Прими меня

Я пыталась избегать обоих парней. Слишком свежи были воспоминания моей недоистерики, поэтому хотелось себя хоть немножечко пожалеть и успокоиться, вдали от этих проблемных парней. И я наконец смогла поговорить с Ураракой и рассказать обо всем, что гложело. Потеряв всякий стыд и страх, прямо в коридоре академии, во время английского, мы сидели в каком-то уголке коридора, плохо просматриваемом, и разговаривали. Мне стало легче в десятки раз. Очако так обрадовалась, когда я сказала, что Тодороки-кун предложил мне стать его девушкой, но одного моего медленного качания головой хватило, чтобы она поняла мой ответ. Мы тогда сидели уже минут двадцать, и громкий хлопок двери какого-то кабинета заставил нас подняться и отправиться к Ямаде-сенсею. Извиняться.

После того как он нас отчитал, нас нашла Ашидо с визгами, а за ней и другие наши одноклассницы. Из всего красочного и столь же непонятного повествования я поняла одно: Бакуго и Тодороки дрались на заднем дворе академии.

Мы прибежали поздно. Говорят, их пытались расцепить мальчики класса, но куда уж им: Каминари не хотел навредить им электричеством, Киришима пытался, но его отправили в полет, Ииду тоже, Токоями не стал в это лезть, Шоджи, Коджи, Серо, Сато и Оджиро нечего было им противопоставить, а Минете и Аояме было страшно. А вот Айзава-сенсей быстро всех угомонил и отправил на уроки. Тодороки хмурился, Каччан злостно пыхтел, оба выглядели ужасно: одежда порвана, царапины, синяки по всему телу, и это ещё нельзя точно знать, что внутри у них там сломалось или повредилось. Я была ошарашена.

Уже после уроков, когда одноклассники ушли и класс опустел, я пошла в медпункт, где, по словам учителя, ещё были «драчуны». Войдя в комнату отдыха, я удивилась: их посадили в отдельные камеры, хоть те и были прозрачными. Что-то вроде капсул для отдыха. Видимо, учитель Айзава захотел пресечь любые возможности возобновления конфликта. Две пары глаз уставились на меня в ожидании, и я поняла, чего они ждут: к кому я пойду первым. Я даже стушевалась: обоим мне было что сказать, но ведь у первого будут привилегии, вроде я им больше дорожу. Глупо.

Покачав головой, я открыла дверь в камеру Тодороки. Я услышала, как Каччан создал взрыв и зашипел: больно от многочисленного применения квирка. Я знаю, что он думает: он разочаровал меня, и я выбираю Тодороки. Хотя это громко сказано: нас ведь с Каччаном ничего не связывает. Ха-ха. Кому бы ещё лапшу на уши навесить.

Тодороки ждал моего ответа, и мне было жаль давать ему отрицательный. Шото-кун замечательный, я не хочу, чтобы он (упаси боже) страдал по мне, ведь я не стою того. Так я ему и сказала. Он лишь усмехнулся.

— Это он тебя не стоит, Мидория.

Я не нашла, что ответить. Тодороки оказался понятливым и уступчивым: он видел по глазам, что это решение твёрдое и… проверенное временем и сильными чувствами, поэтому не стал настаивать на своём, даже если хотел. Никто из нас не стал говорить что-то вроде «давай будем друзьям», ведь это очевидно? Я не хочу терять Тодороки, как друга и просто человека. Надеюсь, он думает так же.

После этого разговора мне казалось неправильным, что я на виду у Тодороки пойду к Каччану, поэтому просто вышла. Уходя, я слышала ещё череду мелких взрывов.

Однако я не ушла совсем, я села на крыльце академии и просто ждала, когда Каччан пойдёт домой: не хотела тянуть дольше, не выдержала бы. Через полчаса вышел Шото. Он потрепал меня по голове и пошёл дальше. Спасибо ему за это. Каччан вышел десятью минутами позже и буквально завёлся.

