Приключения Славки Щукина. 33 рассказа про враньё
Шрифт:
В общем, я решил, что каждый день буду читать один час книгу по шахматам и два часа про вечный двигатель. Но вместо этого два дня подряд читал только про вечный двигатель и прочел ее всю. Ну, до того места, где страницы оборваны. И тут я испугался, что, наверное, кто-то нарочно вырвал эти страницы и уже сделал этот perpetuum mobile – так это по науке называется. Но тогда бы про это передавали по телику. Я смотрел телик весь день и немного успокоился. Пока тихо.
И вот что интересно – пока я читал книгу, мне было «ни черта не понятно», как говорит папа, за что его всегда ругает мама. А когда прочел – все стало понятно. Просто надо, чтобы все время крутилось колесо и не останавливалось. Я даже удивился, зачем вообще было писать такую длинную книгу, если все так
И вот в субботу наступило долгожданное событие. Мы сели на электричку и поехали на дачу. Мои родители не могли понять, что со мной. Я не люблю дачу, там нет телевизора, компьютера. Дачу любит моя сестренка Маша. А ее как раз не брали, потому что она простудилась. Я про нее раньше ничего не говорил, потому что про детей всегда сложно рассказывать. Что сказать про человека, который стоит час возле бочки под водостоком, смотрит на головастиков и с ними разговаривает.
Она очень просилась на дачу, даже плакала, но ее оставили дома. И я вдруг подумал. Как же это я подумал тогда? Когда думал – было ясно, а сейчас сказать трудно. В общем, я подумал, что все всегда происходит наоборот. Я вот не люблю ездить на дачу, а всегда езжу, а Маша любит, но ее часто не берут. Надеюсь, что это кончится, когда пройдет детство.
До дачи мы ехали почти час, и я все время смотрел в окно на эту самую природу, которую так часто описывают в книжках. Природа состояла из деревьев, названия которых я не знал, и полей, где росла трава, разная по цвету и тоже без названия. Ну и все. Еще попадались всякие домики, в основном развалюхи.
На даче я улучил момент и незаметно шмыгнул в сарай. Там отвинтил от старого велосипеда переднее колесо и навязал гайки на спицы у обода, потому что гирек, как показано на картинке, у меня не было. Я немного переживал, что гайки неодинаковые. И разноцветные веревочки, которыми я привязывал, тоже были какие попало, какие нашлись, одни длиннее, другие короче. Пара веревочек сползала со спиц, и я перевязал их на обод. Отошел в сторонку, поглядел, подумал – добавлю еще парочку и порядок. Ну, да, конечно, я торопился, мне не терпелось. Эту свою конструкцию я насадил на штырь, торчавший из верстака, и отошел полюбоваться. Колесо было похоже на индейца с разноцветными перьями.
А когда оно завертелось, стало похоже на пожар с музыкой, потому что гайки звонко ударяли по спицам. Я просто сильно его толкнул и смотрел.
Когда мне надоело смотреть, как оно крутится, я решил бросить секретничать и сказать папе, что изобрел вечный двигатель.
Папа чистил на веранде картошку, когда я ему это сказал. Мама собирала в огороде помидоры.
– Молодец, – сказал мне папа.
Так, будто я пятерку в школе получил. И я тогда понял, что папа не понял.
– Он работает, – сказал я.
Папа бросил картофелину в миску и вытер руки о полотенце.
– Понимаешь, – сказал папа.
Я ждал.
– Человечество издавна стремилось изобрести дешевый, а лучше – совсем бесплатный источник энергии. Но когда ты начнешь
изучать физику, ты поймешь, что это невозможно.– Вот хорошо, что я изобрел его до того, как начал изучать эту физику, – сказал я.
Папа засмеялся, и мы пошли в сарай, смотреть, как он работает. Папа по дороге улыбался и говорил мне:
– Ты не расстраивайся, над этим великие умы голову ломали и все без толку.
