Приключения Перигрина Пикля

— Например, — сказал один из членов, — когда я приобрел в столице некоторую известность, один из этих тиранов, обласкав меня, заявил о своей дружбе и даже снабдил деньгами ввиду моего затруднительного положения; посему я смотрел на него как на образец бескорыстия и милосердия, и, если бы он знал мой нрав и умел со мной обращаться, я стал бы для него писать на предложенных им условиях. Пользуясь, таким образом, его дружбой и нуждаясь как-то в небольшой сумме, я доверчиво обратился с просьбой к моему доброму другу, но внезапно он забыл о великодушии и отказал мне в самых унизительных выражениях; и хотя я уже продвинулся в работе, предназначенной для него, настолько, что этой работой мог бы уплатить свой долг, он резко спросил меня, когда же я ему возвращу взятые деньги. Таким образом, со мной обошлись, как с молодой проституткой, только что прибывшей в город, которой сводница согласилась дать в долг, чтобы иметь возможность угнетать ее; а если та пожалуется, то с ней обращаются, как с самой неблагодарной негодницей, и вдобавок приводят такие доводы, что посторонний человек может быть введен в заблуждение: «Ах ты неблагодарная шлюха! Разве я не взяла тебя в дом, когда на тебе не было ни рубашки, ни юбки, да и куска хлеба не было, чтобы набить брюхо? Разве я не одела тебя с ног до головы, как благородную, разве не предоставляла тебе стол, квартиру и все необходимое, пока собственное твое сумасбродство не довело тебя до нищеты? Ах ты такая-сякая, мерзавка, вонючка, чертовка, теперь у тебя хватает бесстыдства говорить, что с тобой жестоко обходятся, когда я требую возвратить мне собственные мои деньги!» Вот видите, и шлюху и писателя угнетают одинаково и лишают даже печальной привилегии жаловаться; потому-то они готовы подписать любые условия, какие кредиторы пожелают им поставить.

Эта иллюстрация произвела столь сильное впечатление на все Общество, что единогласно было постановлено отомстить тем, кто обидел жалобщика; и после недолгих дебатов порешили, чтобы жалобщик заново перевел какую-нибудь ходкую книгу, старый перевод которой принадлежал обидчикам, и издал по более низкой цене, и чтобы Общество приложило все усилия для рекомендации и распространения этой книги.

Когда это дело было разрешено к общему удовлетворению, встал один небезызвестный писатель и воззвал к совету и помощи собратьев, чтобы наказать некоего аристократа, претендующего на знание литературы, который вслед за изданием его сочинения, имевшего шумный успех, не только пожелал, но даже добивался знакомства с ним.

— Он пригласил меня к себе в дом и ошеломил любезностью и уверениями в дружбе. Он настаивал на том, чтобы я относился к нему как к другу и приходил в любой час без церемоний; он взял с меня слово, что я буду с ним завтракать три раза в неделю. Короче говоря, я почитал себя счастливым, получив приглашение человека, пользующегося таким весом и репутацией, который мог бы мне помочь на моем жизненном пути, а для того, чтобы он не вообразил, будто я пренебрегаю его дружбой, явился через два дня с намерением выпить чашку шоколада, как было условлено; но он столь устал прошлой ночью, танцуя где-то на ассамблее, что камердинер не решился его будить так рано; я засвидетельствовал почтение его лордству, оставив рукопись своего произведения, каковое он выражал горячее желание прочитать. Я повторил свой визит на следующее утро, чтобы нетерпение, с каким он желал меня видеть, не отразилось на его здоровье; но слуга сообщил, что его лордству весьма понравилось мое произведение, большую часть которого он прочел, но в настоящее время он придумывает себе костюм для маскарада, устраиваемого сегодня вечером, и потому лишен удовольствия видеть меня за завтраком. Это была уважительная причина, и я удовлетворился объяснением, а дня через два, когда я явился снова, его лордство был чрезвычайно занят. И это могло быть правдой, а потому я пришел и в четвертый раз в надежде, что у него найдется свободное время. Но он ушел за полчаса до моего прихода, оставив мое произведение у камердинера, уверившего меня, будто его лордство прочитал его с великим удовольствием. Может быть, я удалился бы, удовлетворенный этим сообщением, если бы, проходя по зале, не услышал, как один из лакеев, стоявший на площадке лестницы, спросил довольно громко: «Ваше лордство изволит быть дома, когда он придет?» Легко угадать, что мне не по вкусу пришлось это открытие; я повернулся к своему провожатому и сказал: «Мне кажется, его лордство предполагает сегодня не быть дома и для других, не только для меня». Даже камердинер покраснел при этом моем замечании, я же вышел немало раздраженный уловками пэра и порешил прекратить визиты. Вскоре после этого я случайно встретил его в парке и, как человек вежливый, не мог не отвесить ему поклон, который он возвратил крайне сухо, хотя ни одной живой души кроме нас не было. Когда же это произведение, о котором он так горячо отзывался, было издано по подписке, он не подписался ни на один экземпляр. Я много размышлял о непоследовательности в его поведении. Я никогда не искал его покровительства, даже не думал о нем, пока он сам не пожелал со мной познакомиться, и если он был разочарован беседой со мной, почему же так настаивал на дальнейшем знакомстве?

