Прилипалы
Шрифт:
— Другими словами, вы обговаривали условия трудового соглашения, от которых зависит зарплата членов профсоюза, с вашими друзьями? Интересная ситуация, знаете ли.
— Наша дружба не имеет ни малейшего отношения к переговорам.
— Ни малейшего?
— Совершенно верно.
— Понятно. То есть, когда начнутся переговоры по вашему новому трудовому соглашению, насколько мне известно, они намечены на следующий месяц, и вы сядете за один стол с мистером Гаммеджем и мистером Болтоном, они будут для вас просто промышленниками, а не близкими друзьями,
— В деловых переговорах дружеские отношения только помогают.
— Вы все еще член «Федералист-Клаб», не так ли?
— Да.
— Вы никогда не думали о том, чтобы выйти из клуба?
— Нет.
— Понятно. Скажите, Дон, а какой процент черных в вашем профсоюзе?
— Понятия не имею. При приеме в профсоюз мы не интересуемся цветом кожи.
— Но черных в профсоюзе много?
— Да.
— Примерно половина?
— Не знаю. Возможно, и половина.
— А сколько черных в «Федералист-Клаб»?
— Не знаю.
— Вы видели хоть одного черного члена клуба?
— Видите ли, я там бываю редко. И не приглядывался.
— Разве клубные правила не запрещают прием в члены клуба потомков африканцев и азиатов?
— Я никогда не читал клубные правила.
— Там, между прочим, так и записано. Вы помните Остина Дэйвиза?
— Нет, не припоминаю.
— Он черный. Занимал пост заместителя секретаря министерства торговли.
— Да, теперь вспомнил. Но лично я его не знаю.
— Тогда, быть может, вы вспомните март шестьдесят шестого. Вы уже пять месяцев состояли в клубе, когда несколько его членов предложили вам поддержать кандидатуру Остина Дэйвиза.
— Да, теперь вспомнил. Я согласился поддержать его кандидатуру. Иначе и быть не могло.
— Согласились. И стали двенадцатым из тех, кто пошел на это, так?
— Вероятно, да.
— И что произошло потом?
— Насколько я помню, кандидатуру мистера Дэйвиза забаллотировали.
— Сколько он получил черных шаров?
— Точного числа я не знаю.
— Но много, не правда ли?
— Вроде бы.
— Пятнадцать черных шаров, Дон.
— Я вам верю.
— Комитет двенадцати, предлагавший кандидатуру мистера Дэйвиза, обсуждал возможность такого исхода голосования, не так ли?
— Да, мы говорили об этом.
— И чем вы намеревались ответить?
— Ничего конкретного не предлагалось, разве что вновь выставить кандидатуру мистера Дэйвиза.
— Предполагалось, Дон.
— Я не помню.
— Вы собирались вместе выйти из клуба, в знак протеста против дискриминационных порядков, царящих в «Федералист-Клаб». Теперь припоминаете, Дон?
— Возможно, шли такие разговоры.
— Не просто разговоры, вы приняли решение выйти из клуба, если Дэйвиза забаллотируют. Было такое?
— Возможно. Раз вы говорите.
— И одиннадцать из двенадцати действительно вышли из клуба, так?
— Ну, видите ли, выбор каждый делал
сам… Я хочу сказать…— Дон?
— Да.
— Почему вы остались в клубе?
— Я решил, что этим смогу принести больше пользы, попытаюсь изменить клубные правила…
— Дон, правила изменились?
— Нет, пока еще нет.
— И вы по-прежнему член клуба?
— Да.
— Вы по-прежнему состоите в клубе, члены которого сплошь белые политики и крупные бизнесмены, которые отказываются допустить в свой клуб черных. Правильно я вас понял?
— Да, но…
— Это все, Дон. Рекламная пауза.
В комнате для гостей Оскар Имбер и Чарлз Гуэйн в ужасе смотрели на экран.
— Слава богу, трансляция идет не на всю страну, — раз за разом повторял Гуэйн. — По крайней мере, не на всю страну.
Смотрел телевизор и Фред Мур. И не понимал печали Имбера и Гуэйна.
— Чего вы стонете? Мне кажется, старина Дон смотрится с экрана ничуть не хуже, чем раньше.
Глава 10
Каббину не пришлось спрашивать Чарлза Гуэйна или Оскара Имбера, понравилось им его интервью или нет. Ответ читался на их лицах. А вот Фред Мур сиял, как медный таз.
— Вы отлично смотрелись, Дон.
— Лучше дай мне что-нибудь выпить, дурачок.
— Разумеется, Дон, — и Мур протянул Каббину открытую бутылку «Выдержанного».
Каббин глотнул бербона, но бутылку не отдал.
— Поехали отсюда, — рявкнул он.
Мур вел машину. Каббин сидел рядом с ним, изредка прикладываясь к бутылке, стараясь забыть то, что произошло перед камерами.
Пять минут спустя молчание нарушил Гуэйн.
— Слава богу, эта передача не транслировалась на всю страну.
— Ты повторяешь это уже в пятнадцатый раз, — буркнул Имбер.
— Напрасно я поддался на ваши уговоры. Вы втянули меня в эту историю, — Каббину очень хотелось перевалить вину за случившееся на кого-то еще. — Я не хотел участвовать в этой чертовой передаче. Этот тип — отъявленный мерзавец. Все об этом знают. Все.
Гуэйн хотел было напомнить Каббину, кто предложил поучаствовать в «Ночи с Джеком», но решил, что пользы от этого не будет, а вот вреда прибавится. Идея-то принадлежала Каббину. «Я знаю, как сладить с Джеком, — говорил он. — Не всем удается набирать очки в его передаче, но мне это вполне по силам. Надо немного сбить ему дыхание, а потом все пойдет как по маслу».
Но Гуэйн не мог найти новых слов утешения, а потому ограничился своей коронной фразой.
— Слава богу, эта передача не транслировалась на всю страну.
— Да что ты долдонишь одно и то же! — взвился Имбер. — Лучше скажи ему, что он натворил. Каким выглядел идиотом!
Каббин повернулся, посмотрел на Гуэйна. В его синих глазах стояла мольба. «Да он сейчас расплачется», — подумал Гуэйн.
— Все так плохо? — спросил Каббин, надеясь, что Гуэйн будет утверждать обратное.
— Плохо, — Гуэйн смотрел в окно. — Я знаю, как бы я использовал эту передачу.