Прилетала сова

Так я и знал, что из сегодняшнего купания ничего путного не получится Наиля повернулась и пошла назад на берег. Дядя Кямил поглядел ей вслед и тоже вышел. Из-за медуз. Наиля их боится и брезгует. Они скользкий и липкие, а когда их много, так и кажется, что кто-то сварил очень много студня и вылил его в море, и он теперь постепенно застывает. Я и дядя Кямил не обращаем на них внимания, хоть и неприятно, а Наилю всю передергивает, стоит медузе коснуться ее.

Этим летом их видимо-невидимо, гораздо больше, чем в прошлом году. Раньше, здесь медуз не было, не только в Гаялах, вообще раньше во всем Каспийском море ни одной медузы не было. Они впервые года два назад появились. По-моему, все даже немного обрадовались, что теперь, как и во всех приличных морях и океанах, и в нашем медузы есть. Это когда за неделю одна или две медузы попадались, никто же не ожидал, что с каждым годом их будет все больше и больше, чуть ли не на берег вылезают. Только после сильного шторма их несколько дней не бывает.

Я спросил у дяди Кямила, откуда они появились и нельзя ли от них как-нибудь избавиться. Он мне объяснил, что, по всей видимости, они попали сюда случайно, какой-нибудь корабль, прибывший по Волго-Донскому каналу, притащил их на днище или еще как-то из Черного или Средиземного моря, а условия здесь оказались подходящими, и они сразу приспособились. Там, откуда они прибыли, наверное, их истребляли какие-нибудь рыбы или дельфины, а здесь подходящих врагов для них не нашлось, кроме шторма, который их не уничтожает, а только отгоняет на время, вот они и расплодились в таком количестве и будут плодиться, пока на них не найдут управы ученые-биологи. Дядя Кямил сказал, что похожие явления и среди людей бывают. Я сперва подумал, что он шутит, а потом смотрю, нет, серьезно говорит, что и среди людей есть такая категория, которая очень хорошо, лучше остальных находит подходящую для себя среду и сразу же приспосабливается к. ней. Вот, например, когда он поступил в институт, лет восемь тому назад, и позже, когда он там учился, ни один студент, кто бы ему это ни сказал, не поверил бы, что кто-нибудь из преподавателей берет взятку у поступающих пли у своих студентов, когда принимает зачеты и экзамены. Таких преподавателей действительно тогда не было, потом откуда-то появились. Сперва один или, два, а потом выяснилось, что взятки берут но многих институтах. Неизвестно, что бы дальше получилось, если бы за это дело крепко не взялись. Дядя Кямил говорит, что эти взяточники ничем не отличаются внешне от нормальных людей: до того, как их уличили, часто на собраниях выступали, на педагогических советах и говорили очень правильные веши. Я сразу вспомнил, как по телевизору показывали суд над одним бывшим преподавателем-взяточником из института, где работает дядя Кямил, ему все доказали и свидетели и прокурор, а он, как будто ничего этого и не было, в конце встал и сказал, что пострадал безвинно, а на самом деле всю жизнь выполнял свой долг по воспитанию юношества. Дядя Кямил сказал, что такие люди есть везде, не только в институтах, но они так хорошо научились притворяться настоящими, что распознать их с каждым годом становится все труднее ,н труднее. Смотришь, человек как человек, и одет нормально, и при галстуке, з театр ходит, газеты читает, как все. Рашид сказал, что вот он, все знают, добрый человек, мухи не обидел в своей жизни, но мерзавцев, о которых говорил дядя Кямил, он бы собственноручно расстрелял бы. Ставил бы "к стенке и расстреливал. Дядя Кямил усмехнулся и сказал, что расстрелами дело не исправишь.

– А чем исправишь?
– спросил Рашид, он удивился, что. дядя Кямил не согласен их расстрелять.

– Если бы знал, - усмехнулся дядя Кямил, - то я другим

делом занялся бы - политиком бы стал или администратором...

Не знаю.

