Примула. Виктория

В 1879 году английская миссия всё же водворилась в Кабуле. Однако совсем вскоре все её сотрудники были перебиты. Война!..

Впрочем, как мы уже заметили, победить афганцев нет никакой возможности. Всякая победа над ними окажется Пирровой победой, то есть, по сути, мнимостью, одной лишь видимостью!

* * *

Одна за другой следуют бирманские войны.

Бирма... она же и Мьянма... Корни её также теряются в далёком времени одиннадцатого века, одаривая нас труднопроизносимыми названиями народностей и островов — Шрикшетра, Аракан, Ава, Пегу, Таунгу... Бирму-Мьянму населяет преимущественно народность монов. Первое государственное образование — одиннадцатый век — Паган. В восемнадцатом-девятнадцатом веках Бирма — одно из самых больших государств Юго-Восточной Азии. Итогом англо-бирманских войн становится вхождение Бирмы в сферу влияния Англии. Проще говоря, Бирма становится колонией. С 1886-го по 1937 год Бирма входит в Британскую Индию, затем становится отдельной британской колонией. В 1948 году провозглашена независимость Бирмы. С 1989 года страна носит название — Мьянма.

Англо-бирманские войны производят надрывноромантическое впечатление. К примеру, во время третьей англо-бирманской войны (1885-1886 годы), для того, чтобы взять город Лангтангпен, английским солдатам пришлось форсировать реку; естественно, они были раздетыми. На вот одеться им уже не удалось, и потому пришлось брать бирманский город нагими...

А вот каким образом иронизирует о Бирме в Англии... кто?.. Ну, конечно, Киплинг!..

«Не так давно область распространения законов Её Величества кончалась в нескольких милях к северу от населённого пункта Таемьо на реке Иравади. Достигало сюда и Общественное Мнение, не очень могущественное, но достаточное, чтобы держать людей в рамках. Но потом Министерство объявило, что законы Её Величества надо продвинуть до Бамо и китайской границы, войскам был дан приказ, и некоторые частные лица, всегда стремящиеся быть чуть впереди наступления цивилизации, двинулись на север вместе с нашими частями. Это были люди, в жизни не сдавшие ни одного экзамена и не годившиеся для службы в бюрократическом аппарате старых колоний из-за своей излишней прямолинейности. Правительство поспешило прибрать к рукам и новую Бирму, сведя в ней жизнь к бесцветному среднеиндийскому уровню; но перед этим был короткий период, когда сильные мужчины были там остро необходимы и пользовались правом свободной инициативы.

Среди таких предтеч Цивилизации был некто Джорджи-Порджи, которого все знакомые признавали сильным мужчиной. К тому времени, когда пришёл приказ нарушить границу, он служил в Нижней Бирме, а звали его так потому, что он умел, совсем как бирманцы, петь туземную песню, в которой первые слова звучат очень похоже на «Джорджи-Порджи». Кто бывал в Бирме, знает эту песню, в ней говорится про большую лодку, которая пыхтит: «Пуф! Пуф! Пуфф!» Джорджи пел, аккомпанируя себе на банджо, а слушатели восторженно кричали, и шум разносился далеко по тиковому лесу.

Потом он подался в Верхнюю Бирму — человек, не верящий ни в Бога, ни в чёрта, зато умеющий внушить к себе уважение и успешно выполняющий сложные полувоенные обязанности, которые выпадали в те дни на долю многих. Он работал у себя в конторе и время от времени угощал за своим столом молодых офицеров, когда измотанный лихорадкой карательный отряд забредал к нему на пост. Он и сам не давал спуску орудовавшим в тех краях бандитам, ведь земля ещё дымилась под ногами, и в любую самую неожиданную минуту мог вспыхнуть пожар. Эти стычки с улюлюканьем и гиком доставляли ему большое удовольствие, но бандитам было отнюдь не до смеха. Все чиновные лица, посещавшие Джорджи-Порджи, выносили из своих встреч с ним убеждение, что он ценный работник и совершенно не нуждается в помощи, на этом основании ему предоставлялась полная свобода действий».

Но викторианский бард отнюдь не всегда иронизировал. Довольно часто он бывал в настроении романтическом... О викторианский романтизм! О романтизм викторианских сражений и викторианской регулярной армии! О колониальный викторианский романтизм!..