— Что ты тут забыла, глупая Деку? Иди к своему хмырю, я не буду мешать вашим соплям.

Я сдержала смешок: терпение и у меня может закончиться.

— Почему вы подрались?

— Какая, к черту, разница? — он прорычал.

— Большая.

— Не твоего ума дело.

— Из-за меня?

— Да кто за тебя драться начнёт? — выдал себя Каччан и мгновенно замолчал. То ли смутился, то ли опешил, то ли тоже просто устал бежать.

— Я отказала ему.

Каччан вскинул голову: удивился. Неверие появилось в его глазах, но он встряхнулся, возвращая себе небрежный и пофигистический вид.

— Зря, Деку. Может, это был единственный мудак, готовый взвалить на себя тебя.

— Прекрати! — это было последней каплей. Я так устала, так устала.

Он, кажется, услышал в моем голосе надрыв, поэтому замолчал, уставившись в ожидании… с надеждой. Еле уловимой.

— Прекрати поддерживать амплуа, которое тебе осточертело. Мы не в средней школе, ты не обязан выделываться перед сверстниками. Хватит прятаться! Хватит бежать от меня! — мне стыдно, но я всхлипнула. Черт, я не хотела разводить сырость, но, наверное, я действительно слабая. — Десять лет! Десять лет ты бежишь, не оглядываясь, боишься опозориться, боишься остаться без гордости, боишься принять мои чувства! Всё! Хватит! Мне правда надоело ждать, — я решительно посмотрела на него, сама от себя не ожидая такой бессмысленной инициативы. — Если я ничего не значу для тебя, если ты никогда ничего не чувствовал ко мне, если ты хочешь, чтобы я наконец оставила тебя, то просто уходи. Сейчас.

Да, он был шокирован. Хмурые брови поднялись, являя миру удивленные красные глаза. Он не ожидал, что я взорвусь. Да я тоже не думала, что буду такой глупой.

— Уходи, Каччан. Пожалуйста, уходи, — я подталкивала его к действиям. Мне надоело то, что он отрицает все, что связано со мной, так пусть же у этого отношения будут основания: я просто ему не нужна. В этот момент я хотела этого, потому что была зла на него, обижена и подавлена, все эти эмоции, хранившиеся в глубине очень давно, вырвались, делая из меня истеричку. — Уходи!

После этого Каччан оправился от шока. Он зажмурился и выдохнул, расслабившись. Ухмылка вернулась на лицо, но в ней что-то поменялось. Он демонстративно бросил свою сумку на землю, сложив руки на груди, показывая, что не уйдёт. Я задержала дыхание. Не знала, радоваться мне или злиться, плакать от напряжения и негодования. Да, я всегда принимала Бакуго Катсуки, но именно сейчас я чувствовала себя как никогда брошенной им за все эти годы, от того и несчастной. Странная я.

Поэтому я развернулась и убежала. Вроде я так долго ждала этого момента, но это оказалось выше моих сил. Не знаю, просто не знаю, что мне делать. Кажется, он бежал за мной.

— Деку! Стой, дура! — Каччан схватил меня за плечи, рванув на себя, и летящая мимо машина оглушила меня своим сигнальным гулом. Грудь быстро вздымалась от неожиданности и адреналина. Каччан не отпускал меня, обхватив плечи руками, и я не могла выбраться из этого захвата, чувствуя его горячее дыхание около уха.

— Прости, Деку. Это… сложно для меня. Но если ты готова броситься под машину из-за этого, то мне ничего не остаётся, кроме как выложить всё подчистую, так? Ладно, — он говорил сбивчиво и неуверенно, явно чувствуя себя неуютно, но руки его сжимали все крепче. — Я… ублюдок, но я люблю тебя, — эти желанные для любой девушки слова он поговорил так, будто что-то страшное и чужеродное вытекало из его рта, и я даже представила, как расширились его глаза от того, что он сказал что-то настолько сентиментальное.