Рашид открыл сумку, оказалось, это переносной холодильник, и вытащил бутылку вина и несколько банок апельсинового сока и пригласил всех на коврик, расстеленный под зонтом. Очень вкусно было пить разбавленное соком вино. Рашид по очереди выпил за здоровье всех присутствующих и всем пожелал счастья. Потом поднял бокал и сказал, что мечтает о том дне, когда сюда приедет отец Наили и по-семейному сядет за один стол с дочерью и дядей Кямилом. Рашид сказал, что, увидев это, он почувствует себя самым счастливым человеком на свете. Наиля и дядя Кямил переглянулись, но Рашиду по этому поводу ничего не сказали.

Я уже заметил, что к Наиле после этого все стали откоситься гораздо лучше, не то что первое время. Соседи вокруг стали ее в гости приглашать и сами частенько к ним захаживать. Но самыми первыми, что правда, то правда, переменились по отношению к ней Аделя и Рашид. Аделя ее и не называла уже иначе, как "Нелинька" или "лапочка", и каждый раз, как увидит, сразу же начинала радостно улыбаться, даже если у лее только что до этого было самое обычное настроение. Они часто беседовали о разных вещах, но, о чем бы ни говорили, в конце разговора Аделя начинала давать советы; как услышу Аделино: "Я, например", - знаю, сейчас начнет советовать. Рашид те сорок минут, за которые он раньше дяди Кямила из города приезжал, тоже- старался использовать на Наилину пользу. Но он больше о делах говорил, советовал Наиле после отпуска уйти из своей архитектурной мастерской, там, говорит, никакой перспективы, и поступить работать в проектный институт, где перспективы есть, он и про дядю Кямила заботился, все просил Наилю, чтобы она не беспокоилась из-за его временного увлечения, которое скоро пройдет, и тогда Рашид это твердо обещал ей, дядя Кямил займется настоящим делом и добьется очень больших успехов. Рашид говорит, что он понимает дядю Кямила, все хотят быть знаменитыми писателями или артистами, но, к сожалению, это очень редко у кого получается, потому что для этого надо иметь талант. Вот у него, Рашида, таланта нет, но он не горюет, у него семья и работа, и с него вполне этого хватает. Дядя Кямил тоже когда-нибудь это поймет, и тогда все у него пойдет как по маслу, голова у него есть, а когда у человека есть голова и образование в придачу, то можно за него не беспокоиться. Мне стало приятно, когда Наиля сказала Рашиду, что ей совершенно безразлично, чем занимается дядя Кямил.

Наиля очень часто стала к нам приходить. Первое время только днем, когда дядя Кямил был на работе в городе, а потом все чаще и чаще и вечерами, когда он садился за машинку работать. Скучно, наверное, смотреть на человека, когда он работает беспрерывно и молчит при этом.

Бабушка моя в этих разговорах участия почти не принимала, и это было очень странно, потому что уж кто-кто, а она человек очень разговорчивый. Если они в это время были у нас - Наиля с Аделей - и беседовали, то бабушка в это время обычно занималась своим делом; время от времени только вставит слово, если к ней обращаются, а так в основном слушает и что-нибудь делает - инжир чистит или еду готовит. С Наилей, когда она к нам приходила, она разговаривала вполне приветливо, ни к чему не придерешься, но не так, как с другими своими знакомыми. Найдя два или три раза попросила ее приготовить фисинджан - бабушка сразу согласилась, приготовила, и я видел, как она старалась, с вечера орехи приготовила, причем не через мясорубку пропустила, как обычно, а мелко натолкла их в медной ступке, и меня заставила в селенье сходить за гранатами для сока, хотя дома был уксус, а в чугунной сковородке до того, как положить туда растертые орехи, мелко-мелко накрошенный лук и утку, долго варила гранатовый сок, опустив в него железные две круглые штучки, от этого фисинджан получился темно-фиолетового цвета, только таким и должен быть настоящий фисинджан, и посыпала его корицей, напополам смешанной с бадьяном. Наиля очень благодарила, и бабушка сказала ей - "на здоровье", все как полагается, но, несмотря на все это, я точно знал, что Наиля ей не очень нравится, и приветлива она с ней из вежливости или, скорее всего, из-за меня, она же знает, что мы дружим, вот и хочет ей сделать приятное. Но все-таки из-за чего такой добрый и хороший человек, как Наиля, может не нравиться моей бабушке? Никаких у нее оснований нет, тем более что та к ней вправду хорошо относится, всегда о ее здоровье спрашивает, когда я к ним прихожу. Даже Аделе она уже нравится, а моей бабушке нет. Спрашивается, за что?

