Примус

Герой подумал, что новичок принадлежит к таким же самозваным академикам, как и его сосед. И сказал покровительственно:

– Ничего, все будет хорошо.

Он принялся разгружать свою тумбочку - не зря отстоял этот символ больничного комфорта. Новичок потоптался, отошел, но скоро приступил снова:

– Мы меня простите, мне сказали, вам удаляли почку. Мне предстоит то же самое. Скажите, как это делается? Очень мучительно?

– Ну что вы. Конечно, кое-какие боли есть. Но иначе не бывает.

– А вы волновались перед операцией? Ведь наркоз.

– Простите, но это очень индивидуально. Я, по некоторым причинам, совсем не волновался, но это дело сугубо личное.

– А я волнуюсь, - простодушно вздохнул новичок.
– Как так - наркоз! Почти смерть на время.

– Очень удобно, доложу я вам. Я никакой операции и не заметил: лежу, жду, а оказывается, всё давно отрезали и зашили.

– Какой вы спокойный. А я не могу.

– Ну что вы, такой умудренный человек! Вы в какой академии состоите?

Герой понадеялся пополнить свою коллекцию карнавальных академий.

– В большой. В медицинской, правда, тоже, как биохимик. В наше время всего три академии было: большая, медицинская и сельхоз. Это теперь...
– он махнул старческой ручкой.

Герой удивился: настоящий академик - и в этой четырехместной палате. Правда, урология здесь славится - значит, сам он правильно сюда попал.

– В большой? А как фамилия ваша, можно узнать? Я довольно-таки ориентируюсь.

– Шуберт-Борисовский, - скромно представился старичок.
– Иоанн Ипатьевич.

Герой действительно слышал о таком.

И посмотрел на настоящего академика еще более покровительственно, чем минуту назад. Как-то вдруг разом сделалось очевидно все ничтожество этих лавров. Старый немощный человек, боящийся операции, не заработавший в своей настоящей большой академии на оплату отдельной палаты.

– Ну что ж, Иоанн Ипатьевич, желаю вам. И уверен, у вас все будет хорошо. Не волнуйтесь.

– Постараюсь, - пообещал академик.
– Мне бы ваше спокойствие.

Появилась Джулия.

– Ты готов? Хорошо. Надо вот сестрам отдать. Неудобно же так.

Она извлекла из сумки весьма солидную коробку конфет. Герой не считал, что неудобно, но раз принесла, значит принесла.

– Сейчас отдадим по дороге. Ну, ни пуха вам, Иоанн Ипатьевич. И вам всего лучшего, - он кивнул культуракадемику и его терпеливой жене.

Дежурила Надя - как и в день его приезда сюда.

– Всего хорошего, Наденька, - он водрузил на барьер приношение.
– Спасибо вам за заботы.

– И вам спасибо. Будьте здоровы и не возвращайтесь к нам.

– Постараюсь.

– Постучи, - посоветовала Джулия и сама дотронулась до деревянного барьера.

– Да уж, стучите, плюйте, - подхватила Надя.
– Здоровье не купишь.

– Ну это, пожалуй, устарело, - засмеялась Джулия, когда они отошли.
– Само здоровье, может, и не купишь, а лечение - очень даже. Вон, люди в Германию оперироваться ездят. Или костный мозг пересаживать. Да и у нас за многие операции берут. И по десять тысяч, и по пятьдесят. Баксов. А неспособен - тихо умирай.

Герою послышалась в ее словах батюшкина манера: забота о всеобщем благе. Она не болеет, с нее пятьдесят тысяч долларов за операцию никто не требует так чего вздыхать в пространство?!

– С меня-то не брали ничего, нужно заметить для справедливости. Хотя большая операция с реанимацией - не грыжу удалить.

И он с удовольствием вспомнил безмятежное свое пребывание в реанимации. Жаль, слишком краткое.

– С тебя не взяли, а со многих берут.

– Слышу голос дипломированной благотворительницы.

Интересно, что об окончательном диагнозе Джулия не спрашивала. Герой заподозрил, что она поговорила с врачом и теперь старательно избегает столь драматической темы. Ну и хорошо. А то ведь не поверит, что ему все равно, станет утешать.

За руль села она.

– А у меня же мой "сабка" около поликлиники оставлен!
– спохватился Герой.
– Хорошо, если не раздели.

– Пусть еще постоит. Тебе же пока нельзя, с твоим швом.

– Пожалуй. Хоть там и гидроусилитель.

Он еще не мог ни чихать, ни кашлять. И вставал в несколько тактов: сначала на правый бок, потом уж усаживался. А когда рулишь, самые неожиданные мышцы напрягаются; на животе, наверное, тоже.

– Дашь ключи, я кого-нибудь из наших мальчиков пошлю, чтобы пригнали.

"БМВ" мягко шел на своих гибких рессорах, и Герой почти не ощущал многочисленных выбоин. Джулия затормозила у очередного светофора, свет дали и она вдруг чертыхнулась:

– Провалилась педаль.

– Сцепление полетело, - сразу же определил Герой.
– Дальше можно только на буксире.

Сзади гудели.

– Включи аварийку, чтобы они не бесились.

Когда задние машины схлынули, Джулия вышла. Герой осторожно вылез тоже.

– Только сиди, пожалуйста. Надо хоть к тротуару оттолкнуть.

И она стала махать всем проезжавшим. Остановился старый "жигуль", прозываемый "копейкой". Вышел восточного вида водитель.

– Что за тревога, дорогая?

– Помогите откатить!
– почти приказала Джулия.
– И подвезите нас, если можете. Сцепление полетело.

– У таких машин тоже летят?
– удивился водитель.
– Говорят, "богатые тоже плачут", а я скажу: "мерседесы тоже ломаются". Откачу, подвезу. Такие люди на дороге!

– У нас "БМВ", а не "мерс", - ревниво поправила Джулия.

– Вижу, уважаемая. Но всякая дорогая машина - немножко "мерседес". Все равно как всякий советский за границей - немножко русский.

– Давай-давай, подвези, русский товарищ, - нетерпеливо повторила Джулия.