Приключения новобрачных

При виде «Синего гусака» с заколоченными досками окнами и развешанными по фронтону разноцветными фонариками Джорджетт вздохнула с облегчением. Маккензи отпустил ее руку, чтобы открыть дверь, затем пропустил ее вперед. И тогда она вдруг почувствовала покалывание в освобожденной ладони. Что бы это значило?..

Джорджетт потерла одну руку о другую и вошла. Невольно ей подумалось, что Маккензи был не чужд хорошим манерам. Кто-то хорошенько поработал над тем, чтобы научить правилам английского этикета этого бородатого шотландца. Хотелось бы знать, кто не пожалел на это время и силы. Мать? Нет, скорее любовница. И хотелось бы надеяться, что за свои труды эта женщина получила больше, чем беспочвенные обвинения и угрозы.

В «Синем гусаке» было, по счастью, куда прохладнее, чем на улице. К четырем часам пополудни солнце прямо-таки раскалилось. Увы, здесь пахло менее приятно, чем снаружи, – воняло элем недельной давности. Не приходилось сомневаться, что пролитый кем-то в дальнем углу эль так и остался засыхать на полу, не дождавшись тряпки поломойки. Впрочем, запах из кухни отчасти перекрывал пивной дух. Пахло жареным цыпленком. Джорджетт вспомнила, что Элси говорила, будто Маккензи столовался в этом трактире. И, словно в подтверждение своих мыслей, она услышала громкое урчание, исходившее из недр его живота. Неужели он так торопился состряпать для нее повестку в суд, что забыл позавтракать? Впрочем, какое ей дело до того, голоден он или нет? Желания угостить его обедом она не испытывала.

Они подошли к стойке вместе, и тут случилась очередная неприятность. Джорджетт не удивилась бы, если бы им на пути к «Синему гусаку» встретилась Элси, но Элси и след простыл. Да и Рандольф, которого Джорджетт не видела с того момента, как он ускакал на серой кобыле в Морег, по удачному стечению обстоятельств им тоже не встретился. Нет, проблемы создал толстенький хозяин гостиницы, который в ответ на ее просьбу заглянуть в номер на пять минут поджал губы, скрестил руки на груди, скептически приподнял бровь и ответил категорическим отказом.

– Номер только что привели в порядок. Две горничные его все утро убирали. Смола на простынях… И пол весь бренди пропитался. Я не могу пустить вас туда вновь после того, что вы там натворили. Вам должно быть стыдно за то, что вы учинили в приличном заведении.

Последняя фраза вызвала у Маккензи ухмылку. Очевидно, назвав этот трактир приличным заведением, хозяин сильно погрешил против истины.

– Какая-нибудь из тех горничных, что там убирали, не находила мой кошелек? – поинтересовался Маккензи.

Хозяин гостиницы покачал головой:

– Нет, никто ничего не докладывал. Но я не стал бы их винить, если бы они забрали кошелек себе за труды. Бедняжкам пришлось восемь часов трудиться без отдыха, чтобы привести номер в порядок.

Джорджетт прикусила губу. Немного подумав, спросила:

– Сколько? – Она не сомневалась, что хозяин затребует с нее баснословную сумму, но никаких денег не пожалеет, если на кону стоит ее свобода.

Толстячок прищурился.

– Пожалуй, я смогу вас туда пустить, если вы заплатите за ночь.

– За ночь?! – возмутился Маккензи. – Но нам хватит и пяти минут!

Хозяин повернулся к Джорджетт и, прищелкнув языком, спросил:

– Он быстрый в постели, да? Приношу свои соболезнования, мисс. Большинство шотландцев делают это лучше. – Украдкой взглянув на Джеймса, толстяк добавил: – Но он исправится, когда втянется в семейную жизнь, уж поверьте.

Джорджетт почувствовала, что краснеет. Горело все лицо, даже шея. Очевидно, этот человек считал, что имеет право вести с ней такие вот разговоры после того, что она тут вчера вытворяла. Как очевидно и то, что он считал их семейной парой.

Глухой рык раздался у нее над ухом, но она заставила Маккензи, развязывая тесемки ридикюля, замолчать, двинув локтем в бок. И снова спросила:

– Сколько?

Хозяин гостиницы почесал в затылке.

– Один фунт.

– Это грабеж! – закричал Маккензи.

Джорджетт подумала: «Не дать ли ему еще разок под ребра, просто так, для удовольствия?» Только что она имела счастье убедиться в том, что Маккензи всего лишь смертный, и будет полезно продолжать думать о нем в том же духе. Но она не поддалась искушению и, тщательно пересчитав мелочь, выложила монетки в ладонь жадному трактирщику.

– Вы уверены, что не отдаете ему мои деньги? – строго спросил Маккензи.

– Вполне уверена. – Джорджетт затянула тесемки ридикюля решительным коротким движением и, сунув под нос своему спутнику ключ от номера, указала на лестницу. – После вас, мистер Маккензи.

– Джеймс, – сказал он, поднявшись на одну ступеньку. – Меня зовут Джеймс. – Обернувшись, он одарил ее лучезарной улыбкой. – Если кошелек так и не найдется через пять минут, тогда, полагаю, мы вернемся к «мистеру Маккензи».

Она шла за ним следом.

– Что касается имен, то полагаю, что «мистер Маккензи» – куда более подходящее обращение к человеку, который готов притащить меня в суд. – Угроза предстать перед судом была вполне реальной, и перед лицом этой угрозы Джорджетт испытывала немалое волнение. Кровь стучала у нее в ушах.

– Я уже сказал, что если вы сможете вернуть мне пропавшие деньги, то необходимость в судебном преследовании отпадет.

– Ах да, конечно. Надеюсь, вы простите меня за то, что я все же испытываю недоверие к словам человека, который притащил меня сюда силой.

Джорджетт быстро преодолела три последние ступеньки, нарочито громко топая, и остановилась на лестничной площадке.

– И вообще, откуда мне знать, что у вас в кошельке была именно та сумма, какую вы называете?! – крикнула она вслед Джеймсу, уже находившемуся в середине второго пролета. – Может, на самом деле вы потеряли пять фунтов, а я вам нужна для того, чтобы поправить ваше финансовое положение.

Джеймс замер, занося ногу для очередного шага, но оборачиваться не стал.

– Если мы найдем кошелек, все вопросы отпадут сами собой, верно?

Дальше они шли в напряженном молчании. Впереди было еще два пролета. А может, и три. Утром она летела вниз очертя голову и пролеты, разумеется, не считала. Но мистер Маккензи, похоже, прекрасно знал дорогу. Он поднимался уверенно, затем, на верхней площадке, все так же уверенно повернул налево и вставил ключ в замок третьей по счету двери по правой стороне. Дверь распахнулась, и они оказались там, где она проснулась утром, то есть там, где все началось.

Сейчас комната выглядела совсем по-другому. Во-первых, она была чистой. Джорджетт запомнились мятые простыни, перья и осколки на полу. То, что пол скребли восемь часов, явно пошло комнате на пользу. Кровать же была аккуратно застелена и накрыта белым покрывалом. Возле подножия кровати красовался новый ночной горшок. Джорджетт запомнила, где он находится, – так, на всякий случай.