Приключения либроманта в СССР

Очень похоже на то, что музыку слушают только члены жюри и я. Остальные скучают, а дети, которых в зале очень много, заняты своими делами и перешёптываниями. Симфонической музыкой народ закормили. Она повсюду. По крайней мере я у себя за месяц столько классики не слышал, сколько тут иногда за день перепадает. Нет, на любителя оно может быть и хорошо, но я не люблю симфонии.

Иногда люди боятся вслух признаться, что им не нравится симфоническая музыка или классическая литература. Отчего-то бытует мнение, что для образа интеллигентного человека это важно. А я простой парень, и к симфониям отношусь ничуть не лучше, чем к военным маршам и оперетте. Ага, и Толстого с Достоевским не люблю. И как мне дальше жить? Да, наверное, так же, как и раньше. Со своими предпочтениями, которые я не собираюсь подстраивать под кем-то установленные штампы. Слушать под настроение AC/DC, вкусный джаз или рэп, читать книги современников, а труды классиков марксизма — ленинизма использовать вместо груза, когда линолеум нужно чем-то придавить, чтобы отлежался. Ага, досталась мне по наследству пара стопок этого чтива, перетянутые бечёвкой. Я уж и соседям их предлагал, но никто так и не покусился на "нетленку". Даже не представляю, как они без пошагового руководства собираются из социализма в коммунизм перебираться. Ладно я, я его сам себе построить собрался, а им как всем колхозом переезжать.

Угу. Дошутился. Не заметил, как музыканты откланялись и со сцены уходят.

А я изменился. Раньше я бы никогда не кинулся вслед за незнакомой девушкой, зато теперь помчался без тени сомнения. Но не всегда удача сопутствует смелым и решительным. Пока я пробирался за сцену, музыканты словно растворились в толпе других участников смотра, готовящихся к выступлениям. Минут десять я метался по коридорам, нескромно заглядывая во все приоткрытые двери.

— Валера, — услышал я откуда-то из-за спины голос нашего ударника, — Давай бегом в гримёрку переодеваться, нам через десять минут на сцену выходить.

За время нашего выступления я успел не раз осмотреть зал, но свою флейтистку так и не увидел.

В своём времени я бы решил, что не судьба, и махнул рукой, но здесь я не тот, каким сам себя знаю. У меня откуда-то появилось упорство и желание переупрямить судьбу. Из филармонии я в тот день ушёл не раньше, чем узнал, что флейтистка с квартетом выступала от педагогического института.

* * *

— Хозяин, а что будет после того как ты артефакт найдёшь? — спросил Гоша и отправил в рот очередную ложку сгущённого молока.

— В смысле? — не понял я вопроса, поскольку алгоритм действий давно расписан и домовой его прекрасно знает, — Уберу сферу в текст, сожгу бумагу и забуду всё, как страшный сон.

— Не включай дурака, — вылизав дочиста ложку и положив её на стол, скрестил сладкоежка руки на груди, — Ты прекрасно понял, о чём речь. Что после всего этого будешь делать? Вернешься в свой мир?

Сколько раз сам себе задавал этот вопрос, но впервые мне его озвучил кто-то другой. Я подошёл к креслу, в котором сидел малой и присел на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. Затем положил руки на колени домового и тихо ответил:

— Гоша, я не знаю, что будет дальше. Помнишь, я рассказывал тебе о том, что есть возможность вернуться в мой мир, но без гарантии, что я останусь либромантом? Так вот — я не хочу в тот мир. Не потому что он злой и плохой, а я могу остаться без магии. Вовсе не поэтому. По большому счёту тут то же не сахар, но мне кажется, что здесь моё место, а там я себя не нашёл. М-м, не нашёл так, как здесь.

Я не верю, когда слышу или читаю, как творческая личность заявляет: "Это я создаю для себя.". Зачем тогда вообще что-то создавать, если это никто не увидит, не попробует и не пощупает? К чему этот обман? Любой человек жаждет признания и славы, в этом нет ничего плохого или постыдного, и никто меня в этом не переубедит. Художник жаждет, чтобы его картины выставлялись как можно чаще. Писатель грезит огромными тиражами своих книг, артист мечтает о толпах почитателей его таланта. Повар думает о том, как будут нахваливать его блюда, а строитель рад, когда построенным им зданием восхищаются прохожие.

