Приключения Торбеллино (трилогия)
Шрифт:
– Остаешься за старшего! – бросил он, оборачиваясь к Чевалачо.
– Слушаюсь, мой капитан!
– А этого ублюдка заставь отжиматься, – пират, кивнул на своего телохранителя. – Сто раз, не меньше!
– Будет сделано, капитан!
– А ты чтобы к моему возвращению был в хорошей спортивной форме, понял? – приказал Малисиозо, больно треснув тростью по лбу Бабило, которого весь день отпаивали холодным огуречным рассолом, чтобы он хоть немного пришел в себя после попойки в Карамбе.
– Бу… сссделано! Мой кап… тан! – безостановочно икая, бубнил, пытаясь вытянуться в струнку, опухший от гулянок детина.
– Акробат, бери Барабоську, – обращаясь к Торбеллино, Малисиозо кивнул в сторону берега. – Отправишься со мной на увеселительную прогулку!
Шлюпки отвалили от борта судна.
Чем дальше они углублялись в дикий лес, тем он становился великолепнее и величественнее. Неприступной стеной высился он, перевитый лианами, украшенный пышными пальмами. Тропинка вела по краю отвесной пропасти, из глубин которой доносился грохот бурного, неукротимого потока. Навстречу им неслись целые рои ярких бабочек. Непролазный дремучий лес не позволял сворачивать с тропы. К вечеру, когда они достигли заветной пещеры, померкли краски заката, постепенно умолк дневной концерт, слагавшийся из гомона птиц и громких криков обезьян.
Наступили сумерки. Над головой начали скользить тени летучих мышей, усилилось убаюкивающее стрекотание сверчков и кузнечиков. С помощью нескольких рабов был отвален огромный камень, закрывавший вход в заветную пещеру. Свет ярко пылающих факелов выхватил из тьмы горы золотых слитков, десятки сундуков, окованных железом, набитых доверху драгоценностями. От такого сказочного богатства у всех присутствующих захватило дух. С лица Малисиозо не сходила торжествующая улыбка, он был доволен ошеломляющим эффектом, который произвели несметные сокровища пещеры на его спутников. Высыпав содержимое мешков в сундуки, надежно завалив вход камнем, Малисиозо отдал приказ развести на поляне костер и сделать привал.
Торбеллино, удобно устроившись с Барабоськой у приятно потрескивающего костра, сразу же крепко уснул. Сказалась, наверное, бессонная ночь, проведенная накануне. Пришлось долго повозиться с доставкой мертвецки пьяного Бабило на корабль, а потом развлекать капризную собачонку, которая, выспавшись днем, куролесила всю ночь напролет, не давая ему глаз сомкнуть. Развязав заплечный мешок одного из пиратов, Малисиозо извлек оттуда большую бутыль с вином и приличный кусок окорока.
– Пейте, ешьте, братцы! Вы сегодня славно потрудились! Отдыхайте, а ранним утром отправимся в обратный путь, – сказал он, мило улыбаясь, уставшим рабам-носильщикам и сопровождавшим пиратам, вываливая перед ними содержимое еще одного мешка. Пока рабы и пираты с удовольствием пили и уплетали еду, капитан бродил по краю поляны, собирая сухой хворост для костра и искоса посматривая на компанию, сидевшую у огня. Через некоторое время снотворное, подмешанное в вино, начало действовать, все двенадцать носильщиков и четверо пиратов дружно и громко захрапели. Малисиозо, подождав еще немного, подбросил большую охапку сухого хвороста в костер и, наклонившись к спящему Торбеллино, взял из его рук подушку с утомленной Барабоськой. На краю поляны он еще раз оглянулся на неподвижно лежащих путников и растворился в ночной мгле.
Глава 14
Торбеллино в Фараоновой Долине
Торбеллино проснулся от ярко пылающего огня, громко постреливал горящий хворост. Ни Малисиозо, ни Барабоськи нигде не было видно. Торбеллино обошел поляну, у костра крепко спали вповалку только рабы-носильщики и пираты. Капитан и его любимая собачонка бесследно исчезли!
– Очень странно, – вслух подумал озадаченный юноша. И тут вспомнил странные слова помощника капитана Чевалачо, когда он с Барабоськой спускался утром по трапу в шлюпку. Тот тогда сказал ему:
– Ну, прощай, парень! Жалко с тобой расставаться. Видно такая уж тебе выпала судьба.
