Приключения Конана-варвара (сборник)

– К дьяволу церемонии, – проворчал Конан, наполняя хрустальный кубок до краев и предлагая его Пелиасу. А сам, подхватив кувшин, стал пить, гулко глотая, прямо из горлышка, после чего, подобно Пелиасу, удовлетворенно вздохнул.

– Эта собака разбирается в вине, – сказал Конан, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Но, клянусь Кромом, Пелиас, мы что же, будем сидеть здесь до тех пор, пока его солдаты не протрезвятся и не перережут нам глотки?

– Не волнуйтесь, – ответил Пелиас. – Кстати, не хотите взглянуть, как идут дела у Страбонуса?

В глазах Конана вспыхнуло синее пламя, и он стиснул рукоять меча с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.

– Ах, с каким удовольствием я сошелся бы с ним в поединке! – прорычал он.

Пелиас взял в руки большой сверкающий шар, лежавший на столике эбенового дерева.

– Это – хрустальный шар Тсоты. Детская игрушка, но весьма полезная, когда нет времени для занятий более высокой наукой. Смотрите внимательно, ваше величество.

Колдун положил шар на стол перед глазами Конана. Король стал всматриваться в его туманные глубины, которые на глазах становились шире и объемнее, и сумел разглядеть знакомый ландшафт. Широкая равнина сбегала к полноводной извилистой реке, за которой местность быстро повышалась, переходя в череду невысоких холмов. На северном берегу реки высился город, обнесенный крепостной стеной и рвом, оба конца которого соединялись с рекой.

– Клянусь Кромом! – воскликнул Конан. – Это же Шамар! Эта собака все-таки осадила его!

Захватчики переправились через реку, их шатры уже стояли на узкой полоске ровной земли между городом и холмами. Чужие воины, как мухи, роились под стенами, и в лунном свете тускло поблескивали их доспехи. С башен на них градом летели стрелы и камни, и нападающие отступали, но только для того, чтобы тут же снова броситься в атаку.

Не успел Конан выругаться вновь, как картинка изменилась. В тумане проглянули высоченные шпили и сверкающие купола, и король обнаружил, что видит теперь свою столицу, Тамар, в которой царила суматоха. Он увидел, как закованные в стальные латы рыцари Пуатани, самые верные и преданные его сторонники, выезжают из ворот, а вслед им несется оскорбительное гиканье и свист горожан, во множестве толпящихся на улицах. Он увидел грабежи и разбои, увидел, как латники со щитами, на которых красовались гербы Пеллии, занимают башни и с важным видом расхаживают на базарах. И над всем этим, подобно призрачному миражу, нависло темное и торжествующее лицо принца Арпелло Пеллийского. И тут картинка потускнела.

– Вот оно что! – взревел Конан. – Стоило мне повернуться к ним спиной, как мои люди уже взбунтовались…

– Не совсем так, – прервал его Пелиас. – Они услышали, что вы погибли. Теперь они думают, что больше некому защитить их от внешнего врага и кошмара гражданской войны. Естественно, они обратились к самому сильному и благородному вельможе, дабы избежать ужасов анархии. Они не доверяют пуатанцам, помня о прежних стычках. А тут как раз весьма кстати подвернулся Арпелло, самый могущественный из суверенов центральных провинций.

– Когда я вернусь в Аквилонию, он превратится всего лишь в обезглавленный труп, гниющий на Пустыре Предателей, – процедил сквозь зубы Конан.

– Но прежде, чем вы сумеете добраться до своей столицы, – напомнил ему Пелиас, – там может оказаться Страбонус. По крайней мере, его всадники разорят вашу страну.

– Верно! – Конан принялся расхаживать по комнате, как лев в клетке. – Даже на самом быстром коне я не доберусь до Шамара раньше полудня. И даже в этом случае все, что я смогу, – это умереть рядом с его защитниками, когда город падет. А он падет через несколько дней в самом лучшем случае. От Шамара до Тамара – пять дней пути верхом, даже если загнать лошадей. Прежде чем я сумею попасть в столицу и собрать армию, Страбонус уже окажется у ворот; потому что собрать армию – это адский труд, поскольку все мои благородные дворяне уже попрятались по своим проклятым феодальным поместьям, получив известие о моей смерти. А теперь, когда жители выгнали Тросеро Пуатанского, уже никто не может помешать Арпелло прибрать корону к своим загребущим рукам – и казну в придачу. Он передаст страну Страбонусу в обмен на марионеточный трон, но как только Страбонус повернется к нему спиной, он поднимет мятеж. Но знать не поддержит его, и это лишь даст Страбонусу предлог открыто захватить королевство. Кром, Аургельмир и Сет меня раздери! Ах, если бы у меня были крылья, чтобы в одночасье долететь до Тамара!

