Приключения Мишеля Гартмана. Часть 2

— Прекрасная дама…

— Тут речь не о любезности, но о делах, и очень важных. Хотите вы помочь мне в моей мести, дабы я содействовала вашей? Я готова на такой союз, и теперь мы непременно добьемся успеха, положитесь на мое слово. Женщины сильнее мужчин в деле мести, если хотите знать.

— Это справедливо, баронесса. Я согласен, говорите, что мне делать.

— Бросить хитрости и говорить прямо.

— Очень охотно.

— Куда вы едете?

— В Жироманьи.

— А оттуда?

— Не знаю, это будет зависеть от обстоятельств.

— Где находится в настоящее время Поблеско?

— У самого неприятеля. Разве вы не знали этого, баронесса?

— Ну, я вижу, что теперь вы говорите откровенно, а когда так, повторяю, мы добьемся успеха, не только отмстим тем, кого ненавидим, но еще и Поблеско, который, постоянно обманывая, делал из нас ступени для достижения богатства и почестей, которых жаждет. Взгляните-ка на это, — прибавила она, показывая ему, письмо в довольно большом конверте, который вынула из-за лифа.

— Почерк графа Бисмарка! — вскричал Жейер в глубоком изумлении.

— И полномочие действовать по моему усмотрению.

— Приказывайте, баронесса, я принадлежу вам душой и телом.

— Вот таким-то я и хотела вас видеть! Мы сыграем теперь последнюю партию, где вам надо вернуть проигранное.

— Я, безусловно, буду повиноваться вам, клянусь!

— И будете молчать?

— Как могила.

— Хорошо, я полагаюсь на ваше слово. Как видите, день кончается для вас лучше еще, чем вы полагали; но становится поздно, пора разойтись; завтра вы получите от меня последние инструкции.

— Я исполню их в точности, что бы там ни вышло, — отвечал банкир, вставая.

— Так я и рассчитываю. Подкрепите себя сном, утровечера мудренее, до завтра.

Она позвонила, и вошел слуга.

— Посветите, — сказала она ему.

Жейер почтительно поцеловал руку баронессы и ушел, предшествуемый лакеем, который нес впереди него канделябр.

— Теперь он у меня в руках, — сказала баронесса, как только осталась одна с Лилией, — я надеюсь, с Божьей помощью, иметь успех!

Спустя минуту она прибавила:

— Малютка, помоги мне лечь, в эту ночь все предвещает мне отличный сон.

ГЛАВА XXV Коварная, как волна

Когда баронесса легла в постель, она знаком подозвала к себе Лилию и шептала ей на ухо минуты две, но так тихо, что молодая девушка едва расслышала слова. Когда крестная мать ее замолчала, Лилия поднялась, кивнула головой в знак согласия, или, вернее, повиновения, и вышла из комнаты.

Оставшись одна, баронесса взяла книгу со стола, поставленного у изголовья кровати, раскрыла ее, облокотилась на подушку, голову подперла рукой и стала читать.

Отсутствие Лилии продолжалось долго, около часа; наконец она вернулась с улыбкой на лице.

Баронесса прервала чтение и подняла голову.

— Ну что? — спросила она.

— Юлиус свел господина Жейера в комнату верхнего этажа с окном во двор.

— Очень хорошо, малютка, а дальше?

— Я исполнила ваши приказания, крестная. Перед тем как лечь, господин Жейер спросил выпить чего-нибудь; Юлиус приготовил ему грог, или, вернее, грог-то приготовила я, так как вы приказали мне, а Юлиус отнес ему.

— Продолжай, девочка, до сих пор все отлично. Я довольна тобою. Что делает теперь Жейер?

— Положил свои револьверы на стол под рукой, он запер, как мог, дверь своей комнаты, с которой снят был замок, потом сбросил с себя платье, наиболее стеснявшее его, выпил грог до последней капли, завернулся в одеяло и легполуодетый напостель; теперь он спит глубоким сном.

— Браво, девочка! Все теперь?

— Да, все, крестная.

— Что делают слуги?

— Они караулят, сидя в кухне у огня, пьют и курят.

— Чтоб они не напились.

— Они обещали мне.

— Какая теперь погода? Все еще идет снег?

— Нет, крестная, перестал, и ветер стих, небо усеяно звездами, ночь светлая, но морозит сильнее.

— Ты говорила, надеюсь, слугам, чтоб они ни под каким видом не ложились спать?

— Говорила, крестная, они поочередно будут дремать на стуле.

— Отлично, постели себе постель в этом углу и ложись, девочка, но смотри не раздевайся совсем, а главное, не забудь запереть дверь.

— Разве вы опасаетесь чего-нибудь, крестная?

— В таком месте, где мы находимся, благоразумие велит постоянно быть настороже — нельзя знать, что может случиться с минуты на минуту, когда всего менее ожидаешь. Торопись лечь, девочка, я сейчас засну.

— Доброй ночи, крестная.

— Поцелуй меня, малютка, и спи хорошо. — Баронесса закрыла книгу, положила ее на стол и сомкнула глаза.

Девушка постлала себе в углу, заперла дверь изнутри, задула свечи и, как приказала ей баронесса, почти одетая бросилась на свою постель.

Комната освещалась только порой вспыхивающим в камельке пламенем; глубокое, ничем не нарушаемое безмолвие царствовало снаружи.

В доме все спало или казалось спящим.

Ночью в деревнях слышны то пение петуха в ранний час утра, то лай собак на луну, то бой церковных часов вдалеке — словом, смутные и необъяснимые звуки, изобличающие жизнь, которые производит человеческий рой, когда погружен в сон. Но в этой брошенной деревне, среди снежной пустыни, где не было живого существа нигде, кроме единственного дома, мертвая и мрачная тишина ложилась на душу тяжелым гнетом и походила на безмолвие могилы.

Так протекло несколько часов в полном спокойствии, однако часам к трем утра треск зажигательной спички раздался в комнате баронессы фон Штейнфельд.

— Вы нездоровы, крестная? — тотчас спросил с живейшим участием серебристый голосок маленькой Лилии.

— Вовсе нет, дитя, — ответила баронесса, зажигая одну за другою свечи канделябра, стоявшего на столе, — я выспалась и потому встану.

Лилия уже вскочила на ноги и совсем была одета.

— Помоги мне, — сказала ей баронесса. Молодая девушка повиновалась, потом помешала в камине, где огонь почти потух, но вскоре взвился кверху ярким пламенем.

— Сходи-ка в кухню посмотреть, что там делается, и скажи Иоганну, чтобы он дал лошадям овса.