Приключения тележки

Впрочем, водопровод действовал дольше всего. Здесь, у подножия Крепостного холма, в подвалах, убежищах и даже на первых этажах из водопроводных кранов еще долго бежала вода. А там, где ее уже не было? Оттуда люди целыми караванами шли к местам, богатым водой: к садовым колодцам, к озерам, подобным озерку на улице Пантлика.

Во льду сделали прорубь. Установив очередь вдоль веревки или телефонного провода, грязные, голодные, измученные, опустившиеся обитатели будайских убежищ запасались здесь водой для готовки и питья.

Ибо о более или менее регулярном поддержании чистоты покуда могли еще думать лишь в таких домах-счастливчиках, как дом номер девять по улице Пантлика.

Артистка Вера Амурски умудрялась даже принимать ежедневно ванну. Как? В перерывах между бомбежками она подымалась в мастерскую Безимени. Там для нее грели на печурке воду и выливали в ванну. Кран в ванной уже отказал, и воду приносили из убежища или со двора, из крана, находившегося рядом с квартирой Безимени.

Но это возможно было лишь во время налета.

Когда же налет прекращался, во дворе выстраивалась очередь с чайниками и бутылями — люди приходили из соседних домов, уже не имевших воды.

Подъезд давно не запирался. Взрывная волна от бомбы, упавшей на улице, сорвала одну створку парадной двери и высадила в доме все стекла.

Она же прикончила двух седоков эсэсовского мотоцикла, когда он, буксуя, с трудом поднимался по обледенелой улице. Эсэсовцы лежали на краю пустыря рядом с десятком изуродованных лошадиных трупов — бомба угодила в середину расположившегося табором обоза.

Только на рассвете да под вечер люди выбирались из-под земли.

Тележка, стоявшая у стены дома под прикрытием длинного балкона угловой квартиры, служила водоносам подставкой для ведер и чайника.

Естественно, что вскоре тележку плотно укрыли наледи от стекавшей и замерзавшей вокруг воды, колеса накрепко пристыли к земле. Примерзла к днищу тележки и пачка листовок. Можно было разобрать несколько строк, содержавших доброжелательные предупреждения командования Советской Армии, а также призыв действовать, обращенный к ее сторонникам:

«Венгры!

Ваши палачи дошли до того, что, попирая международное соглашение, расстреляли наших парламентеров.

Это могло бы дать нам право уничтожить поголовно все мужское население города и полностью разрушить вашу столицу.

Но мы хотим спасти вас и потому призываем: гоните прочь ваших палачей!..»

Все это прекрасно, и, вероятно, в других районах столицы могли быть и были зачатки Сопротивления! Но здесь? Здесь, где даже шепот прямо в ухо тотчас достигает слуха врагов и распоясавшихся их приспешников, где из трех. человек один непременно наушничает?! Лишь безмолвное терпение да милосердный бог могли помочь здесь выстоять…

Опасность, буквально вгрызающаяся в тело тележки

Следующий период в жизни тележки ознаменовался временно полным одиночеством.

Огромный доходный дом, стоявший по соседству, после некоторого колебания — в буквальном смысле этого слова, ибо он именно закачался весь, снизу доверху, когда в него угодила бомба, — рухнул. И окончательно перегородил улицу, образовав завал вровень с крышей приземистого домишка напротив.

Таким образом, водоносы могли подойти теперь к уличному озеру только с противоположной его стороны.

Больше некому было останавливаться по пути возле тележки. Кому бы пришло в голову лезть прямо через завал?

Но вот однажды вечером появился в доме Андорфи, учитель музыки.

Он появился в мундире лейтенанта, ибо получил повышение в чине. И стал сам командиром своей батареи. Вот только орудия его остались на линии огня. И спас он лишь своих людей. И четырех лошадей. Это были упитанные, сильные артиллерийские лошади.

Майор, комендант дома и даже квартала, по всей форме принял рапорт Андорфи.

Хитрец майор в убежище ходил в мундире, но поверх него надевал уже штатскую шубу до пят и высокую пастушью шапку.

Он принял к сведению, что Андорфи предоставил самому себе официальный служебный отпуск с линии фронта на несколько дней, однако намерен вскоре, набрав солдат, снова бросить свой отряд в бой.

Место, предназначенное Андорфи в убежище, было сохранено для него. Вернее, оно было занято его сестрами. И находилось по воле случая в той же части убежища, где устроились и майор с артисткой, а также Безимени и его Аги, горничная артистки.

Итак, Андорфи, как романтический герой, поведал сестрам равно как и артистке с майором, свои фронтовые переживания! А именно — как он уступил с превеликой радостью первому же натиску превосходящих сил красных.

Под командой Андорфи находилось пятеро солдат. Все — истинные венгры, молодцы хоть куда. Они тоже кое-как разместились в убежище. Но где устроить бедных четырех лошадей? Нельзя же было втащить их во двор!

Во дворе дома кран все еще действовал, хотя и накапывал в час по чайной ложке. Вокруг него неизменно толпился народ, то и дело возникала давка, и уже ни дня не проходило без какой-нибудь потасовки. Лагерь водоносов рос пропорционально уменьшению количества воды.

В конце концов артиллеристам не осталось иного выбора, как привязать своих четырех лошадей к четырем колесам тележки, стоявшей у дома, на углу. Там по крайней мере сверху их кое-как защищал балкон, а сбоку — завал.

Однако Андорфи и его людям приходилось иногда исчезать на два-три дня — якобы на фронт, по долгу службы. Полем боя при этом служило им убежище другого доходного дома, где Андорфи так же официально явился к начальству, испросив у коменданта разрешение временно обосноваться у них. Дабы время от времени удаляться оттуда на линию огня, то есть в дом номер девять по улице Пантлика.

Так-то оно так, но не могли же артиллеристы таскать за собой взад и вперед бедных своих лошадок!

Малая толика фуража, что прихватили они с собой, скоро кончилась. То немногое, что перепадало лошадям из убежища — картофельные очистки, помои, отбросы, — переставало поступать, как только артиллеристы покидали дом. У каждого хватало своих бед и забот, чтобы заботиться еще и о четвероногих тварях божиих.

Так что тележке, если бы ее, паче чаяния, сотворили подобной живым существам, было бы отчего прийти в ужас: ей грозила чудовищная опасность!