Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
По обыкновению, всякое утро приходил человек и будил его, докладывая, что чай готов и что Саломея Петровна изволили уже встать.
Против обыкновения, на другой день после отъезда Саломеи Петровны по своим надобностям человек не приходил будить Федора Петровича и докладывать, что Саломея Петровна изволили уже встать.
Был уже час третий пополудни, Федор Петрович отлежал бока, удивляясь, что Саломея Петровна так долго спит.
«Верно, поздно приехала домой, — думал он. — Вот жизнь собачья!» — прибавил он вслух и крикнул:
— Эй!
— Чего изволите, сударь? — спросил лакей.
— Барыня
— Никак нет-с.
— Ах ты, господи! — сказал Федор Петрович, — в котором часу приехала барыня?
— Барыня не приезжали-с.
— Как, барыня еще не возвращалась домой?
— Никак нет-с.
— Ах ты, господи! — вскричал Федор Петрович, — да где ж она?
— Не могу знать-с; Петр ездил с барыней, они изволили послать его из галереи за афишкой в театр; он взял афишку, а в галерее уже барыни не было, так он и велел кучеру ждать У театра; а сам ждал в галерее в бельэтаже, подле нашей ложи. Театр-то кончился, все пошли вон, а Петр ждал-ждал, покуда свечи потушили. Петр хотел было еще немножко подождать, да капельдинер прогнал его: ступай, говорит, вон; кого ты ждешь? вce разъехались, и лампу потушили. Петр и пошел, спросил кучера Игната: «Что, барыня ее выходила?» — «Да не выходила же», говорит…
— Ах ты, господи! — вскричал Федор Петрович, — да где ж она?
— Не могу знать. Карета стояла подле театрального подъезда до рассвета, какое до рассвета — уж солнце высоко было, когда они воротились домой,
— Кто, барыня?
— Нет, Петр и Иван.
— А барыня?
— Ее так и не дождались.
— Ах ты, господи! Это ни на что не похоже! Давай чаю!
— Ключи у барыни.
— Тьфу! Давай одеваться.
Федор Петрович оделся и отправился к Петру Григорьевичу. Петра Григорьевича не было уже дома; Софья Васильевна куда-то сбиралась ехать, только Катенька была в гостиной.
— Ах, Федор Петрович! — вскричала она радушно, бросаясь к нему навстречу, — как давно вы у нас не были!
У Федора Петровича забилось сердце от какого-то тайного, горького чувства; несмотря на строгое запрещение Саломеи Петровны не подходить к ручке Катеньки — молоденькой девчонки, он в забывчивости подошел к руке.
— Что вы такие смущенные?
— Ничего, Катерина Петровна, так, устал, жарко!
— Вы пешком пришли?
— Пешком.
— Как же это вы осмелились? Сестрица не позволяет вам пешком ходить, — сказала шутя Катенька, — постойте, вот я ей окажу!
«Господи! — подумал Федор Петрович, — если б Катенька-то была моей женой!..»
— Вы что-то все думаете, не отвечаете.
— Отвечать-то, Катерина Петровна, нечего. Как на душе скребет, так бог знает что и отвечать.
— Что за несчастие такое с вами случилось?
— Помилуйте, встанешь в семь, жди до полудня чай пить!
— Кто ж вам велит?
— Кто? да это уж жизнь такая, неприятно же врозь пить чай… да добро бы в полдень, а то сегодня я по сю пору чаю еще не пил!
— Отчего ж это? Хотите, я велю поставить самовар.
— Сделайте одолжение… Ключи у Саломеи Петровны, а она еще, бог знает, со вчерашнего дня по сю пору не возвращалась домой.
— Как! — вскричала Катенька.
— Да так. Я уж этой жизни и не понимаю!
— Коляска
готова? — раздался голос Софьи Васильевны; и с этими словами, она, разряженная, вышла в гостиную. — А! Федор Петрович.Федор Петрович подошел молча к руке.
— Что это вас давно не видать, вы как чужой стали! Что Саломея делает?
— Да я пошел, ее еще не было дома, — отвечал Федор Петрович, стараясь говорить спокойным голосом.
— Маменька, Федор Петрович еще не пил чаю, я велела поставить самовар.
— Где ж вы были все утро?
— Дома.
— Напой, Катенька, Федора Петровича чаем; а мне нужно ехать. Прощайте, Федор Петрович, поцелуйте за меня Саломею.
— Покорнейше благодарю! — отвечал Федор Петрович по модному выражению, переведенному с французского диалекта.
Софья Васильевна поклонилась довольно сухо и уехала. Софья Васильевна сердита была на Федора Петровича, потому что Саломея, не позволив давать отцу своему денег взаймы, на него же свалила отказ.
Катенька напоила Федора Петровича чаем, и он пошел домой.
— Что, приехала барыня?
— Никак нет! — отвечали ему в передней в несколько голосов.
В ожидании Саломеи Петровны он сжег десяток пахитосов, потому что Саломея Петровна трубку ему запретила курить; потом ходил, ходил по всем комнатам, смотрел на часы и, наконец, вышел из себя.
— Шесть часов! Эй! что ж не накрыт стол?
— Да кушать не готовлено. Барыня с вечера ничего не изволили заказывать.
— Тьфу! Это черт знает что за жизнь! — крикнул Федор Петрович и прибавил сквозь зубы: — Таскается день и ночь…
Федор Петрович, не зевая, к кому прибегнуть с горем своим, снова пошел к Петру Григорьевичу, застал его с женой, дочерью и двумя гостями за столом.
— А! обедали, Федор Петрович?
— Нет еще, — отвечал Федор Петрович, — Саломеи Петровны нет дома.
— Так садитесь, — оказал Петр Григорьевич и стал продолжать разговор с гостями. Софье Васильевне также некогда было с ним говорить, а потому он молча, торопливо догонял кушающих уже десерт.
— Куда ездила сегодня Саломея? — спросила, наконец, Софья Васильевна.
— Никуда, — отвечал Федор Петрович.
— Как же вы давеча говорили, что ее нет дома?
— Ее по сю пору нет дома, — отвечал Федор Петрович, — она вчера поехала в театр… и не возвращалась… я не знаю…
Софья Васильевна, вероятно, догадалась, наконец, что что-нибудь да не так, прервала слова Федора Петровича и сказала, захохотав:
— Бедный муж, не знает, где жена!.. а я знаю.
— Она мне ничего не говорила, — начал было Федор Петрович.
— Не говорила? да разве вы не помните, что она сбиралась с Малютиными в Вознесенск?
С этими словами Софья Васильевна встала из-за стола.
— Хотите трубку? — сказал Петр Григорьевич, взяв за руку Федора Петровича. — Пойдемте ко мне в кабинет… Федор Петрович, — продолжал он, — вы почти сами вызвались дать мне взаймы сорок тысяч, которые мне необходимы, чтоб поправить свои дела; для чего ж вы вместо исполнения слова нажаловались на меня своей жене, что я выдал нищую дочь свою за вас для того, чтоб обобрать вас? скажите пожалуйста?
— Я? я это говорил? вот вам Христос! — сказал Федор Петрович.