— Дело ясное! — воскликнул председатель, прерывая его. — Это один из тех любителей, которые выдают себя за знатоков и гордятся знакомством со всеми талантливыми людьми, надеясь, что в обществе заговорят, будто писатели прибегают к их советам. Готов побиться об заклад, что его лордство, воспользовавшись встречей с вами и ознакомившись с вашей рукописью, уже всем намекнул о вашей просьбе помочь в отделке произведения и о своем на то согласии; но он якобы нашел вас весьма несговорчивым касательно тех самых мест, какие не получили одобрения общества. Что же касается его учтивости, то в его поведении нет ничего необычного. Доживите до моих лет, и вы не будете удивляться тому, что для придворных отнюдь не одно и то же — дать слово и сдержать его; однако я сочувствую вашей обиде и охотно предлагаю свою помощь.

С мнением председателя согласились все члены Общества; отложив остальные жалобы и заявления до следующего заседания, собравшиеся приступили к упражнению в остроумии, которое устраивалось раз в две недели, чтобы дать членам возможность проявить свои дарования. Тема была выбрана председателем, начавшим игру острым замечанием, связанным с беседой, а затем мяч был подхвачен и стал перелетать из одного угла комнаты в другой по воле вдохновения.

Для того чтобы читатель получил понятие об этом спорте, я приведу остроумные реплики в том порядке, в каком они подавались. Одному из членов, заметившему отсутствие мистера Метафоры, сосед сообщил, что у поэта дома ненастная погода и он не может выйти.

— Как! — вмешался председатель. — Ветер задерживает его в порту?

— Вино задерживает! — воскликнул второй. — Скован вином! Странная метафора, — заметил третий.

— Нисколько, если он попал в бочку! — отозвался четвертый.

— Скорей бочка попадет в него! — ответил пятый. — Для него нужен океан!

— Не удивительно, если его зальет, — сказал шестой.

— Если его зальет, он выплывет, когда желчный пузырь лопнет! — подхватил седьмой.

— Это случится скоро. Он давно уже готов лопнуть, — сообщил восьмой.

— Ничуть не бывало! Поверьте моему слову, он крепко держится на дне. У него природная способность тонуть, — заявил девятый.

— Тем не менее я его видел в облаках, — заметил десятый.

— Ну и туманный он был тогда! — бросил одиннадцатый.

— Такой темный, что смысла понять нельзя, — согласился десятый.

— А все-таки он был виден насквозь, — сказал двенадцатый.

— Вы говорите так, будто у него голова стеклянная, — вставил тринадцатый.

— Ничуть не бывало! — воскликнул четырнадцатый. — Голова у него из более крепкого вещества! Она склоняется, но не бьется.