«Почему он так сказал? Что имел в виду? Непонятно? Куда же
все-таки подевался Малисиозо?» – точила мысль Торбеллино.Неожиданно в густых темных зарослях послышались громкий треск ломающихся сучьев и чья-то тяжелая поступь, от которой задрожала земля. Торбеллино оглянулся на странные звуки и оцепенел: из темноты на поляну, освещенную пылающим костром, вывалились два гигантских волосатых страшилища с горящими желтыми глазами и с огромными корявыми дубинами в могучих ручищах. Одна из мохнатых фигур с леденящим душу звериным ревом шагнула к спящим у костра путникам.
Торбеллино не помнил, как оказался в кромешной тьме диких зарослей, как отчаянно продирался сквозь эту сырую колючую стену, как катился кубарем куда-то вниз, сшибая все на своем пути.
Было уже светло, когда Торбеллино пришел в сознание на дне глубокого темного ущелья, где протекал журчащий ручей. Он, оказывается, падая в пропасть, застрял в густых кустах, растущих на крутом склоне ущелья. Наш герой весь исцарапанный и измочаленный лежал на спине и с удивлением смотрел на покрытую росой паутину, раскинувшуюся над ним. Теперь, он наконец-то мог привести свои путаные мысли в относительный порядок. Теперь-то он понял, что имел в виду Чевалачо, когда прощался с ним. Значит, Малисиозо умышленно бросил их, чтобы никто никогда не узнал о сокровищах и местонахождении его тайной пещеры. Освободившись из колючего плена, Торбеллино с трудом спустился к прозрачному ручью, бегущему меж камней на дне ущелья. Юноша утолил жажду и обмыл свои многочисленные ссадины и ушибы. Потом, вооружившись крупным камнем, разбил надоевшую до смерти цепь.
«Надо срочно выбираться из этого мерзкого и опасного места», – с содроганием подумал он о печальной судьбе, постигшей рабов-носильщиков и сопровождавших пиратов.
Ему пришлось буквально прорубаться обрывками цепей сквозь густой подлесок молоденьких пальм. Острые колючки то и дело цеплялись и раздирали одежду. Если не уберечься, можно получить опаснейшие рваные раны. Вконец изодрав одежду и изранив руки в зеленом полумраке трущоб, он добрался до вершины. Перед ним открылась головокружительная панорама: на северо-востоке синели далекие хребты, на юге виднелись живописные зеленые равнины Гуюк-Хана, чуть дальше Желтые пески Великой Пустыни; на западе, сквозь дымку, окутавшую Пролив Кошмаров, еле-еле просматривались очертания Острова Сундуков.
«Куда же направить свои стопы?» – думал Торбеллино, отдыхая после утомительного восхождения на стволе поваленного бурей дерева.
Мимо него проносились со свистом юркие стрижи, а снизу, из зеленой пропасти, доносились звуки леса: крики неугомонных обезьян и пение диковинных птиц, временами жуткий треск кустарника и деревьев, сокрушаемых чьей-то тяжелой могучей стопой.
Юноша, изнывая от постоянно мучившей жажды, высматривал огромные листья лопуха, на них после дождя обычно скапливаются небольшие лужицы, или заросли бамбука, которые, по его расчетам, должны расти у воды. Множество прекрасных неведомых цветов украшали кустарники и лианы. Зелень леса поражала своим темно-зеленым цветом. Среди этого великолепия пальм, папоротников, орхидей, залитых ослепительным солнцем, роями носились яркие бабочки и звенели трудяги-пчелы. Торбеллино уходил все дальше и дальше на север от ужасного места, где обитали свирепые братья-циклопы, Фероз и Фумадор.
Горный редкий лес, в который Торбеллино вступил в полдень, поразил его низкорослостью и корявостью своих деревьев. Ветви и стволы деревьев густо поросли длинной бородой серых и зеленых лишайников и оранжевых мхов. Мрачные замшелые леса высокогорья завораживали своим безмолвием. Поднимаясь на вершины отрогов гор, он уже не слышал привычного многоголосия птиц, куда-то пропали и яркие бабочки с пчелами. Безмолвие леса нарушалось здесь лишь гудением многочисленных лесных мух да звучным треньканьем невидимых сверчков. Вечерело, надо было подумать и о надежном ночлеге. Торбеллино обнаружил в скалах крохотную пещеру, где и решил обосноваться на ночь. До наступления темноты он бродил вокруг по уступам и камням, собирая сухой мох для ночлега. Благодаря его стараниям, получилось довольно уютное теплое гнездышко, где он и провел свою первую ночь на воле.