Прими как есть
Шрифт:
— Стасян, потерпи, — Никита выехал со двора, выворачивая на главную дорогу и тут же попадая на светофор, — десять минут. И будем на месте.
Хорошо бы…
— Сколько ты выпил? — Поинтересовалась Таня, снова поворачиваясь к Стасу.
— Бутылку. — Ухмыльнулся брюнет, не раскрывая глаз. — Ну, может, больше…
— Что за повод я не пойму?! — Никита мягко
Просто… всё это было странным. Стас никогда не отличался эмоциональностью. Друг всегда и всё держал в себе. За редким исключением мог поделиться тем, что накипело. Да и в таком состоянии бывал не так часто. А тут… это не в его характере: забывать о возложенной на него ответственности. А тут он просто пропал. Не явился на вечер, который должен был открывать, отключил телефон и объявился пьяным прямо перед универом. Дело ведь не в Кристине?
— Повод есть, — вяло пробормотал Холодный, улыбаясь своим мыслям.
Честно говоря — хотелось плакать. Да. Именно. Он чувствовал как близок был к пропасти. Чувствовал влагу и лёгкое жжение под сомкнутыми веками. И злость. Стоило ему отдалиться от Тины, и злость толчками стала пульсировать под рёбрами.
— Ну так, может поделишься? Что за радость тебя так подкосила? Мне Лёва весь телефон сорвал. Он будет нас ждать у твоего дома. Из рук в руки тебя сдам. Всех, блядь на уши поставил…
— Сорян, — он пожал плечами, — не хотел.
— Не хотел он, — проворчал Никита, притормаживая на одном из поворотов, — Выкладывай давай…
— Я охуел, Никитос, — глубоко вдыхая произнёс Стас, забывая о том, что с ними едет Татьяна, — я так охуел, что даже бутылки тут мало. — Замолчал, вновь пропуская через себя слова Оксаны. Вновь погружаясь в тот момент, когда перед дверью в отцовский кабинет, чуть не выплюнул лёгкие, услышав то, что, конечно же, не было предназначено для его ушей.
Никита ничего не говорил. Сжимая пальцы на руле, хребтом чувствовал состояние друга. Тяжесть, медленно сковывающая его движения, давала ясно понять: произошло что-то серьёзное. А потому он молчал. Ждал, когда Холодный соберётся с мыслями, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию.
— Я сегодня прозрел, Никитос, — произнёс надсадно Стас и, приоткрыв рот, снова проглотил порцию
свежего воздуха, поступающего к нему из приоткрытого окна. — И знаешь, что я подумал? М?— Что? — тихо пробасил Ник.
— Что лучше б я сдох, чем прозрел, — хрипло рассмеявшись, Стас поправил съехавшую вниз подушку. И, набрав побольше кислорода в лёгкие, добавил: — Ты знаешь, что это мой отец… — замолчал на секунду, а затем продолжил: — а… конечно же не знаешь. Так вот: я сегодня узнал, что это мой папаша… собственной персоной, — делая вдох после каждой пары слов, — приложил руку к смерти моей мамы.
— Что? Что за бред Холодный?! — Никита резко сбавил скорость и оглянулся, одаривая своего друга красноречивым взглядом. Затем перевёл взгляд на Таню. Увидел шок на ангельском личике и, дёрнув головой, снова посмотрел на дорогу и рассеяно покачал головой. — Не гони, Стасян… — не веря, что Стас мог произнести такое вслух.
— Я говорю: мой долбанный папаша замешан в смерти моей матери, блядь! Понимаешь?! Это не несчастный случай, Никитос! — Стас открыл глаза и, щурясь, посмотрел на Никиту. — Я слышал, блядь, сегодня их разговор! Его и этой шмары! Собственными ушами, — добавил устало и обречённо.
Пальцами сжал переносицу, чтобы избавиться от ряби перед глазами. Зажмурился крепко…
— Да ну нахер, — тихий голос Никиты заставил его снова открыть глаза.
— Никита! — завопила Таня.
И всё, что успел увидеть Стас — это яркая и слепящая вспышка фар.
В ушах вопль Тани и возглас Никиты: "твою мать, блядь"!
Удар.
Такой силы, что Стаса подбросило на месте. Словно ударной волной снесло. Дёрнуло вверх, а потом в сторону. Снова удар. Ему показалось, что он сломал шею. Пробил черепную коробку окончательно. Боль. Такая адская, что терпеть её нет сил.
Мам?..
Тина.
Скрежет металла. Гул в ушах. Жгучая и всепоглощающая боль.
Свет.
Чтоб тебя…
Тьма…