Пелиас, который задумчиво барабанил по крышке стола пальцами, вдруг поднялся и знаком предложил Конану следовать за собой. Король повиновался, погруженный в свои мрачные раздумья, и Пелиас повел его из комнаты вверх по мраморной лестнице с украшенными позолотой перилами, которая привела их на крышу самой высокой башни цитадели. Стояла глубокая ночь, и дувший со звездного неба сильный ветер взъерошил черную гриву Конана. Далеко внизу перемигивались огни Хоршемиша, и королю показалось, что до них намного дальше, чем до звезд. Пелиас выглядел отчужденным и равнодушным, объятый холодным величием небесных просторов.

– Существуют создания, – сказал он, – не только земли и воды, но и воздуха, живущие на самом краю неба, о которых даже не подозревают люди. Но тот, кто владеет Первым словом, Знаками и Знанием, может призвать их, и они не причинят ему зла. Смотрите и ничего не бойтесь.

Он воздел руки к небу и испустил непонятный и жутковатый вопль, который, бесконечно вибрируя, устремился в пространство, затухая и слабея, но не умирая окончательно, все дальше и дальше удаляясь в невообразимый простор. В последовавшей за ним тишине Конан вдруг услышал, как среди звезд захлопали крылья, и отшатнулся, когда рядом с ним вдруг возникло существо, похожее на огромную летучую мышь. Король увидел, как спокойные серые глаза создания, размах крыльев которого достигал добрых сорока футов, внимательно изучают его в свете звезд. И он понял, что видит перед собой не летучую мышь, но и не птицу.

– Залезайте и летите, – предложил ему Пелиас. – К рассвету она довезет вас до Тамара.

– Кром меня забери! – проворчал Конан себе под нос. – Вот бы все это оказалось дурным сном и я проснулся бы в своем дворце в Тамаре! А как же вы? Я не оставлю вас одного среди врагов.

– Не волнуйтесь за меня, – ответил Пелиас. – С восходом солнца жители Хоршемиша узнают, что у них появился новый хозяин. Встретимся на равнине у Шамара.

Конан с опаской уселся на усеянную костяными гребнями спину существа и ухватился за его длинную выгнутую шею, все еще будучи уверенным в том, что все это ему просто снится. Подпрыгнув и мощно взмахнув крыльями, неведомое создание поднялось в воздух, и у короля закружилась голова, когда он увидел, как быстро уменьшаются вдали огни города.

4

Меч, повергающий короля, подрубает основы империи.

Аквилонская пословица

Улицы Тамара кишели толпами возбужденных жителей, которые потрясали кулаками и заржавленными пиками. Наступил предрассветный час второго дня после битвы при Шаму, и события развивались столь стремительно, что разум не поспевал за ними. Способом, известным одному Тсоте-ланти, весть о гибели короля достигла Тамара через шесть часов после сражения, и в городе воцарился хаос. Бароны оставили королевскую столицу, спеша обезопасить свои замки от мародерства соседей. Крепко скроенное королевство, созданное Конаном, балансировало на грани распада, и обывателей и купцов бросало то в жар, то в холод при мысли о возможном возвращении феодальной вольницы. Люди взывали к королю, чтобы он защитил их от собственной знати, не реже, чем искали спасения от иностранных недругов. Граф Тросеро, оставленный Конаном управлять столицей, попытался было успокоить горожан, но они, охваченные ужасом, не прислушались к голосу разума, вспоминая прежние гражданские войны и то, что этот самый граф уже осаждал Тамар ровно пятнадцать лет назад. На улицах кричали, что Тросеро погубил короля и что он рассчитывает разграбить город, а потом предать его огню и мечу. Наемники принялись мародерствовать в жилых кварталах, вытаскивая из домов вопящих купцов и обезумевших от ужаса женщин.

Тросеро как коршун набросился на грабителей, завалил улицы их трупами, рассеял их и загнал обратно в казармы, арестовав предводителей. Но горожане не успокоились; они по-прежнему метались по улицам, оглашая воздух бессвязными криками и утверждая, что граф инспирировал мятеж и погромы ради собственной выгоды.

Перед растерянными членами городского совета предстал принц Арпелло и заявил, что готов принять на себя бразды правления до момента избрания нового короля, раз у Конана не осталось сына-наследника. И пока длилось заседание, его агенты шныряли в толпе и тайком агитировали людей, которые с радостью ухватились за соломинку королевской власти. До совета донеслись раскаты штормового моря, бушевавшего под их окнами, где большинство горожан требовали принять предложение Арпелло Спасителя. Совет сдался.

Поначалу Тросеро отказался передать атрибуты власти, но его рыцарей окружила возбужденная толпа и принялась осыпать камнями и требухой. Понимая всю бесполезность генерального сражения со сторонниками Арпелло на городских улицах, Тросеро швырнул жезл в лицо сопернику, в качестве своего последнего официального акта повесил на рыночной площади главарей наемников и выехал из города через южные ворота в сопровождении полутора тысяч своих закованных в броню рыцарей. Ворота с грохотом захлопнулись за ним, и маска учтивой вежливости спала с лица Арпелло, обнаружив жуткий оскал голодного волка.