— Все же я видел ее разбитой, — вмешался председатель.

— А вы не заметили — ум вытекал из дыры? — спросил кто-то.

— Ум у него слишком неуловим, чтобы его заметить, — отрезал председатель.

Третий собрался еще что-то сказать, как вдруг из кухни раздался отчаянный вопль: «Пожар!», заставивший всех присутствующих заметаться по комнате. Каждый стремился спастись первым, у двери и в коридоре образовалась пробка; задние старались оттащить тех, кто прорвался вперед. Все орали; клубы дыма врывались в комнату, и лица исказились от ужаса. Перигрин, видя, что в дверь не выйдешь, распахнул окно и выскочил на улицу, где увидел толпу, собравшуюся тушить пожар. Некоторые члены Общества последовали его примеру и благополучно выпрыгнули из окна. Председатель, не решаясь прибегнуть к тому же способу, дрожал, стоя на подоконнике, и, не полагаясь на свою ловкость, страшился последствий прыжка; случайно проносили мимо портшез, и, воспользовавшись этим, он прыгнул прямо на крышу портшеза, который опрокинулся в канаву, к негодованию седока, оказавшегося изнеженным щеголем, ехавшим в вечернем костюме на какую-то ассамблею.

Этот кавалер, услышав над головой грохот и почувствовав сотрясение в тот момент, когда портшез перевернулся, вообразил, будто на него обрушился целый дом, и от ужаса завизжал, причем толпа решила, что это визжит женщина, и кое-кто бросился ему на выручку, в то время как носильщики, вместо того чтобы ему помочь, как только опомнились, пустились в погоню за виновником катастрофы, который, привыкши не раз удирать от бейлифа, нырнул в темный переулок и мгновенно исчез, скрывшись с глаз людских вплоть до следующего дня, когда он появился снова на Тауэр-хилле.

Те, кто был помилосердней и энергически бросился на помощь предполагаемой леди, узнав о своей ошибке при появлении щеголя, озиравшегося с ужасом по сторонам, перешли от выражения сочувствия к веселью и начали отпускать отвратительные шутки по адресу несчастного седока, нимало не помышляя ему помочь. Он очутился в весьма затруднительном положении, но Пикль, сжалившись над ним, убедил носильщиков отнести его по соседству в дом аптекаря, которому этот несчастный случай сулил немалую выгоду, ибо испуг столь сильно повлиял на нервы щеголя, что он слег в горячке и пролежал без сознания целые две недели, в течение которых не только не был лишен медицинского ухода, питания и прочих услуг, но и был по-королевски ублаготворен, как явствовало из предъявленного аптекарем счета.

Наш герой, убедившись в том, что неудачливый щеголь доставлен по назначению, вернулся к месту бедствия, которое произошло благодаря засорившемуся дымоходу и скоро было преодолено усилиями семьи, не возымев никаких других последствий, кроме тревоги по соседству, смятения членов Общества и расстройства ума у щеголя.

Полный страстного желания ближе познакомиться с уставом Общества, который постепенно ему открывался, мистер Пикль не преминул появиться на следующем собрании, когда рассматривались жалобы членов, заключенных в тюрьмы Флит, Маршелси и Королевской Скамьи. Поскольку эти несчастные писатели не ждали ничего от своих собратьев, кроме совета и услуги, не связанных с кошельком, заявления разбирались с великой тщательностью; по этому поводу Перигрин имел возможность обнаружить перед Обществом свою влиятельность, ибо случайно кредитор одного из заключенных был ему знаком, и он знал, что строгость этого джентльмена вызвана негодованием против должника, написавшего на него пасквиль в отместку за отказ вторично дать взаймы, после того как тот уже одолжил довольно значительную сумму. Наш молодой джентльмен, узнав, что писатель раскаялся и склонен принести извинение, обещал оказать влияние на кредитора, чтобы тот пошел на соглашение, и через несколько дней добился освобождения сочинителя.