Приключения Сэмюэля Пингля

Я шагнул к решетке. Далеко внизу, под крутым скалистым обрывом, на берегу океана под лучами утреннего солнца лежал красивый городок. Это был мой родной Эшуорф.

IV

В доме Добби, построенном, видимо, недавно, как раз на площадке над скалой Двух Роз, жил, кроме хозяина

и меня, еще пожилой слуга Мигли, очень молчаливый, отлично готовивший изысканные блюда. Кормил он на славу, и я всегда с нетерпением ожидал обеда, когда он показывал свое искусство. Особенно удавалось ему сладкое. Тертые каштаны со сливками он делал изумительно.

Верхний этаж был занят комнатами Добби, который проводил там дни и ночи в полном уединении. На моей обязанности лежало приносить требуемых Добби животных к нему наверх в первую комнату. Что он там проделывал с ними, я не знал. Потом по звонку я опять поднимался, брал корзину с животными и уносил в сарай. Здесь мне работы хватало. Надо было кормить животных по расписанию, утром и вечером взвешивать некоторых кроликов, а результаты докладывать Добби. Так как Мигли был скуп на слова, а Добби я видал только, когда ему хотелось, я подружился с Кипом, прелестным шотландским терьером, большим умницей. Он сопровождал меня из дома до сарая, куда входить считал ниже своего достоинства. Особое презрение возбуждали в нем коты, которые содержались в особой клетке. Надо сказать, что коты и кошки - самые капризные из всех лабораторных животных. Они соглашаются не орать в неволе, только если им дают самое свежее мясо и молоко. Иногда в виварии на них, и притом на всех сразу, нападал дикий приступ тоски, и они так ужасно мяукали, выговаривая, вероятно, проклятия на своем кошачьем языке, что Добби приказывал:

– Погуляйте с ними по солнышку, Сэм.

Кипа запирали в кухне, а я выводил на цепочках котов партиями по четыре штуки, следя, чтобы они не вырывались из ошейников.

Незаметно подкралась зима. Я спокойно работал, хорошо питался и мог, казалось, быть довольным такими сравнительно несложными обязанностями, тем более что еженедельное жалованье я получал аккуратно и прятал его в ночном столике.

В день выдачи жалованья Добби собственноручно намыливал мне лицо и ловко брил, ни разу не порезав кожи. К сожалению, я не мог полюбоваться результатами работы своего парикмахера, так как во всей вилле не было ни осколка зеркала. Я хотел как-то спросить хозяина, умышленно ли он выбросил зеркала из своего обихода, или это случайность, но инстинктивно почувствовал, что такбй вопрос не понравится ему. Да и какое мне было дело до чудачеств Добби? Относился он ко мне доброжелательно, однако такого мягкого тона и теплой улыбки, как в первый вечер нашего знакомства, я больше не замечал. Вообще он разговаривал со мной мало.

А я, бесконечно благодарный за свое спасение, всегда старался угодить ему и даже беспокоился о его здоровье. Мне не нравилось его постоянное покашливание.

Но все же я был одинок и здесь, и вынужденное заключение в усадьбе начало мне надоедать, особенно с того зимнего утра, когда я подошел к решетке там, где она вплотную подходила к краю обрыва. Зимнее солнце скользило внизу по крышам Эшуорфа. Мне нестерпимо захотелось спуститься с гор и побродить по тихим улочкам, зайти в "Нептун" или в "Королевский тигр", погреться у камина и послушать эшуорфские новости. По-прежнему ли философствует однорукий дядюшка? Как живет мой отец? Что поделывает рыжий Эд? А доктор Флит, вероятно, еще больше растолстел...

Я угадывал смутные очертания улиц Эшуорфа. Вон торчит шпиль церкви, где настоятельствует Иеремия. А за тем холмом должны быть милые моему сердцу домики. Наверное, золотоволосая Мери выросла... А Эдит Уинтер? При одной мысли о ней она вставала передо мной как живая, сердце начинало биться в груди, как жаворонок в клетке...

Моя прежняя жизнь, Полная приключений, заставила меня присматриваться к окружающему в доме Добби.

