Примула. Виктория

Королева понимала мужа и оказалась (как он, впрочем, и ожидал!) горячей его сторонницей. Королева официально и твёрдо говорила проекту принца Альберта своё королевское «Да!».

Время летело с быстротой, обычной для движения времени людей действия. Время Виктории и Альберта было парадоксальным, основательным, плотным, но и летящим, и даже и бурно летящим.

В Гайд-парке уже почти готово огромное здание; оно сияет, оно — хрустальный дворец... Оно действительно построено из стекла и металлических конструкций, площадь его — семьдесят тысяч квадратных метров! Для 1851 года это настоящее чудо инженерного искусства. Металлические фермы крепят постройки из стекла и железа...

Тысячи экспонатов свезены в Лондон. Выставка открывается!

Первый день мая, издавна праздничный день для англичан. Многие века майские праздники были праздниками земледельцев. Сегодня начало мая сделалось праздником промышленников, творцов машин, фабричных тканей, железных заводских изделий.

Королева, принц-консорт, принц Уэлльский, десятилетний Эдуард, принцесса Виктория Адельгейда медленно и торжественно входят в металлические ворота, обсаженные пальмами. Тысячи зрителей любуются Хрустальным дворцом. Новизна и традиции соединяются. Два почтенных лорда, в расшитых золотым шитьём кафтанах, со звёздами на груди и с жезлами в руках чуть не милю осторожно и очень парадно пятятся, ступая лицом к торжественной королевской процессии. На королеве — светло-розовое платье, серебряная отделка напоминает о далёких-далёких временах парадных выходов Елизаветы Тюдор. Хрустальный фонтан посылает вверх весёлые струи. Индийский павильон поражает дивными шелками, резной слоновой костью... Англия показывает всё своё мастерство — от восковых цветов до новейших станков. Принц произносит речь. Звучит музыка Генделя. Королева чувствует себя необыкновенно счастливой! И с полным правом. Лондонская выставка войдёт в историю именно как детище принца-консорта Альберта, её обожаемого супруга. С гордостью описывала королева прекрасную выставку в письме своему многолетнему корреспонденту, Леопольду Бельгийскому, дядюшке Леопольду. Виктория всячески подчёркивала, что устроителем выставки является Альберт!

Лондонская выставка оказалась не только праздничным, репрезентативным, представительным мероприятием, она принесла стране и значительные доходы. Предприятия получили множество заказов, торговля процвела. Выставочные торжества продлились до осени. Подсчёты после закрытия выставки показали прибыль в сто шестьдесят тысяч фунтов... Другим совместным предприятием — детищем королевы и её супруга явился Музей Виктории и Альберта, устроенный для демонстрации «произведений искусства всех времён и народов».

* * *

Николай Павлович, император всероссийский, лечился в Эмсе минеральными ваннами. Представители самых разных государств Европы имели возможность наблюдать ухудшение здоровья императора. Все видели, что «русский царь выглядит чрезвычайно рассеянным, во время прогулок разговаривает сам с собой...»

Впрочем, какое бы могло иметь значение это самое состояние здоровья Его императорского Величества, если бы было кому управлять страной? Да никакого! Но всё дело в том, что император именно сам управлял своей страной. Страна зависела от него; он отвечал за всё, что происходило в стране... Или нет... Ну да, конечно же, как раз нет! Ему не перед кем было отвечать. Это была такая особенная страна, его империя, страна, где никто не имел права требовать от него какого бы то ни было отчёта! И никто и не хотел требовать. Потому что ведь это была особенная страна, совсем не такая, как Англия, к примеру. В этой стране России никто и не думал спрашивать царя или императора: А скажите, пожалуйста, сколько Вы позавчера истратили денег на возведение вон того дворца? И нет, никто и не думал спрашивать. А просто... говорили: Хватит! Больше не играем в империю! Надоело. И сказав такие замечательные слова, быстро кидали пару-тройку бомб, очень зажигательных; а затем простенько и вовсе не парадно вели какого-нибудь императора в какой-нибудь подвал и наспех застреливали!..

События назревали.

* * *

Луи Бонапарт находился в особенном родстве с первой семьёй своего великого брата Наполеона. Старший брат женил младшего по собственному выбору. В жёны Луи была назначена Гортензия, дочь Жозефины Богарне, которая как раз и являлась первой супругой Наполеона. Брак Луи и Гортензии оказался в достаточной степени плодовитым. Но особенную известность получил их третий сын, Шарль Луи Наполеон Бонапарт. Детство и юность он провёл в Голландии и Швейцарии, служил в Швейцарской армии, капитаном. В Париж приехал в 1832 году, когда ему было немногим более двадцати лет. Шарль Луи тотчас вступил в конфликт с королём, Луи Филиппом Орлеанским, и конфликт этот закончился мятежом, тюремным заключением племянника великого Наполеона, бегством из крепости, и наконец — эмиграцией в Англию.

