Приключения звездного торговца

В наушниках Долмеди не раздавалось никаких других звуков, кроме визга ветра, отдаленного бормотания волн, топота ног и скрипа телег. Сулейманиты относятся к разговору серьезно, они не разговаривают на улице, на ходу. И в то же время они общаются непрерывно — жестами, волнами, пробегающими по шерсти, запахами. Туземцы старались не приближаться к человеку, но только потому, что поверхность его скафандра была для них обжигающе горячей. Со многими из встречных Эмиль обменивался приветственными жестами. За последние два года — двадцать пять по земному счету — и Побережье, и Нагорье попали в сильную зависимость от пластика и металла, от устройств с батарейным электропитанием. Когда рядом с городом, на столовой горе, начали сооружать космопорт, местные жители не просто соглашались, а прямо-таки рвались принять участие в строительстве, они же и по сию пору исполняли почти всю физическую работу, нужную базе. В результате удалось сэкономить на доставке и монтаже автоматического оборудования, что тоже являлось одной из причин хотя умеренной, но все же доходности этой фактории.

Обреченно вздохнув, Долмеди начал преодолевать подъем. Через десять минут он был во дворце.

Десять туземцев, выстроившихся у входа в массивное, увенчанное башенками здание, не имели ничего общего с охраной. На Сулеймане случались и войны, и грабежи, но убийство короля было здесь совершенно немыслимой вещью. (Действие феромонов? В каждой общине, до которой успели добраться ксенологи, вождь получал специальное питание, ядовитое, по всеобщему мнению, для любого из его подданных. Не исключено, что мнение это было верным.) Барабаны, трости с плюмажами и прочие, менее понятные предметы экипировки имели чисто церемониальное назначение.

Предвидя неизбежную задержку, Долмеди вздохнул и предался созерцанию ритуалов — действительно очень интересных,— сопровождавших открывание дверей дворца и препровождение гостя пред ясные королевские очи. Существа грациозные и симпатичные, сулейманиты были плоскоступающими двуногими и сильно напоминали людей, хотя имели более широкое тело, а ростом достигали среднему человеку примерно до плеча. Кроме четырехпалых рук (оба крайних пальца каждой кисти — большие) они активно пользовались ловкими, цепкими хвостами. Круглая голова имела клюв вроде как у попугая, две слуховые полости (без ушных раковин), один большой золотистый глаз посреди лба, а на висках — два меньших, слабее развитых, предназначенных для периферийного и бинокулярного зрения. Одежда туземцев ограничивалась чаще всего украшенным сложной символикой спорраном [41] ; темная, цвета красного дерева шерсть и внешние железы, использовавшиеся для «разговоров», оставались неприкрытыми. Значительная роль, играемая в сулейманитских языках невокальными составляющими, была не последней причиной неудач в достижении взаимопонимания с туземцами.

41

Спорран — шотландская плоская кожаная сумка, пристегиваемая спереди к поясу.

Талассократ встретил Долмеди в сверкающей голубым льдом комнате для аудиенций и обратился к нему посредством одного только голоса. Наушники переводили верхние частоты в область спектра, доступную для человеческого слуха, однако визг этот и смутное бормотание неизменно смазывали внушительное впечатление, производимое увитой цветами короной и резным посохом. Карлики, горбуны и калеки, рассевшиеся на коврах и покрытых шкурами скамейках, также не добавляли зрелищу величественности. Никто из людей не знал, почему домашние слуги набираются исключительно из таких вот убогих; сулейманиты пытались что-то объяснить, но смысл их ответов неизменно оставался непонятным.

— Удачи, мудрости и могущества тебе, о Фактор.

Обитатели этого мира не пользовались именами и явно не понимали смысла идентификационной символики, не построенной на запахах.

— Да пребудут они с тобой, о Талассократ.

Установленный на спине скафандра вокалайзер преобразовывал «человеческий» вариант местного языка в звуки, недоступные голосовому аппарату Долмеди.

— К нам прибыл Предводитель караванщиков,— сообщил монарх, после чего Долмеди обменялся столь же церемонными приветствиями с горцем.

Высокий и стройный для сулейманита, тот был вооружен каменным томагавком и купленной у людей специально сконструированной для местных условий винтовкой. Варварство караванщика выдавали только украшения из ярких самоцветов и браслеты. При всем при том эти горные кочевники были вполне приличными ребятами. Заключив договор, они следовали его условиям с буквальностью, немыслимой для рода человеческого.

— В чем состоит неприятность, из-за которой меня позвали, Предводитель? Может быть, ваш караван, следовавший к Побережью, ограбили бандиты? Пошли на их подавление отряд, я охотно предоставлю экипировку.