Неужели из-за ее одежды?

Бабушка в это время, о чем-то задумавшись, сидела на балконе. Она несколько раз в день так садится отдыхать. Чем бы ни занималась, бросает все, как будто ее вдруг все силы покинули, и садится ненадолго. Вот она сейчас смотрит внимательно вдаль, так и кажется, что она ждет кого-то или морем любуется, а на самом деле она в это время ничего и не видит, потому что думает о чем-то своем, спросишь у нее что-нибудь, она сперва встрепенется, как будто со сна, и не сразу понимает, о чем разговор, приходится второй раз спрашивать:

– Неужели из-за одежды своей?

– А что мне до ее одежды?
– сказала бабушка.
– Как хочет, так пусть и одевается. Если мужу по душе...

– Почему же она тебе не нравится?

– Нравится, не нравится... А зачем она должна мне нравиться? Это разве жена мужу? С тех пор как появилась., ни одного гвоздя не прибила, вещи ни одной в доме с места не сдвинула, все как стояло, так и стоит без толку. Хоть бы раз Кямила чем-нибудь, кроме яичницы или жареной колбасы с помидорами, накормила бы...

– Так она еще не умеет, научится.

– Как же, научится! Краем глаза хоть бы глянула, когда я готовлю!.. Музыка и танцы мужьям быстро надоедают. И у них это недолго протянется. Хоть бы у Адели поучилась!

– Сравнила!

– Я не сравниваю их - не гуси! Говорю, Аделя то перед глазами целый день в хлопотах - и дети у нее, и хозяйство.- И уколы делает.

– Тоже дело.

– Сплетница она!

– А это, милый мой, ее дело, не было бы охотников послушать, и сплетни перевелись бы.

– А почему ты все это Наиле не скажешь?

– Сколько в колодец воды ни лей, в нем ее не прибавится.

В воскресенье утром, только вышел из дому - иду к дяде Кямилу, смотрю, и Рашид туда же направился. Хотел было вернуться, но потом подумал, может быть, он ненадолго, уйдет, а мы останемся. Сидим, на балконе, дядя Кямил и Рашид разговаривают, я слушаю. Рашид говорит:

– А где хозяйка? '

– Нет ее.

Рашид посмотрел, как дядя Кямил прикурил новую сигарету от окурка, и посоветовал ему бросить курение. Не сразу, а постепенно - первые дни по полпачки, потом несколько дней по четверти, а дальше - каждый следующий день курить на одну сигарету меньше, очень просто. Когда он сам бросал, первые дни самые трудные были, так и тянуло закурить, но усилием воли, он себя удерживал. Уже два года не курит, и сам себя гораздо лучше чувствовать стал, и детям польза из-за отсутствия в квартире дыма, вот одна неприятность только - с тех пор как бросил курить, ноги у него начали сильно потеть, а раньше этого не наблюдалось.

Дядя Кямил, как услышал про это, начал смеяться, я, глядя на него, тоже засмеялся.

– Извините, - сказал дядя Кямил, голос у него сразу серьезный, как будто не он только что смеялся.
– Не знаю, с чего это мне так смешно стало... Так вы начните курить, может быть, перестанут они потеть.

– Нет уж, - сказал Рашид.
– Пусть уж лучше ноги потеют, чем сердце раньше времени барахлить начнет.

– Тоже верно, - сказал дядя Кямил, пошел в комнату и вернулся оттуда с машинкой.
– Вы посидите, а я постучу немного.

– Работайте, работайте, - сказал Рашид.
– Я ведь на минутку. Пойду.

Я сказал, что тоже ухожу. Дядя Кямил кивнул головой:

– Приходи вечерком, телевизор посмотрим. Аделя была у нас. Со своей приятельницей. Когда я вошел, они замолчали. Потом Аделя у меня спрашивает:

– Ты знал, что Наиля от Кямила ушла?

– Как ушла?

– Вот так, бросила его и уехала. Ты разве не знал? Я повернулся и пошел.

– Ты куда?
– бабушка мне вслед кричит.

– По делу, - говорю. Я разве знаю куда, совсем растерялся, иду себе куда глаза