Прикосновенье

Бойцу ж ни холодно, ни жарко,

Его-то дело — сторона.

Вот разве что немного жалко

Бойцу, что замужем она.

ПРОЕЗДОМ

Меня ротный тогда с эшелона

Лишь на сорок минут отпустил.

Я бежал вдоль осеннего склона

По грязи, выбиваясь из сил.

Неужели возможное дело,

Что когда-то гуляли мы тут?

В голове неотступно сидело:

«Добегу за пятнадцать минут.

И — обратно! И там еще десять,

Чтоб в глаза посмотреть и обнять,

Чтоб шинель свою снять и повесить,

И надеть ее тут же опять…»

Вдруг душа моя ахнула тонко —

Я увидел: напротив окна

На веревке сушилась кофтенка, —

В ней со мною гуляла она.

Но едва я отбросил калитку,

Голос радости, дрогнув, замолк —

Походя на стальную улитку,

На дверях притаился замок.

И глазам своим бедным не веря,

Так он больно меня обижал,

Я подергал беспомощно двери

И вкруг дома пять раз обежал.

И опять — по тому же маршруту,

По грязи, выбиваясь из сил.

И явился минута в минуту,

Так, что ротный меня похвалил.

Мелкий дождик туманил округу,

Уплывал, уменьшаясь, вокзал.

Своему закадычному другу:

«Повидались», — я громко сказал.

Лег на нары зализывать рану,

Утешая себя: «Не беда!

Будет случай — заеду, застану…»

Больше там не бывал никогда.

БАЛЛАДА ОБ ОТПУСКЕ

Вытаскивал тайком, —

Что ж, дело молодое, —

Бидоны с молоком

Вечернего надоя,

Что часто, от тепла,

В колодец опускали.

А ночь уже текла

Из притемненной дали.

Горели под луной

Бидонов белых слитки.

Под крышкой ледяной

Вверху густели сливки.

Девчонок городских

Во тьме светились лица,

И он, жалея их,

Велел не торопиться.

Мерцали небеса,

Поистине бездонны.

Лишь через полчаса

Он опускал бидоны.

Все было оттого,

Что шла война на свете.

Дружков — ни одного,

Одни подружки эти.

Плыла луна в кольце,

Под ней плыла поляна.

Был отпуск при конце,

И подживала рана.

ТАРЕЛКИ

В военный год, средь снежной дали,

От станции за три версты,

Мать наливала — вмиг съедали.

Тарелки были вновь чисты.

Вставали — труженики тыла, —

Их обогреть и накормить

Ей нелегко в ту пору было, —

Легко посуду было мыть!

«Все мне было обещано…»

Все мне было обещано,

Лишь окончиться надо войне.

И любимая женщина

Стала изредка видеться мне.

Долго по свету рыская,

Лучше ты не найдешь все равно.

Смотрит близкая-близкая

И знакомая сердцу давно.

Утро брезжило раннее,

Над блиндажиком вился дымок.

Несмотря на старания,

Я лица ее вспомнить не мог.

Только помнил, что славная,

Улыбается, беды гоня.

Ну а самое главное —

Что без памяти любит меня.

«Где-то на юге горела степь…»

Где-то на юге горела степь,

Где-то грустили поля об озими.

Город неведомый Кингисепп

Все-таки сдан в сорок первом, к осени.

Целый вагон командирских жен, —

Ах, как тревожно на новом месте им! —

Был оглушающе поражен

Этим, понятным лишь им, известием.

Выскочил враг к роковой черте,

Вдоль рубежей и редутных запаней,

И в западне оказались те,