МАНДАЛАЙ

Где, у пагоды Мульмейнской, блещет море в полусне, — Знаю, — девушка из Бирмы вспоминает обо мне. В звоне бронзы колокольной слышу, будто невзначай: «Воротись, солдат британский! Воротись ты в Мандалай!» Воротись ты в Мандалай, Где суда стоят у свай. Шлёпают, как прежде, плицы из Рангуна в Мандалай. По дороге в Мандалай, Где летучим рыбам — рай. И, как гром, приходит солнце из Китая в этот край! В юбке жёлтой, в изумрудной шапочке, звалась она «Супи-йо-лет», как царица, Тибо ихнего жена. Начадив сигарой белой, припадала в тишине, С христианским умиленьем, к чёрной идола ступне. Глупый идол! Этот люд Окрестил его «Бог Будд»! Я ласкал её, и было не до идолов ей тут! По дороге в Мандалай - В сырость рисовых плантаций солнце низкое сползло, И она, под звуки банджо, мне поёт «Кулла-ло-ло!», На плечо кладёт мне руку, мы сидим, щека к щеке, И следим, как пароходы проплывают вдалеке, Как слоняги брёвна тика складывают в тростнике, В иловатой, гниловатой, дурно пахнущей реке, И, в безмолвье душном, слово вдруг замрёт на языке! По дороге в Мандалай - То, что было — нынче сплыло. Прошлое прости-прощай! Разве омнибусы ходят с Набережной в Мандалай? Поучал меня служивый, оттрубивший десять лет: «Кто услышал зов востока — не глядит на белый свет!» Ничего другого нет, Только пряный дух чесночный, только в пальмах солнца свет, Только храма колокольцы — ничего другого нет! По дороге в Мандалай - Тошно мне тереть подмётки о булыжник мостовых. Дождь осенний лихорадку бередит в костях моих. Пусть за мной, от Челси к Стрэнду, треплют хвост полёта прислуг! О любви пускай болтают — страх берёт их от потуг, Бычьих лиц, шершавых рук! Не чета душистой, чистой, самой нежной из подруг, В той земле, где зеленеют в рощах пальмы и бамбук! По дороге в Мандалай - За Суэц попасть хочу я: зло с добром — в одной цене, Десять заповедей — силы не имеют в той стране; Храмовые колокольцы обращают зов ко мне, И, у пагоды Мульмейнской, блещет море в полусне. По дороге в Мандалай Старый флот стоит у свай, Где, больные, мы лежали, по прибытье в Мандалай! О, дорога в Мандалай, Где летучим рыбам — рай! И, как гром, приходит солнце из Китая в этот край!

* * *

Но самой прекрасной жемчужиной британской короны была Индия!

Индия!.. Манящая столь многих, широко раскинутое на землях Азии таинственное олицетворение сказочного Востока, того самого, отчасти вымышленного европейцами «Ориента»!..

Ах, таинственная, древняя, дряхлая Индия!..

«...едва он подошёл к городской стене, как обезьяны потащили его обратно, твердя, что он не знает, какое счастье выпало на его долю, и щипали его, чтобы он был благодарен. Маугли крепко сжал зубы и, ничего не говоря, отправился вместе с кричащими обезьянами на террасу над бассейнами из красного песчаника, наполовину наполненными дождевой водой. Посредине террасы стояла разрушенная белая мраморная беседка, выстроенная для принцесс, умерших сто лет тому назад. Половина куполообразной крыши обвалилась внутрь и загородила отверстие подземного коридора, по которому принцессы когда-то проходили из дворца в беседку, стены её были сделаны из мраморных плит, чудесных молочно-белых резных панелей, в которые были вкраплены куски агата, сердолика, яшмы и ляпис-лазури; когда из-за холма вставала луна, её лучи светили сквозь кружевную резьбу и на землю ложились тени, похожие на чёрную бархатную вышивку...»

Индия! В сравнении с ней Европа — дитя! Уже в третьем тысячелетии до нашей эры — немыслимая древность! — на землях Индии существовали страны, государства. Собственно, Индия — это множество разных княжеств, государств, даже и держав... Магадха, страна Гуптов, Делийский султанат, держава Великих Моголов... Постоянные конфликты, войны между индуистами и мусульманами... Индия пышно и кроваво шествует по вехам и межам своей истории... Индия... Величайшая культура и величайшая нищета... Культура духа и нищета тела. Изумительные нагие статуи и едва прикрытые ветхими тряпками люди... В конце пятнадцатого века земли Индии открывают для себя португальцы; за ними устремляются голландцы, французы...

