, сам того не подозревая, угадал тайное желание сэра Эдуарда. Он действительно хотел приехать именно сюда, так что возразить было нечего.

— Хорошо, — сказал сэр Эдуард, — помоги-ка мне спуститься.

Капитан вышел из кареты у дома пациента его доктора, постучал в дверь, хотя даже не знал, как зовут хозяина. Ему открыл сам выздоравливающий. Капитан объяснил свое посещение интересом к редкому медицинскому случаю, напомнил, что это он сам четыре дня назад привозил ему доктора, и спросил собеседника о его самочувствии. Толстый пивовар, вызвавший врача из-за несварения желудка, после того как он объелся на свадьбе дочери, был весьма польщен визитом владельца замка. Он проводил его в самую красивую комнату, умоляя оказать ему честь и присесть, и выставил перед сэром Эдуардом лучшие образцы своей продукции.

Капитан расположился у окна с таким расчетом, чтобы можно было наблюдать за улицей, и налил себе стакан портера, желая подольше продлить визит. Пивовар, стараясь доставить капитану удовольствие, принялся рассказывать о всех подробностях своего недомогания, случившегося якобы никоим образом не от неумеренной еды, а по неосторожности, ибо он будто бы выпил рюмочку ликера, чего никак нельзя делать; кроме того, хозяин не упустил случая и обратился к сэру Эдуарду с некоторыми деловыми предложениями — в результате капитан приобрел у него два бочонка пива. Заключение сделки привело к некоторой непринужденности между ними, и пивовар поинтересовался, что это сэр Эдуард рассматривает на улице.

— Я смотрю, — ответил капитан, — на маленький домик напротив вашего, на тот, что с зелеными ставнями.

— А, — отвечал хозяин, — дом святой.

Мы уже говорили, что так называли в деревне Анну Марию.

— Он красив, — заметил сэр Эдуард.

— Да, да! Красивая девушка. (Пивовару послышалось «она красива».) А главное — доброе создание. Вот судите сами, ваша милость, даже сегодня, в такую погоду, она отправилась за пять миль, чтобы позаботиться о бедной роженице, уже имеющей шестерых детей и нынче разродившейся двойней. Она хотела идти пешком, ведь ее ничто не остановит, когда нужно сделать доброе дело, но я ей сказал: «Возьмите мою повозку, мисс Анна! Возьмите мою повозку!» Она сначала отказалась, но я настоял: «Возьмите!» — и она взяла.