Приманка
Шрифт:
Утром Харолд появляется на работе первым и идет в подготовительный зал посмотреть, что сделал Гленн. Ничего не скажешь, у молодого человека просто талант к этой работе. Лицо девушки почти целиком восстановлено, следы полностью скрыты невидимым уплотнителем и тонизатором кожи. Если не знать, то можно подумать, что у нее почти не было повреждений. Харолд провел всю жизнь возле трупов, и они давно не пугали его, но эта девушка выглядит такой нежной, спокойной, что он крестится и произносит краткую молитву. Затем слышит негромкий, похожий на стон звук, раздающийся из горла девушки.
Харолд
Подняв крышку автоклава, Харолд достает стерилизованные изогнутые щипцы. Подходит к девушке и осторожно вставляет их ей в горло. Как он и ожидал, щипцы не встречают сопротивления. Гленн просто забыл заткнуть трахею. Газы, выходя, издают похожий на стон звук. Харолд приближается к стеллажам, находит широкую, толстую пробку и осторожно вставляет в горло трупа, а потом забивает концом щипцов, пока она не заседает там плотно.
Такую ошибку допустить легко. И все-таки утешительно знать, что Гленн небезупречен. Иногда в его присутствии Харолд чувствует себя не то чтобы глупым, но немного отсталым.
И все-таки… эту ошибку легко допустить, но и исправить легко. Всякий раз, когда Гленн нажимал на ее грудь, она издавала такой звук, словно из мехов аккордеона выдавливали воздух. Как он мог не замечать?
Правда, молодой человек закончил работу поздно, видимо, смертельно устал. Должно быть, собирался вставить пробку напоследок, а потом совсем забыл.
Харолд выбрасывает из памяти этот незначительный случай.
Глава тридцать вторая
– Я не верю, что это совершил он, – произносит Клэр.
Фрэнк вздыхает:
– К сожалению, твои суждения не являются доказательством.
– Сведения о торговле изображениями в Некрополе…
– Представляют собой слухи, а не свидетельские показания. Ты это знаешь.
Они в квартире, готовят Клэр к очередному свиданию с Воглером. Он назначил встречу в ресторане, поэтому ее снабжают набором устройств в добавление к ожерелью: передатчиком, незаметно приколотым к подрубочному шву юбки, и крохотной видеокамерой в сумочке.
Фрэнку приходится говорить, держа во рту булавки, он стоит на коленях и закрепляет микрофон. На миг он напоминает Клэр отца, подгоняющего школьное платье ребенка. Она встряхивает головой и отгоняет смутное воспоминание.
– Я хочу спросить его о той предыдущей подружке, которую вы отыскали, – упрямо заявляет она. – Услышать его версию этой истории.
– Не стоит, – предостерегает Фрэнк. – Если мы его арестуем, ему не нужно знать, что нам это известно. А потом, как объяснишь ему, откуда ты знаешь?
Наблюдающая с другой стороны комнаты Конни говорит:
– Это зашло слишком далеко.
– О чем ты? – спрашивает Дербан.
– Фрэнк, я приняла решение. Мы немедленно прекращаем эту операцию. Нужно было сделать это две недели назад.
Фрэнк вынимает изо рта булавку.
– Это не ваша операция, доктор Лейхтман. Строго говоря, у вас нет полномочий прекращать
ее.– А какие у тебя полномочия ее продолжать?
Фрэнк не отвечает.
– Посмотрите на себя, – язвительно произносит Конни. – Ну и парочка. Один готов поклясться, что Кристиан виновен, другая, что нет. Клэр, обращаюсь к тебе, поскольку детектива Дербана вразумить не могу. Снимай эти приспособления и пошли отсюда.
Клэр колеблется в нерешительности.
– Идем, – говорит Конни, подходит к двери, открывает ее и держит в ожидании распахнутой.
Через несколько секунд Клэр качает головой. Психиатр пожимает плечами и резко захлопывает за собой дверь.
Фрэнк, все еще возящийся с булавками, бормочет, не поднимая головы:
– Она вернется. Знаешь, ей тоже нелегко.
Клэр ощущает на бедре острую боль. Одна из булавок впилась ей в кожу. Выступает крохотная ягодка крови.
– Извини, – шепчет Фрэнк, стирая ее большим пальцем.
Клэр приходит в ресторан пораньше, чтобы полицейские успели проверить работу передатчика. Она сидит, бормоча, будто нищенка, читает монолог, который давно уже выучила наизусть.
Принесшая ей коктейль официантка неуверенно улыбается.
Кристиан появляется ровно в семь, плечи его пиджака влажны от дождя.
– Это тебе, – говорит он, садясь, и протягивает Клэр сверток.
В нем коробка чуть больше футляра для компакт-дисков и примерно вдвое толще. Внутри ожерелье, вернее, колье, полумесяц из тонкого серебра. В центре его какой-то узор.
– Это мой фамильный герб, – объясняет Кристиан. – Смотри.
Он показывает перстень-печатку, который носит на мизинце. На печатке выгравирован тот же узор.
– Господи! – восклицает Клэр. – Ты не можешь дарить мне его. Это, должно быть, семейная реликвия.
– Конечно. Потому-то и хочу, чтобы ты носила его.
Она достает из коробки изящный полумесяц.
– Красивый.
– Ты согласна расстаться с ожерельем, которое постоянно носишь? – с беспокойством спрашивает Кристиан.
– С этим? – уточняет Клэр, касаясь уродливого украшения из фальшивого золота. – Я согласна никогда больше не видеть его.
Кристиан расстегивает массивную цепочку, полученную Клэр от Фрэнка, и кладет в карман. Нежно касается пальцами ее голой шеи, потом надевает на нее колье. Приходится немного раздвинуть его, как стетоскоп, чтобы выемка была достаточно большой. Клэр ощущает непривычный металл, словно ошейник, и притрагивается к нему.
– Но эта вещь очень драгоценная, – возражает она. – Ты не можешь отдавать ее на сторону.
– Я не отдаю на сторону. Я дарю ее тебе.
– Ты понимаешь, о чем я. Давай просто поношу колье некоторое время.
– Нет, – твердо заявляет Кристиан. – Ты либо принимаешь подарок, либо нет.
По голосу Воглера Клэр понимает, что, приняв его, примет не только кусочек металла.
– На будущей неделе я должен ехать в Европу, – сообщает Кристиан.
– Да? – Клэр не ожидала этого. – И долго тебя не будет?
– Недели две, может, и дольше.
– Какая-нибудь конференция?
– Лекции. Не все ли равно?