Непривычный к общению с людьми, вождь перешел на полный сулейманитский язык, к тому же в своем горском варианте, и понять его стало совершенно невозможно. Вперед вышел, неуклюже переставляя коротенькие ноги, один из карликов. Долмеди узнал его: в этом уродливом тельце обитал блестящий разум, жадно впитывавший все сообщаемые ему сведения о Вселенной и, в свою очередь, нередко помогавший людям советами и информацией.

— Позвольте мне с ним поговорить, о Фактор и Талассократ,— предложил он.

— Если ты того хочешь, Советник,— согласился король.

— Буду крайне обязан тебе, Переводчик,— сказал Долмеди, в меру своих способностей изобразив пританцовывающий жест благодарности.

Любезности любезностями, но Фактора никак не оставляли тревожные мысли; он поймал себя на том, что невольно затаил дыхание, ожидая окончания беседы Переводчика с караванщиком. Ну не может быть, чтобы новости и вправду оказались катастрофическими!

Долмеди вспоминал основные факты, словно надеясь найти в них незамеченный прежде путь к спасению. Имея малый наклон к плоскости эклиптики, Сулейман не знал времен года. Голубец предпочитал холодный, сухой климат Нагорья и рос там круглый год. Первобытные туземцы, охотники и собиратели, кочевали с места на место, а по пути собирали урожай. Раз в несколько месяцев (земных) каждая такая группа встречалась с одним из более развитых скотоводческих племен и обменивала сушеные листья голубца и фрукты на какие-либо товары. Затем караван проделывал долгий путь в город, где люди расплачивались за связки листьев земными товарами. В месяц доставлялось примерно две партии, а четыре раза в земной год цинтианский корабль забирал все содержимое склада фактории и оставлял взамен безмерно более ценный груз писем, пленок, газет, книг и новостей со звезд, так редко проглядывавших на этом хмуром небе.

Не самая эффективная из возможных систем, но самая дешевая, если прикинуть, во сколько обошлась бы — с учетом первоначальных капиталовложений и цивилизованной заработной платы — закладка плантаций. А расходы нужно было держать по возможности низкими, иначе фактория быстро превратится из малодоходной в убыточную и как таковая будет прикрыта.

Если разобраться, здешняя фактория была весьма типичной в своем роде: для ученых — место, где можно провести интереснейшие исследования, хороший шанс завоевать себе имя в научном мире; для Фактора — довольно легкая работа, первая ступенька длинной лестницы, на верху которой успешного восходителя ожидало крупное, престижное, великолепно оплачиваемое место в администрации.

Именно что была типичной. До последнего времени.

Переводчик повернулся к Долмеди.

— Предводитель сообщил следующее,— пропищал он.— Последнее время в Нагорье появились... нет, этого, пожалуй, не скажешь одними словами. Во всяком случае, мне ясно, что это — машины, передвигающиеся с места на место и собирающие голубец.

— Что?!

Долмеди не сразу сообразил, что закричал по-английски, в ушах его гулко, бешено застучало.

— Дикари испугались и бежали из тех мест,— продолжал Переводчик,— А машины забрали все приготовленное ими к следующей встрече с кочевниками. Предводитель каравана, с которым я разговаривал, рассердился, собрал кочевников, и они поехали, чтобы посмотреть на эти машины и как-нибудь выразить свое возмущение. Еще издали они увидели корабль, похожий на тот, который прилетает сюда; рядом строилось какое-то сооружение. Наблюдавшие за строительством были... низкие, у них много ног, и клешни, и длинные носы. Собирающая машина подъехала и выстрелила над головами кочевников молнией. Тогда они поняли, что надо убегать, пока вместо предупредительного выстрела не последовал настоящий, смертельный. Пользуясь одними словами, я не могу передать больше.

Долмеди тупо уставился в окружавшую его со всех сторон твердую синеву.

— Бабуриты.— Во рту у него пересохло, ноги сделались ка-кими-то чужими, желудок болезненно сжался,— Ну конечно же они. Только почему они так поступают?

Кусты, трава, листья нечастых деревьев — все было окрашено в различные оттенки черного цвета. Кое-где картину оживляли красные, коричневые или синие цветы, иногда — бурная аммиачная река, стекающая с холма. Вдали ослепительно сверкала цепь ледяных гор. Двенадцатичасовой сулейманский день подходил к концу, и лучи Османа пробивались сквозь разрыв мутно-красной облачной пелены почти горизонтально. На другом краю неба черной, исписанной огненными буквами молний стеной вздымалась грозовая туча, плотный воздух планета превращал раскаты грома в звенящую барабанную дробь. Долмеди почти не обращал внимания на тучу: резкие шквалы, бросавшие машину из стороны в сторону, воздушные ямы, в которые она поминутно проваливалась,— все это не позволяло отвлекаться от пилотирования. Автоматическая машина — слишком большая роскошь для этой скупо оплачивающей все твои усилия планеты.