Приключения Сэмюэля Пингля

Мильройс прислушался.

– Они уже прикончили всех собак и убили одну женщину. Теперь стреляют на всякий случай. Меня они знают. Но все-таки, наверное, опасаются, что мы будем пытаться уйти отсюда. Конечно, с нашей стороны было бы нехорошо бежать. Зачем делиться с посторонними возмездием, которое заслужено только нами?

Эти слова взбесили меня.

– Я не заслужил никакого возмездия. Говорите только за себя. Если хотите знать, мистер Мильройс, я ни за что не уехал бы из дому. Но надо жить...

Солнце взошло. Меня мучила адская жажда. Запас воды в наших флягах был давно выпит. Вода в хижинах была заражена, а чистый колодец находился за желтыми флажками. Мильройс сказал:

– Если вы наглотаетесь пыли, будет плохо. Надо дышать медленно и только носом. Это предохраняет...

Он надел мне на нос и рот марлевую маску. Мне было все равно, и я позволил завязать концы марли у себя на затылке.

Камни накаливались на солнце. Мы сидели у покосившегося забора и молчали, осторожно втягивая ноздрями терпкий воздух. К нашему счастью, ветра не было. По забору суетливо ползали усатые серые букашки, похожие на моль. Юркие ящерицы замирали на горячих камнях и беззаботно мигали своими бисерными глазками. Они были счастливы под солнцем. Чума не тронет эту мелочь вселенной.

– Надо бороться с истощением организма, - произнес Мильройс.

Словно сквозь туман я увидел, как он ловко накрыл ладонью одну из ящериц, поймал ее и съел. Подкрепившись, стал еще разговорчивее:

– В Набухатре девятнадцать хижин. В одиннадцати, кажется, все уже умерли.

День тянулся бесконечно. Безмолвие, неумолимое, как судьба, опускалось на это проклятое затерянное селение медленно и властно. Кашель в хижинах постепенно замирал. Мильройс ушел посмотреть, что делается в деревне. Я не верил в его прививки и думал, что он там и свалится. Но он вернулся.

– Алло, Пингль, вы живы? Ну, слушайте. Старый Муххам в крайней хижине еще не умер, я только что от него.

– Кажется, этот кошмар бесконечен, - еле шевеля губами, - прошептал я. Ваба или мари? Чет или нечет? Игра на жизнь или на смерть?

В совершеннейшем безумии я закрыл глаза.

...На пороге хижины в лучах заходящего солнца сидел седобородый голый индиец и усердно играл на пискливой флейте. Иногда он кашлял и сплевывал на песок. Из-под лилового камня медленно выползли две длинные полосатые змеи с узорчатыми плоскими голосами, разогнали веселых ящериц и прошуршали мимо меня к старику. Они встали перед ним на хвосты, изогнулись и начали плавно раскачиваться, раздувая расписные шеи.

Но, может быть, -это мне только казалось в жутком полусне?

Кончилась еще одна беспокойная ночь. Звезды растаяли в пунцовом отсвете зари. Обжигающее раснодушное солнце снова медленно поднималось над безмолвным селением мертвецов.. Я не кашлял. Пить хотелось до судорог. Мильройс, разбудивший меня, стоял спокойный и подтянутый, будто собрался в поход.

– Поздравляю, Пингль. Вы остались целы благодаря прививке: в Набухатре была ваба. Теперь нам надо уйти отсюда...
– Он поднял руку.
– Ветер с гор чистый... Отлично. Мы подожжем тростник, сложенный у деревенского чаупаля. Надо будет пройти через огонь. Индусы говорят, что смерть не властна над тем, что очищено огнем... Попробуем, Пингль?

Мильройс, вероятно, тоже бредил, но я та возражал против очередного безумия. Он долго возился около связок тростника и хаких-то трав, и, наконец, смрадное, тусклое пламя взвилось вверх. Густой дым заволок солнце, Мильройс взял меня за руку, и мы вошли в дым.

Огонь лизнул мне лицо, опалил волосы и одежду. У меня кружилась голова... Инстинктивно задержав дыхание, я подумал; "Упасть - сгореть..."

Действительно, в этом аду мне казалось, что лучше упасть и сгореть, чем опять выходить в ужасный зачумленный мир.

Но Мильройс сильной рукой поддержал меня и быстро провел сквозь огонь на другую сторону костра, разгоравшегося громадным пожаром. Влажный свежий воздух удивительной прохладой обласкал меня. В прозрачном хрустале нежного утра за синеватой каймой леса я увидел снеговые вершины, слабо вскрикнул и упал без создания.

ЧЕТВЕРТАЯ ТЕТРАДЬ

Вероятно, я слишком долго лежал на тростниковой жесткой циновке. Страшно болела спина, а шевелиться было так мучительно, чтд я даже не мог приподнять веки. Во рту чувствовалась отвратительная горечь. Плутоватое размалеванное лицо Клипса плавало в фиолетовой мгле, освещенное прожектором из-за невидимой кулисы, и улыбалось.

– Сделай прыжок, Пингль, и ты снова станешь чемпионом...

– Не хочу - закричал я.

И в ту же секунду сильные руки энергично приподняли мою голову.

– Сделайте же глоток, Пингль. Пейте, говорят вам.

Стуча зубами о края металлической ложки, я проглотил теплую жидкость, пахнувшую миндалем и шафраном.

Лицо Клипса растаяло..

– Откройте глаз, Пвигль!
– опята приказал властный голос.

Через распахнутую дверь видны далекие изумрудные горы. Койка, на которой я лежу, придвинута к стене бувгало, а рядом стоят Мильройс и высокая девушка в белом халате.

– Как живем, Пвнгль?
– спросил Мильройс, дотрагиваясь до моей руки, лежавшей поверх нокрмвада.

– Хорошо.
– пробормотал я, еще не зная, сновидение это или действительность.
– Что со мной? Чума?

– Нет, всего только реакция на прививку против вабы в мари. Вам удалось выкарабкаться, Пингль. Через два дня будете здоровы и можете путешествовать по любым Набухатрам, если захотите.
– Мильройс улыбнулся и обратился к девушке: А может быть, Пингль погостит у нас? Как вы думаете, Лиз?

– У нас совсем неплохо, профессор, - мягко ответила Лиз.

– Вы будете жить здесь, Пингль, - сказал Мильройс.
– Слуга Хо присмотрит за вами, пока вы еще нездоровы...

– Благодарю вас, профессор, - мог только вымолвить я.

Таково было мое пробуждение на научной станции профессора Мильройса, куда он привез меня из Набухатры.

Милый и чрезвычайно вежливый китаец Хо, принесший мне прекрасный завтрак, был очень приятно изумлен, когда я сказал ему несколько фраз на его родном, языке, и с этого момента я завоевал его доверие.

Два дня он не отходил от меня, ухаживая, как за ребенком, и от него я узнал некоторые подробности.

Станция расположена на берегу реки к северу от Рангуна, как раз на дороге, ведущей к этому порту, что на берегу Бенгальского залива, к западу от границы Таи. Мильройса здесь зовут "змеиным профессором", потому что он целыми днями возится в лаборатории с ядовитыми змеями, и считают очень богатым человеком.

На третий день я почувствовал себя совершенно здоровым и мог несколько ближе познакомиться с научной станцией.