Я освоился с хозяйством этой удивительной виллы. Два ветряка давали электрическую энергию, качали воду из артезианского колодца и приводили в действие моторы, которые гудели в комнатах Добби. Вилла обогревалась электричеством, и Добби как-то похвастался, что все его электрическое хозяйство автоматизировано. Когда аккумуляторы полностью заряжены, ветряки переключаются на перекачку воды.

Часто, наблюдая, как крысы жадно ели похлебку, сваренную Мигли, я раздумывал о Добби. Ведь думать о хозяине контрактом не запрещалось! Какое мне дело до его занятий? Добби, несомненно, бактериолог. Вчера мы с ним, например, целый вечер были заняты приготовлением питательной среды для разведения микробов. Мигли сварил из телятины прекрасный густой бульон, и я тщательно процеживал его через фильтры, потом стерилизовал в автоклаве, стоявшем в первой комнате наверху. Все как будто в порядке вещей. У "змеиного профессора" мисс Лиз тоже занималась подобной кулинарией. Но зачем этому Добби сидеть в уединении и держать зверинец?

Догадка пришла сама собой. Вероятно, Добби изобретатель. В Сан-Франциско я видел на экране картину "Таинственный отшельник", и она тогда произвела на меня потрясающее впечатление. Отшельник изобрел средство разрушить атом, чтобы проникнуть в тайну строения материи. В конце кинофильма лаборатория профессора-отшельника взлетела на воздух, а прелестная дочка отшельника, примчавшаяся на аэроплане спасать папашу, благополучно вышла замуж за лаборанта, оказавшегося сыном миллионера. А Добби? Неужели только чудак?

Как-то на второе за обедом Мигли подал жареную утку с яблоками. Я почему-то заинтересовался, откуда Мигли достал ее. Вообще, каким образом Добби не испытывает нужды ни в чем? Не изобрел ли он средство производить в лаборатории химическим путем жирные сливки, свежие каштаны, настоящих мясистых эшуорфских уток?

Но дело обстояло гораздо проще.

Однажды утром, когда я заснул после ночной работы в виварии, меня разбудил ровный шум авто. Осторожно выглянув в окно, я увидел, что какой-то долговязый рыжий парень привез к решетчатым воротам виллы тюки, ящики, бидоны, сложил их у ворот и уехал. Потом ворота открылись. Мигли подъехал на автокаре быстро сложил привезенное и скрылся за углом - вероятно, повез к кухне. Я толкнулся в дверь. Но моя комната была заперта снаружи. Это мне не понравилось и заставило насторожиться.

Я постучал. Мигли отпер не сразу, проворчав, что не знал о моем возвращении из вивария.

В течение ближайших дней я мог заметить, что Мигли, по-видимому, спускался в город по утрам и возвращался оттуда до моего пробуждения.

Как будто ничего не происходило в нашей размеренной жизни. Раз Добби застал меня смотрящим сквозь решетку на Эшуорф и сказал:

– Контракт кончится через полгода. Тогда можете отправляться, куда вам угодно, Сэм.

– Мне иногда бывает грустно, сэр, - сознался я.

– Хм... понимаю, - ответил Добби.
– Но таковы условия... Впрочем, я сам уже порядочно устал от моего затворничества. Знаете, не совершить ли нам завтра прогулку по горам? Они красивы, не правда ли?

И вот мы перешагнули порог железной калитки.

– Будьте моим проводником, Сэм, - сказал Добби, сделав сотню шагов и подойдя к обрывистому краю площадки.
– Меня не интересует побережье... Таких городков, как Эшуорф, очень много в нашей стране. А вот горы... Хм... Мне думается, Сэм, что вы родились поблизости отсюда.

– Да, сэр.

– И вы, может быть, знаете, куда ведет эта тропинка? Среди терновника вверх поднималась крутая тропинка, которую я знавал еще, когда здесь не было виллы.

– Это Черный Холм, - сказал я, думая некоторой откровенностью замаскировать свое основное желание ближе познакомиться с Добби.- За холмом пойдет старая дорога к шахтам.

– Если это не очень далеко, то ведите туда, Сэм, проговорил Добби.
– Я думаю, оттуда откроется более широкий вид..

– Вы правы, сэр, - согласился я, сворачивая на каменистую тропу.