После революции 1846 года Шарль Луи вернулся во Францию и с головой погрузился в кипучую политическую жизнь. Началась чехарда обещаний. Затем произошёл государственный переворот. В декабре 1852 года провозглашена была наследственная власть императора. Шарль Луи принял имя Наполеона III. Начался недолгий период Второй империи. Первой, естественно, была империя великого Наполеона.

Итак, империя была уже Вторая, а Наполеон оказывался Третьим. Дело в том, что Наполеоном Вторым, своим непосредственным предшественником, Наполеон Третий объявил единственного сына Наполеона Первого и Марии Луизы, эрцгерцогини австрийской, подростка, умершего от туберкулёза. Этот мальчик имел титул принца Пармского и герцога Рейхштадтского, но... Францией Франсуа Жозеф Шарль никогда не правил, и, таким образом, никогда не именовался при жизни Наполеоном Вторым...

Итак, империя Шарля Луи Наполеона, Вторая империя Наполеона III, начиналась с некоторых обманов и подтасовок.

Тем не менее это было в определённом смысле блестящее правление, отражённое в романах Золя и новеллах Мериме [77] . Акционерный капитал получил свободу действий. Париж хорошел и строился. Строился также и Суэцкий канал в Египте. В 1855 и в 1867 годах прошли в Париже (по стопам Лондона!) две всемирные выставки.

С Англией был заключён договор о свободной торговле. Отношения Англии и Франции были совсем хорошие. События назревали.

77

...в романах Золя и новеллах Мериме... — Эмиль Золя (1840—1902) — выдающийся французский писатель; наиболее значительное произведение — серия романов «Ругон-Маккары». Проспер Мериме (1803—1870) — выдающийся французский писатель, наиболее известные произведения — новеллы «Кармен», «Таманго», роман «Хроника царствования Карла IX».

* * *

В конце 1852 года в Иерусалиме, находившемся на территории обширной Османской империи, вновь вспыхнул давний спор между греческими архимандритами, которые подпадали под юрисдикцию патриарха иерусалимского, и католическими священнослужителями, которых, в свою очередь, курировал папский легат, и кроме того, католики обретались под протекторатом французского императора Наполеона Третьего.

Папа Пий Девятый лично ходатайствовал перед Наполеоном Третьим о покровительстве Франции иерусалимским католикам. Император Франции предложил греческим иерархам, то есть греко-восточным ортодоксам, «поделиться», что называется, христианскими святынями, хранящимися в Иерусалиме, и, в частности, передать католикам известные «ключи от Гроба Господня».

Султан Абдул Маджид приказал иерусалимскому патриарху передать некоторые храмы в ведение католических священнослужителей. Собственно, Абдул Маджид заинтересован был в укреплении отношений с Англией и Францией. Он не мог не понимать, что за спиной иерархов-греков всегда может возникнуть, подобно известному чёртику из табакерки, или Богу из машины, Российская империя, единственное в мире государство, где греко-восточная ортодоксия — православие — являлось религией господствующей. Уже давным-давно было ясно, что Россия точит имперские зубы на слишком уж многие территории Османской империи. И было также совершенно ясно: Россия всегда может воспользоваться тем обстоятельством, что греки, болгары и некоторые прочие подданные Османской империи являются православными, для неаккуратного вонзания ножа в султанскую спину. Поэтому Абдул Маджид стремился держаться именно союза с Англией и Францией...

Константинопольский и иерусалимский патриархи обратились действительно в Санкт-Петербург, в Синод, направив также и личные послания митрополиту Филарету. В этих некорректных и фанатических посланиях содержались жалобы на «нечестивых агарян» и прочее тому подобное. Филарет крайне остро ненавидел католичество вообще и папу римского, в частности. Митрополит принялся интенсивно воздействовать на Николая I, убеждая его выступить как возможно скорее «на защиту православных христиан, притесняемых турками»; Филарет определял происходившее именно как «притеснение православных христиан турками». Но не стоит думать, будто Филарету удалось бы с такою лёгкостью уговорить императора. Однако дальнейшие действия Николая I показали, что он и без уговоров митрополита поглядывает на Восток, то есть как раз туда, куда уже поглядывали в своё время и Пётр I, и Екатерина II...

Католики получили Вифлеемский храм. В феврале 1853 года в Истанбул отправилось из России чрезвычайное посольство во главе с князем Меншиковым. Меншиков привёз Абдул Маджиду интересное нагловатое требование: Николай I требовал ни много ни мало, а только лишь передачи под его фактическую юрисдикцию всех греко-восточных ортодоксов, то есть православных подданных султана.

Князь Меншиков вёл себя вызывающе. Султан настоятельно порекомендовал послу не вмешиваться во внутренние дела Османской империи. В начале мая 1853 года российское посольство покинуло Истанбул.