Приключения графа Бутурлина
Шрифт:
Матреша, черноглазая горничная девка, освещала свечой Федору его путь по коридорам большого дома еще петровской стройки. Кровь молотком стучала в его висках, а в глазах, перемешиваясь с несущимися по воздуху картами Брюсова пасьянса, вставали ужасные видения безумной ночи.
Он чувствовал, как дрожали его локти, и с тоской необычайной впитывал в последний раз уютную теплоту отчего дома, который должен был покинуть, как изгнанник, на долгие годы, может быть, навсегда.
У него с тоской сжалось сердце, когда он прошел мимо старого дивана, на котором он еще так недавно впервые поцеловал руку Марфиньке Гагариной, посмотрел на домодельные занавеси у окон и с болью необычайной
Он посмотрел на ее толстые косы, спускавшиеся до пояса, на ее мерно подъемлющуюся под кофточкой грудь и будто в первый раз увидел ее... Удивился, что живучи годы под одною кровлею, не замечал он ранее, как красивы ее глаза и густо покрасневшие под его взглядом шея и уши... Внезапно почувствовал, что эта девушка стала для него бесконечно близкой и нужной. Когда она отворила дверь его спальни, поставила на ночном столике свечу и хотела с поклоном уйти, он удержал ее за руку.
Она не сопротивлялась, только покраснела еще больше и наклонила голову.
Не сопротивлялась она и тогда, когда он поднял ее на руки и с бьющимся сердцем понес к кровати, покрывая поцелуями ее шею и обнажившуюся из-под кофточки грудь...
Уже светало, когда огромная бутурлинская дорожная карета, проехав Дорогомилово, выбралась на Смоленскую дорогу. {22}
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I. Странствование
Ты был открыт в могиле пыльной
Любви глашатый вековой
И снова пыли ты могильной
Завещен будешь, перстень мой.
Д. Веневитинов
Уже более года молодой Бутурлин колесил по Европе и все еще не мог понять и свести концы с концами события роковой ночи, разломившей надвое его жизнь.
Он был в Англии, где по дороге от Гарвича в Лондон ехал со словоохотливым итальянцем в портшезе и был едва не ограблен конными ворами под самыми предместьями столицы.
В Лондоне бродил по кондитерским со славным Ричардсоном, видел битву петухов, ученого гуся и знаменитых кулачных бойцов - Жаксона и Рейна-ирландца.
В Ковентгардене его не столько поразила игра мисс Сидонс, сколько искусная перемена декораций, а посещая итальянскую оперу, как вспоминал он впоследствии, должен был он по обычаю облечься в длинные белые чулки и треугольную шляпу.
Подъезжая к Парижу, Бутурлин был охвачен радостным трепетом и нервно перечитывал описания диковинной жизни Нинон Ланкло, мечтая совершить паломничество на улицу Капуцинов, где жила прелестница. Однако, когда его карета миновала ворота св. Дениса и углубилась в извивающуюся как ящерица между трактирами, булочными и мастерскими улицу, полную криков и оживления, - {25} Федор понял, что действительность превзошла все его ожидания, и на несколько месяцев потонул в круговороте величайшего из городов и сделался завсегдатаем кофеен Пале-Рояля, посетителем первых представлений и покровителем искусств.
В конце лета, наскучив бесцельным содержанием диковинной заграничной жизни и легкими победами над случайными соседками по гостинице и артистками, Федор решил провести целый вечер в полном одиночестве, у себя дома. Когда стемнело и зажгли свечи, он вынул из дорожного сундука отцовский пакет, забытый в вихре неизведанных наслаждений, и, разложив на столе его содержимое, стал его рассматривать. С замиранием сердца Федор взял письмо, написанное дрожащей рукой старого Бутурлина, и прочел потрясшее его повествование о том, как его отец 45 лет тому назад, услыхав в окрестностях Фонтенебло крики и выстрелы, прорвался сквозь кусты на поляну и увидел там разграбленную карету, убитую даму и корзину с маленькой девочкой, ставшей впоследствии
Федоровой матерью и прославленной красавицей Бутурлиной. В руках убитой найден был кусок бумаги, крепко зажатый между окоченевшими пальцами, но ни он, ни другие найденные вещи не могли объяснить, кто была покойная и зачем попала она в кусты около парка великого Франциска.Помимо судебного протокола о найденной в окрестностях Фонтенебло убитой женщине, списка бывших при ней вещей, старинной узорчатой золотой цепи и поблекших лент, нашел он пергаментный конверт и в нем кусок плотной бумаги, покрытой с одной стороны оттиском деревянной гравюры и печати. Это и был, очевидно, кусок страницы, вырванной из книги и найденный сжатым в руке его бабушки.
Перевернув его на другую сторону, Федор заметил на {26} краю разрыва несколько букв, представляющих собою остатки четырех строк, написанных когда-то по-латыни.
Жгучее любопытство узнать тайну своего происхождения захватило с этой минуты Бутурлина безраздельно.
Ученый иезуит, аббат Флори, сказал ему, что страница принадлежит редчайшей немецкой книге "Ars moriendi", печатанной в середине XV века, и что для открытия тайны необходимо найти ту самую книгу, из которой она была вырвана.
Книгу же всего вероятнее найти в монастырских или университетских библиотеках Германии, так как во всех трех экземплярах этого издания, известных аббату по библиотекам эскуриала в Испании, монастыря доминиканцев в Реймсе и королевской библиотеки в Париже, все страницы были в целости.
На Германию же указывало и несколько североготическое очертание букв в оставшихся следах подписи.
Федор был охвачен новыми идеями со всей страстностью варвара, попавшего в Рим, и в тот же день, бросив недочитанным забавное приключение Теострики и Лиобраза и забыв о свидании, назначенном ему мамзелью Фражеля, выехал через ворота Св. Мартина из Парижа и начал посещать библиотеки монастырей, дворцов и университетов, сопровождаемый аббатом Флори и своим крепостным Афанасием, приставленным к нему старым Бутурлиным не то для услуг, не то для наблюдения.
Совершенно иной мир открылся Бутурлину.
Перебирая страницы инкунабул, любуясь причудливыми гравюрами "Танца смерти" и событиями мировой хроники, изображенными искусным резцом Волгемута, Федор вдыхал в себя вместе с запахом старых книг отстой вековой мудрости и как-то по-иному понимал мир и по-иному смотрел на окружавших его студентов, библиотекарей, доцентов и клириков, сочетавших теоретические {27} споры с веселыми попойками в винных погребах Нюренберга и рейнских городов.
В библиотеке монастыря Св. Урсулы в окрестностях Ротенбурга Бутурлин встретился с Мадленой Фаго, молодой француженкой, которая сосредоточенно искала что-то в старых магических книгах и темных манускриптах кабалистов, зачитывалась творениями Агриппины и, нахмурив брови, силилась понять запутанные формулы Николая Фломеля.
Однако молодость брала свое, и после дня, проведенного над страницами старых книг, пожелтевших и пахнувших тленьем, молодые люди, обычно в сопровождении двух сыновей баварского графа Регенсбурга, изучавших надписи могильных плит на кладбищах юга Германии, отправлялись гулять по горам и полям, окружавшим тихую обитель аббата Флори.
Аббат Флори с неудовольствием начал наблюдать, что Бутурлин начинает заглядывать в глаза Мадлен и на локоны ее золотистых волос более, чем на страницы инкунабул, а молодой Регенсбург все реже и реже сопутствовал своему брату в путешествиях по окрестным кладбищам и явно предпочитал рассмотрению заросших мхом могильных плит помощь Мадлене в ее поисках древних сказаний о морских женщинах-нимфах.