Прикосновение к вечности

_______________

* Известный архитектор (1874 - 1954), построивший в Париже

первый железобетонный дом (1903).

– И ты, конечно, согласился?

– Увы... От этого блестящего предложения пришлось отказаться. Меня ждали дома, в моем родном городе Ла-Шо-де-Фон, там я стал преподавателем прикладного искусства и живописи.

– Оставив архитектуру?

– О нет, живопись всегда была для меня частью архитектуры. Я искал новое в живописи, стремясь выявить архитектонику вещей, стремясь к ясной, уравновешенной композиции. Это новое направление мы назвали пуризмом, от французского слова "чистый". И, конечно же, как писал мне Поль Валери, поиски чистоты форм в искусстве не могут быть даже начаты, если не опереться на примеры из наследия прошлого.

Витрувий взволнованно взмахнул руками:

– Клянусь Юпитером, ты прав! Живопись должна изображать то, что есть или может быть в действительности, вещи отчетливые и определенные.

– Единственный критерий суждения, - поддержал Ле Корбюзье, - в котором одновременно присутствуют и сила, и ясность, это дух правды. Им силен человек. Когда мы принимаемся за работу, все должно быть ясным, поскольку мы существа разумные...

– О, если бы бессмертные боги исправили то безумие и заблуждение, что установилось в живописи!
– не успокаивался Витрувий.
– Древние, я имею в виду живших до меня, трудолюбиво принимаясь за работу, старались добиться искусством того, чего при мне достигали пышностью красок. Видано ли, чтобы кто-нибудь из древних не пользовался киноварью бережливо, как лекарством? В мое же время ею повсюду и большей частью целиком покрывали стены. Сюда же относится и горная зелень, багрец и армянская лазурь. А когда накладываются эти краски, то, хотя бы они положены и без искусства, они все равно создают яркий колорит.

– И тысячелетия спустя, Марк, декоративное искусство не обходилось без так называемых "стилей", носивших случайный, поверхностный характер. Вещи фабриковались в "стиле", чтобы облегчить творческий процесс, скрыть недостатки произведения. Размножаясь, они порождали пышность. Подобное, с позволения сказать, искусство не имеет права на существование! "Стили" ложь!

– Было бы небесполезно знать, почему побеждает ложное начало?

– Вовсе нет!
– протестующе воскликнул Ле Корбюзье.
– То, что лишено духа правды, не может победить. Рано или поздно оно лишается всякого смысла и выбрасывается как негодное. Если же вещь служит вечно, перед нами искусство. Будь то литература, геометрия, театр, живопись... Творчество объединяет поэта с архитектором, математика с музыкантом.

– Подобным же образом астрономы могут рассуждать вместе с музыкантами о симпатии звезд и созвучиях в квадратурах и тригонах, а с геометрами - о зрительных явлениях, да и во всех остальных науках многое или даже все общее, поскольку это касается рассуждений. И все же, - лукаво усмехнулся Витрувий, - если понадобится лечить рану или спасти больного, то за дело возьмется не музыкант, а врач.

– Но и врач тоже художник. И учитель, и портной. Что такое произведение искусства? Это инобытие человека-творца, вашего или моего современника, либо человека другой, неведомой эпохи. Творчество, в чем угодно - в физике, технике, генетике, - словом, в любой сфере, всегда х у д о ж е с т в е н н о е творчество. Это момент глубочайшего откровения, страстная и искренняя исповедь, быть может Нагорная проповедь.

– Теперь я верю, - с торжественной убежденностью заключил Витрувий, огонь Прометея не погас.

– И не погаснет, - сказал Ле Корбюзье.

3

– Надо воздать нашим предкам, - убежденно заметил Витрувий, - не умеренную, а бесконечную благодарность за то, что они не скрыли в завистливом молчании своих знаний. Если бы они так не сделали, мы не могли бы знать ни того, как рассуждали Сократ, Платон, Аристотель, ни о том, что происходило в Трое.

Ле Корбюзье едва заметно улыбнулся:

– Древние греки, да и вы, римляне, считали непререкаемой истиной каждое слово "Илиады". Потом наступила пора, когда все в ней сочли вымыслом. Но за семнадцать лет до моего рождения Генрих Шлиман* нашел-таки легендарную Трою, а спустя четыре года он же раскопал "обильные златом Микены"

_______________

* Немецкий археолог (1822 - 1890).

Витрувий продекламировал распевно:

Но живущих в Микенах, прекрасно устроенном граде,

И в богатом Коринфе, и в пышных устройством Клеонах...

– "Всех их на ста кораблях предводил властелин Агамемнон", подхватил Ле Корбюзье.
– До чего же точно выразил наши чувства Валери Ларбо*:

О Гомер! О Вергилий!

О Corpus Poeticum** Севера! Лишь на твоих страницах

Отыщутся вечные истины моря,

Отыщутся мифы, в которых отразился один из ликов времени,

Отыщутся феерия моря, и генеалогия волн,

И весны морские, и морские осени,

И затишье морское, простертое плоской зеленой дорогой

Под колесницей Нептуна и хороводами Нереид.

_______________

* Французский поэт и путешественник (1881 - 1957).

** Совокупность поэзии (лат.).

В одном ошибся Ларбо: мифы вовсе не были мифами. Находки археологов реабилитировали Гомера! Но подлинный его триумф связан с сенсационным открытием англичанина Майкла Вентриса. При раскопках на Крите, Пилосе и в других гомеровских местах археологи обнаружили тысячи глиняных табличек с неизвестными письменами. Полвека бились над ними, но расшифровать не смогли. А Майкл сумел это сделать. "Илиада" получила историческое подтверждение.

– Я полагаю, не может быть сомнений, что названный тобой Вентрис с юности посвятил себя древним языкам или превзошел всех как историк?

– Нет: он был архитектором! И это лишний раз подтверждает, что архитектура - не профессия, а определенное состояние духа. Истинный архитектор отличается богатейшим духовным миром, интересуется всем, что происходит вокруг него, не замыкается в узкой мещанской скорлупе. Простите, Марк, я увлекся, - оборвал себя Ле Корбюзье.

– Я согласен с тобой, Корбю, и считаю, что главное для архитектора состоит в том, чтобы найти настоящий путь для обретения истины. Майкл Вентрис нашел свой путь. Скажи мне, прошу, что было затем с этим одареннейшим человеком?

– Через три с половиной года после своего открытия, - вымолвил Корбюзье, - он погиб в автомобильной катастрофе. Я вспоминаю свою студенческую юность, тогда мостовая целиком принадлежала пешеходу: на ней можно было стоять, разговаривать, петь. Мимо тихо проплывали омнибусы, влекомые лошадьми.

– Вижу картину, создаваемую твоей мыслью...

– Но вот появился автомобиль. И за каких-нибудь несколько лет человек стал похож на затравленного зверя, в городах словно воцарился панический вопль: "Спасайся кто может!" Лавина машин, хлынувшая в коридоры улиц, взрывчатка, брошенная в топку.

– Постой, - поспешно перебил Витрувий.
– Ты, быть может, оговорился, упомянув о "лавине машин"? Что такое машина, чем она разнится от орудия и о происхождении и необходимости ее - обо всем этом я исчерпывающе сказал в своем трактате. Не будешь же ты оспаривать, что машина есть сложное и связное сочетание соединенных вместе деревянных - слышишь, Корбю, деревянных!
– частей, обладающее огромными силами для передвижения тяжестей. Действует она посредством круговращения, основанного на искусстве. Разве не так? О какой же л а в и н е машин может идти речь?