Прикосновение
Шрифт:
– Героно это твой район?
– Да, рабочий район у скал. Я всю жизнь там живу.
– Покажи на карте.
– Роберт вытащил из ящика карту города и расстелил ее на столе поверх рисунка Ричи.
Когда парень обвел ручкой искомую часть Ариголы, детектив удовлетворенно кивнул.
Они сидели в номере «Ниагары», дело близилось к вечеру. До наступления ночи Роберт хотел поразмышлять в одиночестве. Ночью же он надеялся снова увидеть Мелиссу. Но решение о поездке в Героно было принято только что, поэтому времени на ожидание совсем не оставалось - нужно было отправляться к скалам.
Роберт
– Ума не приложу, почему некоторые считают тебя сумасшедшим.
– Наверное, потому, что иногда я говорю людям такие вещи, о которых любой другой бы умолчал. Да и картины рисую нелицеприятные, - невеселая усмешка стала продолжением его самоиронии, - В большинстве своем люди судят по собственному опыту. На основе него и делают какие-то выводы. Увидели чудаковатого паренька - все, записали в сумасшедшие. Так проще объяснить его странности. У них все просто, все под ярлыками. Будто не знают, что свой собственный опыт - вещь чисто субъективная. Он может быть неправильным, искаженным чувством вины или отражением своих фобий, коих в каждом предостаточно. Но никогда он не будет являться истиной без оговорок.
Вот взять хотя бы меня. Я, например, иногда разговариваю сам с собой. Спрашиваю себя: а правильно ли я поступил, то ли сделал, что от меня на самом деле требовалось и тому подобное. Мой внутренний голос отвечает мне. Иногда мне неприятно его слушать, иногда я рад. Но одно я знаю точно - какое бы настроение ни владело мной в тот момент, когда я его слышу, он все равно не замолчит. Он может быть трижды не прав, но он не замолчит. Не могу же я на основании его вкрадчивых слов делать однозначные выводы?
В дверь неожиданно постучали. Стук был сильным и настойчивым. Так не стучит уборщица или курьер, внезапно приехавший доставить срочную почту. И, тем не менее, этот стук был Роберту знаком. Так ломятся только полицейские. Зажав в ладони рукоятку пистолета, детектив припал к двери.
– Кто?
– Мистер Блатт, откройте дверь! Это полиция.
Кажется, Роберт уже где-то слышал этот голос. Холодный, без эмоций.
– Не слишком ли поздний визит, как тебя там… В любом случае скажу лишь, что мне скрываться не от кого. Говори, что тебе надо, и я решу, открывать или нет.
– Так это больше вам надо, детектив.
– Ты уверен? А что будет, если я не открою?
– Ничего. Мне придется уйти и сообщить шефу, что вы отказались от встречи с ним.
– Крос, это ты, что ли? Так иди и передай своему начальнику, что Роберт Блатт сам привык решать, с кем ему встречаться, а с кем нет.
– Зря вы так. Встреча с мистером Полом в ваших же интересах.
– Что ты сказал?
– Вас ожидает мэр нашего города… - Крос не успел договорить, как Роберт повернул ключ в замке и толкнул тяжелую дверь.
– То есть ты хочешь сказать, что пришел не по приказу инспектора?
– Нет. Мистер Пол отдал приказ лично мне. Поэтому мне не хотелось бы его разочаровывать.
– Скрытым взглядом копа (взглядом, которому специально учат в полицейских академиях) Крос оглядел номер.
– Ты выслуживаешься, Крос.
– Я не выслуживаюсь, я всего лишь выполняю свою работу. И, смею заметить, выполняю ее хорошо.
– Ричи, ты дождешься меня?
– Роберт
– Конечно, дождусь. Только вы там не сильно задерживайтесь. Помните про Героно.
– Хорошо. Где ты будешь?
– Я буду ждать вас у мэрии.
– Договорились.
– Детектив повернулся к лейтенанту.
– Подозреваю, что разговор у вас пойдет на повышенных тонах. Поэтому прошу вас, не забывайте, что мистер Дарей Пол серьезно болен, и любые переживания для него вредны.
– Болен?
– Роберт почти запер дверь, но последние слова лейтенанта заставили его застыть с ключом в руке.
– Да. А разве инспектор ничего не говорил вам?
По лицу детектива Крос понял, что Ив Габор в свое время умолчал про болезнь мэра.
– Странно. Ему остались считанные дни. Он борется с болезнью, как может. Но говорят, что шансов у него нет никаких. Рак. Это очень прискорбно. Жаль его и как человека, и как талантливого управленца. С его появлением финансирование полиции стало стабильным и даже увеличилось. Признаться, я и сам не думал, что все так серьезно.
Роберт вспомнил таинственную фразу инспектора, когда они беседовали с ним в первый раз, и понял сакральный смысл его слов.
«Ну с мистером Полом все понятно», - сказал Габор тогда, но Роберт переспрашивать не стал.
– Как же так?
«…остались считанные дни…»
Ведь он же видел его совсем недавно, и выглядел тот хорошо. И тогда в Аристаде Дарей Пол совсем не был похож на умирающего от смертельной болезни человека.
– Странно, для больного в терминальной стадии он выглядел живчиком.
– Да, в последнее время он пошел на поправку, если такое слово можно употребить к его болезни. Но подобное состояние, как говорят врачи, явление временное, что-то навроде последнего улучшения перед смертью. Он это понимает, но, к сожалению, не щадит себя. Часто уезжает по делам в другие города. Постоянные встречи, перемещения по долгу службы не идут ему на пользу. Но убедить его в обратном не удалось еще никому.
– Мне очень жаль…
– Вы только не говорите об этом самому мистеру Полу. Он держит это в тайне. Кому приятно смотреть в глаза живому покойнику?
Роберт согласился пойти на встречу, хотя и чувствовал, что ничего хорошего ожидать от нее не стоит. Было ясно, как божий день, что мэр, науськанный Габором, попросит его покинуть город в одночасье и, наверное, удивится, почему детектив не сделал этого до сих пор.
Через полчаса он оказался в центре города у светло-желтого здания. Поднявшись на третий этаж, Роберт возмутился тем, что и в святая святых городской управы его сопровождает полицейский. На что Крос лишь пожал плечами и сказал, что таков приказ градоначальника.
Мистер Дарей Пол стоял у круглого стола и разговаривал с кем-то по телефону. Это был ужасно худой, долговязый мужчина солидного возраста в бежевом костюме. Роберт сразу догадался, что под густыми черными волосами скрывается прозаическая лысина, ибо при первой их встрече в Аристаде никакого парика на нем не было.
Мэр выглядел бодро. Роберт впервые увидел, как такие худые впалые щеки могут наливаться озорным румянцем. А тонкие губы, съежившиеся шнурком на искусственных зубах, так широко улыбаться.