Прилёт кометы

Полемос осторожно ответил:

— Никто так не стремится приумножить величие Греции, как я. И всё же я постоянно вспоминаю эти мудрые слова: «Те, кто жаждут слишком многого, иногда теряют всё».

— Другими словами, — сказал Александр, устремив на своего полководца пристальный взгляд, — ты намекаешь, что, если я буду стремиться к новым завоеваниям, оставшаяся за моей спиной империя может распасться?

— Да, император, — твёрдо сказал Полемос, несмотря на презрительные взгляды некоторых из тех, кто сидел с ними. — Я намекал на это раньше, но теперь я высказался открыто. Это моё мнение о том, каким будет исход, если бы мы рискнём переправиться через Инд, находящийся неподалёку и только ждущий, чтобы мы преодолели его.

Присутствующие затаили дыхание, ожидая, что Александр в высокомерном гневе осудит Полемоса, поскольку Александр, тщеславный и самонадеянный, не любил, когда ему перечили или давали советы. Но молодой завоеватель мира удивил их всех, включая Полемоса, всего лишь подняв брови. Затем он повернулся к генералу Калиджану, сидевшему слева от него.

— И что ты на это скажешь, мой пылкий Калиджан?

— Я скажу, что это чушь собачья, — произнёс Калиджан, искоса взглянув на Полемоса.

Калиджан, перс, ранее служивший в великой армии Дария и получивший офицерское звание в греческой армии благодаря своему признанному военному гению, был воистину сыном Марса.

— За рекой Инд, лежащей у наших ног, находится великая и богатая земля, в которой есть святилища из золота, из чистого золота, клянусь Зевсом! Ещё до того, как ты, император, появился здесь, чтобы показать нам, как надо сражаться, мой народ часто переправлялся через неё и совершал небольшие набеги, захватывая бесценную добычу. Я скажу тебе, что в этой стране дравидов есть сокровища, которыми можно завладеть, а люди — пуф! Мы могли бы развеять их, как плевелы. Пусть боги сожрут моё сердце, если я ошибаюсь!

— Отлично! — зааплодировал Александр, когда рык Калиджана утих. — Теперь по правую руку от меня мудрый Полемос — верный генерал, являющийся моей постоянной тенью в течение десяти лет, — он призывает нас повернуть назад, чтобы моя империя не развалилась, а по левую — грозный Калиджан, доказывающий, что мы получим огромное богатство, если переправимся через реку. Итак, мои командиры и полководцы, что думает каждый из вас?

Александр принялся по очереди спрашивать каждого из присутствующих, в чью сторону они склоняются. Окончательный подсчёт показал, что пятеро были согласны с Полемосом, а пятеро от всей души поддержали Калиджана. Остальные не склонились ни к кому и заявили, что, куда бы ни повёл их император, они последуют за ним, как вперёд, так и назад.

Александр вздохнул, недоумённо поглядывая то налево, то направо.

— Итак, шесть на шесть! Либо я должен принять решение, либо… Если бы только мудрый Аристотель был здесь!

Александр, казалось, впал в транс, и офицеры воспользовались этой возможностью, чтобы ещё подкрепиться едой и вином. Нерешительность Александра в этот момент, хотя раньше он всегда мгновенно принимал решения, казалась очень странной его полководцам. Какие тайные сомнения заставили его, завоевавшего практически всю западную часть известного тогда мира, остановиться на границе с дравидийскими землями (Индией), прекрасно зная, что они богаты и не защищены?

Никто не знает…

Но Александр всё-таки переправился через Инд, очевидно, решив завоевать Индию. Неделю спустя его армия, оказавшись по другую сторону Инда, двинулась на юг к месту, откуда можно было начать завоевание этих обширных земель. Была ночь, и молодой завоеватель сидел один в своём шатре, снова мрачный и задумчивый. Несмотря на твёрдую решимость и непоколебимую уверенность Калиджана, Александр колебался. На следующий день он должен был подать сигнал к наступлению на новые земли.

Может быть, ему стоит прислушаться к словам степенного и серьёзного старого Полемоса и повернуть назад? Если он отправится в Индию и на несколько лет увлечётся её завоеванием, не окажется ли он монархом без трона по возвращении на Запад?

Внезапно снаружи послышался тихий ропот, и мгновение спустя в палатку, задыхаясь от волнения, вбежал ординарец.

— Что случилось, глупец? Открой рот и скажи мне! — воскликнул Александр, вскакивая на ноги с мыслями, что напал какой-то таинственный враг.

— Император! В небе странный свет. Никто не знает, что это такое! Люди встревожены и…

Александр оттолкнул ординарца в сторону и выскочил из палатки, чтобы выйти под звёзды. Почти в тот же миг подбежали командиры.

Все они разглядывали небесное явление, устрашающе раскинувшееся над землёй дравидов, словно гигантский светлячок с прядями света, простирающимися к надиру. Луны не было, и в темноте ночи казалось, что он пульсирует и извивается, как будто во гневе.

— Это огонь небесный, — сказал Калиджан, нарушая всеобщее молчание. — Клянусь Зевсом, я надеюсь, что он упадёт не здесь!

Полемос внимательно наблюдал за лицом Александра и увидел на нём выражение глубокого благоговейного страха. Известно, что Александр всегда с большим уважением относился к предсказаниям, чёрной магии и другим подобным вещам.

— Он висит над землёй дравидов, — лукаво заметил Полемос. — А может, это их бог готовится защитить страну от нашего вторжения, держа в руке молнию?

Александр нервно вздрогнул и ещё пристальнее вгляделся в небесное сияние, словно желая убедиться в проницательности догадки Полемоса.

— Да-да, — тихо произнёс покоритель мира, слишком поражённый и благоговеющий, чтобы повысить голос. — Завтра мы возвращаемся в Грецию!

Глава 2 Пророчество

Астролог поднёс листок к мерцающей свече и принялся читать его, или сделал вид, что читает.

— Юпитер находится в восхождении и быстро приближается к оппозиции с Марсом, что предвещает много битв, а Сатурн отступает от зенита и становится ярче в ранние утренние часы, очевидно, что знаки Зодиака имеют тенденцию к трёхсторонней трёхчастной конфигурации, которая…

— Чёрт бы тебя побрал! — раздражённо перебил его граф Роберт. — Ты что, испытываешь мой характер на прочность? Хватит учёных изощрений, изложи мне суть дела, или, клянусь Богом, я…

— Прочтёте это сами? — насмешливо спросил астролог, протягивая графу пергамент.

— О, нет, нет, — поспешно возразил Д'Эйн, для которого письменность была такой же загадкой, как и наблюдение за звёздами. — У меня… у меня плохое зрение, я с трудом разберу твои письмена. Читай сам, добрый сэр, но, ради Пресвятой Девы Марии, поведай мне о том, что я хочу знать!