Так и я хочу, чтобы моя музыка была услышана миллионами слушателей. Вот только в моём мире она затеряется на фоне тысяч новых мелодий, а здесь у меня есть реальный шанс воплотить свои стремления в жизнь. Пусть я вру на каждом шагу и пользуюсь магией, чтобы обустроить свой быт, но я знаю, что всё то, на что я способен сам, я сам и делаю. Есть у меня чувство, что здесь я порой выше планки прыгаю, которой когда-то сам себя ограничил. Вроде и свободы в СССР на порядок меньше, чем там, у нас, а я себя свободнее чувствую.

— А если твоё желание никто не будет учитывать? — также тихо спросил домовой, — Возьмут и без спроса поменяют обратно с Борисычем местами.

— Стало быть, нам нужно найти какую-то защиту от магического воздействия извне. Ты ведь мне поможешь? — взъерошил я волосы мелкого, — Да, вот ещё что хотел тебе сказать. Ты ведь читал книгу, благодаря которой появился в этом доме?

Гоша судорожно сглотнул и часто-часто закивал. Я бы тоже давился слюной и переживал, если б прочитал о том, что закончу свою жизнь в оцифрованном виде в виртуальном мире. Такое вот больное воображение у Автора придумавшего славного домового по имени Самогоша.

— В общем, что бы ни случилось, — продолжил я, — в книгу я тебя не верну. Пусть твоя книжная копия проживёт свою жизнь, а ты свою.

— Спасибо, — чуть слышно произнёс Гоша.

Глава 13

Увидев лицо Борисыча на экране монитора, я сначала подумал, что случайно отправил видеовызов не тому абоненту. Проверив ник вызываемого, убедился, что не ошибся и решил, что батя напялил солнцезащитные очки.

— Это кто тебя так? — начал я разговор с улыбающимся отцом, у которого вокруг обоих глаз светились лиловые синяки.

Этакие добротные двусторонние бланши, от которых у него оплыло лицо.

— Да так, — отмахнулся папа, словно фонари на лице для него дело привычное и не заслуживающее внимания, — С Витьком парой ударов обменялись.

— С каким ещё Витьком? — не понял я, — С Шурави что-ли?

Борисыч кивнул, чем ввёл меня ещё в больший ступор:

— Как так то? Он же мне обещал… Уши за каждого из вас оторву… В грудь себя пяткой стучал… Вы бухие, что ли были?

— Нет, — всё с той же довольной улыбкой на лице помотал головой батя, — В тот момент ещё трезвые. Он мне в глаз зарядил, а я ему в ухо тут же засандалил. Кстати, удачно.

— Судя по тому, что у тебя два фингала, победа досталась явно не тебе, — вполне объективно подвёл я итог.

— Не-е, второй бланш мне Светка, ну, Витина жена поставила, — щерясь от удовольствия, пояснил Борисыч, — Она у него левша, оказывается.

— А от тёти Светы тебе за что прилетело? — вот уж о чём никогда не подумал бы, так это о том, что жена Вити может кому-то по морде заехать. Это ж до какой степени нужно было её из себя вывести? — Борисыч, ты мне ничего рассказать не хочешь?

— Шурави, после Абхазии, на меня стал как-то странно смотреть и сторониться, — начал объяснять отец, — Ну, я вчера не выдержал, дождался, когда он один в своём кабинете останется, и спросил, в чём дело. Он сказал, что когда меня видит, то сразу о Грине вспоминает. Мол, всё во мне о нём напоминает и от этого тоскливо становится, да так, что сердце щемит. Кстати, это правда, что меня весь город по прозвищу Грин знал?

— Правда, — кивнул я, — А меня в твою честь Гринвичем прозвали. Но ты не отвлекайся.