Приключения Петрушки

Тузик давно разобрался, что Петрушкой пахнет из двух мест: из кустов — настоящим, и с дороги — глиняным. Умная собака решила: раз настоящий Петрушка прячется — значит, хочет, чтобы его не нашли, а раз глиняный стоит посреди дороги — значит, он поставлен затем, чтобы на него обратили внимание.

И Тузик повел судью к глиняному Петрушке.

— Вон он, — взвизгнул Тузик. — Держи его, хозяин.

Судья посмотрел и в трех шагах перед собой увидел Петрушку в синем колпаке, в красной рубашке. Мальчик стоял неподвижно и не шевелился, но НашимВашим почудилось, что он хочет удрать от него.

— Стой, не двигайся! — судья обхватил глиняного Петрушку обеими руками, прижал к животу и потрусил по дороге к городу. — Сейчас я отдам Петрушку Формалаю, — запел судья от радости. — Он казнит его. А я снова стану царским судьей.

ЧЕРЕПКИ НА ПОЛУ

Звенели бубны, трещали трещотки, глухо ухал барабан, стучали кастаньеты, кружились танцовщицы, гремя бусами и браслетами. Правитель развлекался. Однако ему было совсем не весело. Да и как царь станет веселиться, если он знает, что у него всего двадцать стражников, да и те не настоящие солдаты, а повара, дворники, чистильщики сапог и другие слуги.

Танцовщицы кружились все быстрее и быстрее, но Формалай не видел их. Он грустил, что не может уберечь свою день ото дня слабевшую власть. Хранитель царской памяти, который ни на минуту не отлучался из дворца, подошел, наклонился к уху Формалая и что-то прошептал.

— Сейчас же зови! — глаза-пуговицы у царя заблестели. — Вон отсюда! гаркнул он на танцовщиц.

Дверь широко раскрылась, и вошел судья НашимВашим, крепко прижимая к животу связанного по рукам и ногам глиняного Петрушку. К поясу судьи за поводок была привязана пестрая взлохмаченная собака.

— Вот он! Вот Петрушка! — Судья поставил мальчика на ковер. — Я выполнил задание. Я хочу снова быть царским судьей.

— Пусть он будет судьей, — кивнул правитель.

Хранитель памяти повторил его слова.

— У меня чудесная собачка. Она помогла мне поймать Петрушку.

— Дать собаке золотой ошейник, — не глядя добавил Формалай, вставая с трона и делая шаг к Петрушке. — Вот ты где мне попался! Я с тобой расправлюсь.

Челюсти у правителя угрожающе задвигались, и, не в силах удержать накопившуюся злость, он с размаху ударил Петрушку ногой в живот.

Статуя глухо стукнулась о ковер и разлетелась на черепки. Формалай свирепо взглянул на судью, тот упал на колени.

— Возьмите его, привяжите к хвосту лошади, и пусть она носит его по чистому полю, — сказал правитель. — Царский судья не может справиться с каким-то сорванцом. Позор!

Вошедшие стражники подняли судью. Тузик громко затявкал.

— И собаку привяжите вместе с ним. Пусть лошадь затопчет их копытами. Не нужны мне такие слуги!

НА ХВОСТЕ ЛОШАДИ

Петрушка шел к морю, когда услышал лошадиный топот и громкие стоны: "Ох, ох, больно, ох!" Прямо на него неслась лошадь. Грива ее развевалась, а к хвосту было что-то привязано. Петрушка подпрыгнул, ухватился за гриву лошади. Лошадь взвилась на дыбы, сделала два прыжка в сторону и остановилась. Петрушка освободил пленников и тут, кроме стонов, услышал тявканье собаки. Взглянул на разноцветные лапы и сразу узнал:

— Тузик! Тузик!

Тузик открыл глаза, попытался встать, но не смог.

Петрушка подул собаке в дырявый нос, собака отряхнулась и завертелась вокруг него.

— Подожди, Тузик, подожди. Здесь еще кто-то есть. Нужно ему помочь.

Пострадавший лежал вниз лицом. Кряхтя от натуги, Петрушка перевернул его, взглянул, и сразу всплыла в памяти мальчика торная дорога и здоровенная фигура, прижимавшая к животу его, Петрушкино, изображение.

— Нашим-Вашим! — вырвалось у мальчика.

Услышав свое имя, судья приподнял растрепанную голову, посмотрел на спасителя и опять уронил ее на траву.

"Он узнал меня. Сейчас снова привяжет к лошади, и тогда уже мне не спастись", — подумал судья, и ему стало так страшно, что он принялся умолять мальчика:

— Добрый Петрушка, не оставляй меня! Я знаю, что сделал много зла, но я заглажу свою вину. Я помогу тебе и твоим друзьям. Помоги мне вернуться в город, и там я тебя отблагодарю.

— Нет, нет. Не надо мне твоей благодарности. Ты злой и несправедливый.

Судья собрал последние силы и сел.

— Выслушай меня. Я никогда больше не буду служить Формалаю. Ты знаешь, я служил ему верой и правдой. Я выполнял все его приказы. Но ты сам видишь, как Формалай наградил меня за мою верную службу. Я никогда этого не прощу ему. Поверь мне, Петрушка, я не буду судьей. Я пойду работать садовником или стану кузнецом, как Игнат.

— Гав! Гав! Не верь ему! — зарычал Тузик. — Он обманет тебя.

— Не надо верить, Тузик прав. — Петрушка хотел привязать судью к лошади, но в глазах его было столько мольбы, а слова звучали так печально и искренне, что мальчик все-таки поверил ему. Тот, кто сам честен, всегда верит в честность других.

В ЛОЖБИНЕ

Петрушка помог судье почистить костюм и приклеил смолой оторвавшиеся волосы. И когда судья немного отдохнул, они пошли по тропинке, извивающейся по лугу.

— Куда мы идем? Я готов помочь тебе, но не знаю чем, — сказал судья.

— Я иду искать Аленку, дочь кузнеца, искусную рукодельницу. Генерал Атьдва приказал ее бросить в море.

— Я пойду с тобой, — с готовностью отозвался Нашим-Вашим. — Вдвоем мы найдем ее быстрее.

Они шли весь день, а когда солнце стало прятаться за дальним лесом, уставший Петрушка предложил отдохнуть.

— Нужно устроиться на ночлег, — согласился судья. — Вон там, в ложбине, есть деревья, под которыми можно укрыться от дождя. Мы соберем валежнику, разведем костер.

Петрушка посмотрел, куда указывал судья, и ему понравилось это место. Ласковый ручеек журчал между кустами орешника. Несколько лип и берез приветливо шумели, и мальчику казалось, что они приглашают в гости. Петрушка и судья принесли хвороста, разожгли костер и долго сидели, глядя на огонь. Когда стало совсем-совсем темно. Петрушка сказал:

— Тузик, посторожи нас, чтобы никто не тронул.

— Гав! Гав! — отозвался Тузик. — Всегда готов сторожить.

Петрушка уснул, едва его голова коснулась травы. Судья тоже, казалось, спал. Стояла такая тишина, что слышно было только легкое потрескивание угольков костра да тихое посапывание Петрушки.