Но англичане вытесняют всех соперников! Череда войн... Англо-майсурские войны, англо-маратхские войны, англо-сикхские войны... Индия становится английской... Восстание 1857-1859 годов приводит лишь к окончательному разоружению Могольской империи. Под главенствующей рукой Британии, рукой, порою жестокой, жёсткой, суровой, Индия вырастит своих промышленников, собственных политиков и... Из этих суровых, жёстких, как школьная розга, колониальных объятий Великобритании индусы выйдут готовыми к созданию почти единой индийской нации. Пройдёт время, и вся Европа будет повторять имена Ганди, Неру, Тагора, деятелей, «соединивших английскую европейскую и сугубо индийскую образованность в своих трудах...

Англия сама предоставит Индии независимость, разделив свою давнюю колонию на Индийский Союз — государство индуистов и Пакистан — страну мусульман. Но это уже через полвека после смерти нашей главной Героини!..

А покамест ещё идёт век девятнадцатый. Виктория царствует. Англия всё более и более открывает для себя Индию, дряхлую, прекрасную. Именно пройдя викторианскую колониальную школу, Индия помолодеет, преобразится из конгломерата старых княжеств в молодое государство!.. Но покамест — одряхлевшая Индия простёрлась перед любознательными европейскими глазами...

«Широко раскрыв глаза, он обвёл взглядом склеп, нагнулся и поднял с пола пригоршню чего-то блестящего.

— Ого! — сказал он. — Это походит на те штуки, которыми играют в Человечьей стае, только эти жёлтые, а те были коричневые.

Он бросил деньги и двинулся вперёд. Золотые и серебряные монеты покрывали весь пол склепа слоем в пять или шесть футов. Первоначально деньги принесли в мешках, но с течением времени они высыпались через истлевший холст и раскатились по всей подземной комнате, как рассыпается прибрежный песок. На монетах, среди монет, выдаваясь из-под них, как корабельные обломки из-под песка, виднелись осыпанные драгоценными камнями серебряные слоновые королевские башни, одетые пластинками кованого золота, изукрашенные рубинами и бирюзой. Там и сям стояли и лежали отделанные серебром и эмалью паланкины и носилки для королев с яшмовыми столбиками и янтарными кольцами для занавесей; золотые подсвечники, увешанные просверлёнными изумрудами, которые дрожали на их разветвлениях; изображения забытых божеств, вылитые из серебра и с глазами из драгоценных камней; инкрустированные золотом по стали кольчуги, окаймлённые бахромой из истлевшего, почерневшего жемчуга; шлемы с наконечниками и украшениями из рубинов, красных, как голубиная кровь; лакированные щиты из черепахи и кожи носорога, украшенные и окованные червонным золотом с изумрудами по краям; груды мечей с осыпанными бриллиантами эфесами, кинжалы и охотничьи ножи; золотые жертвенные чаши и ковши, переносные жертвенники устаревшей формы, яшмовые кубки и браслеты, курильницы для ароматов, гребни, сосуды для духов, хны, сурьмы для глаз, вычеканенные из золота; кольца для продевания в ноздри; браслеты, которые носят выше локтей; головные обручи, кольца и кушаки, все в бесчисленном количестве; пояса в семь пальцев ширины, покрытые гранёными бриллиантами и рубинами; деревянные сундуки с тройной железной обшивкой, в которых дерево рассыпалось пылью, обнажив груды нешлифованных сапфиров, опалов, кошачьего глаза, рубинов, алмазов, изумрудов и гранатов.

Белый Капюшон сказал правду. Невозможно было оценить сокровища, которые собирались в течение многих веков, благодаря войнам, грабежу, торговле и налогам. Одни монеты были бесценны, не принимая в расчёт драгоценных камней; вес золота и серебра, вероятно, достигал двухсот или трёхсот тонн. Каждый туземный правитель Индии наших дней, как бы ни был он беден, всегда имеет сокровище и постоянно увеличивает его. Правда, иногда через большие периоды времени тот или другой образованный принц отправляет в Калькутту сорок или пятьдесят фургонов серебра, с тем чтобы оно было разменяно на правительственные бумаги, но большинство хранит сокровища и знания у себя».