Я так и не понял, почему я должен расстраиваться.
А потом папа перестал улыбаться и смотрел на колесо.
Оно вертелось так же бодро, несмотря на то, что одна из гаек с веревочкой отвязалась и валялась на полу. Папа посмотрел на часы, а потом опять на колесо.
– Странно, тут какой-то фокус. Как ты это делаешь, Славка? – спросил папа растерянно.
– Никак. Само вертится, – сказал я.
Папа совсем растерялся и снова посмотрел на часы.
– И что же теперь делать? – спросил он.
– Ничего, пойдем ужинать, – говорю.
Папа шел, понурившись и бормотал:
«Противодействующая сила… действующая сила… равно длине, деленной на высоту, – при этом чертил пальцем в воздухе и потом вздохнул, – совсем я физику забыл».
Ужинал папа без аппетита, и мама даже спросила, не заболел ли он. После ужина мы снова пошли в сарай смотреть на вечный двигатель. Маме пока не говорили. Колесо крутилось по-прежнему, ровно и ходко. Мы смотрели 10 минут. Мне было странно, что папа совсем не радуется. «Это меняет всю картину мира», – сказал он. Я оглянулся вокруг и даже выглянул за открытую дверь сарая. Папа зря волновался, все оставалось по-прежнему, только темнее, потому что солнце садилось. Мы вернулись в дом, и я лег спать с каким-то непонятным чувством. Вроде бы все удалось, колесо вертится, а папа не рад. Среди ночи я проснулся и слышал, как папа ходит по веранде, видел, как он зажигает спички и прикуривает. А ведь он давно бросил курить. Мне стало тоскливо.
Утром папа мне сказал: «Через неделю приедем и проверим, если будет крутиться…» – тут он покачал головой, не зная, что сказать.
– Папа, хочешь, я разберу его, ты только не нервничай, – сказал я.
– Теперь уже поздно, – ответил папа.
Несколько дней папа просидел за школьным учебником физики и не отвечал на телефонные звонки с работы. Я даже дал ему ту свою книжку, и он внимательно ее читал, делая выписки. Решал какие-то уравнения и перестал бриться.
В среду вечером папа не выдержал и сказал мне:
– Поехали!
– Куда?
– Посмотрим, – сказал папа, и я сразу все понял.
Мы сели в нашу старенькую машину и поехали. Всю дорогу папа объяснял мне про вечный двигатель. Начал с Архимеда и Галилея, дальше про какого-то епископа Уилкинса, про термодинамику, о которой я уже слышал, но все равно не понимал, про всякие законы и вычисления. Потом папа посмотрел на меня и сказал: «Ты представляешь, что будет, если все это окажется неправдой, все законы физики?»
– И что будет? – спросил я осторожно.
– Ну, во-первых, прекратит существование вся современная промышленность. Большинство изобретений человечества окажется ненужными, потому что они работают на дорогом топливе. А зачем, если есть вечное движение? Все фабрики закроют постепенно. Способ получения энергии окажется так прост, что большинство людей останется без работы. Рухнет финансовый рынок, начнется хаос и анархия.
– Это плохо? – спросил я.
– В сущности это – конец света!
– Ого! – сказал я.
Теперь я начинал понимать, что я наделал, и вспомнил из книжки, что изобретателей вечных двигателей порой отдавали под суд. Теперь я понял почему.
– А школы тоже закроют? – спросил я.
– Школы!? – папа даже ударил ладонями по рулю. – Да какие школы! Чему учить, если вся наука летит к черту? Пение и рисование оставят…
Я даже засмеялся от радости. Со школой было покончено – как я и предполагал! Кроме того, с папиных слов выходило, что старые машины будут никому не нужны и я смогу набрать их сколько захочу. А остальные пускай себе ездят на этих вечных двигателях с велосипедными колесами и гаечками на шнурочках.
Мы подъехали к даче уже в сумерках.