Принц без королевства
Шрифт:
— Есть, командир.
— Кто тебя послал?
У парня забегали глаза.
— Кто тебя послал? — заорал Эккенер.
Доктор Эскироль внимательно наблюдал за этой сценой.
— Я… сам пришел, командир.
Эккенер сложил свои сильные руки на коленях.
— Как ты сказал?
— Я пришел сам.
— И что ты от меня хочешь?
— Полететь с вами, — ответил юноша.
— Мне никто не нужен. Вон отсюда!
— У меня для вас письмо.
Хуго Эккенера словно толкнули в грудь. Много лет назад один мальчик сказал эти же слова: «У меня для вас письмо» — и достал рекомендательное
— Давай его сюда.
Парень расстегнул куртку, приоткрыв на несколько секунд шерстяную подкладку с узором из свастик. Он вынул из внутреннего кармана лист бумаги, сложенный треугольником.
Хуго Эккенер повертел письмо в руках и развернул его.
На листочке было всего несколько слов. Но Эккенер читал их довольно долго. Он взглянул на юношу.
— Как тебя зовут?
— Шифт.
— Откуда у тебя такое имя?
Парень начал тараторить слова одной нацистской песни. Там говорилось о «сплоченных рядах» и «коричневых батальонах».
— Ясно. Спасибо, — прервал его Хуго Эккенер.
— Я на вашей стороне, — сказал Шифт.
Он достал из кармана кинжал. Эскироль привстал, но командир знаком велел ему сесть. Он взял кинжал из рук юноши. На рукоятке были выгравированы слова «Кровь и честь» — девиз гитлеровской молодежи.
— Видите, я с вами.
— Да. А теперь убери это.
Тут Шифт начал читать новые стихи.
— Замолчи.
Эккенер вынул свою визитную карточку. Эскироль подавленно наблюдал за ним. Записывая что-то на картонке, командир продолжал говорить, как врач, составляющий предписание пациенту.
— Что ты умеешь делать, Шифт?
— Все.
— Ты можешь таскать тяжелые вещи?
— Да.
— Поезжай на франкфуртский аэровокзал. Знаешь, где он?
— Да.
— Покажешь мою записку господину Клаусу. Он найдет тебе работу. Поезжай прямо туда, договорились?
— Да.
— Нигде не задерживайся. Сразу садись в поезд. А потом спросишь господина Клауса и останешься там.
Юноша взял карточку, щелкнул каблуками и вышел. Кинжал с надписью «Кровь и честь» остался на столе.
Эккенер проводил мальчика взглядом. Ему казалось, что он вернулся на несколько лет назад и видит уходящего Ванго.
Доктор Эскироль сидел перед Эккенером и глядел ему прямо в глаза.
— Я вижу, некоторым просителям ты не отказываешь.
— Это правда.
— Ты изменился.
— В самом деле, я изменился.
И Эккенер тяжело вздохнул.
— Все меняются в тот или иной момент…
— Ты мне отвратителен.
— К примеру, тебе известно, что я изучал психиатрию в Лейпцигском университете?
— Не увиливай от ответа, командир.
— Я хотел быть психиатром. Получил докторскую степень. А потом передумал. Надо уметь меняться, Эскироль. Теперь я понимаю, как бы я страдал. В психиатрических лечебницах больных не лечат, их уничтожают.
— Я не об этом с тобой говорю, — сказал Эскироль.
Он отлично знал, какие чудовищные законы против психически больных людей, придумали нацисты. Гитлер уже десять лет говорил о необходимости соблюдать «расовую гигиену».
— Ты все сваливаешь в кучу, — настаивал Эскироль.
— Нет, я говорю тебе о том, что я
видел своими глазами, в отличие от тебя.— Ты соучастник всего этого. К тебе пришел какой-то тип, и ты помог ему с работой, потому что он принес рекомендацию сверху.
Эккенер задумчиво скреб большим пальцем по скатерти. Вид у него был усталый. Он придвинул письмо юноши к Эскиролю.
— Хочешь на нее посмотреть, на эту рекомендацию?
— Нет.
Все же он протянул руку и взял листок. Письмо было написано красивым почерком, внизу стояла неразборчивая подпись. Эскироль не умел читать по-немецки.
— Кто это писал? — спросил он.
— Он сам. Шифт.
— Так это фальшивка?
— Нет, это подлинный документ: рецепт приготовления свинины с капустой.
— Что, прости?
— Свинина с капустой: тушить полтора часа и ни в коем случае не перемешивать.
— Так он сумасшедший?
— Да, хроническая шизофрения с помутнением сознания. Ты разве не заметил? Чему же ты учился в Париже? Гулял с девушками по Латинскому кварталу?
Доктор Эскироль слегка растерялся.
— Ты видел его глаза? — продолжал Эккенер. — А как он мотал головой? Ничего не заметил? Этот парень никогда и рядом не стоял с гитлеровскими молодчиками, и слава богу. Иначе он был бы уже в лаборатории, а человек в белом халате проводил бы эксперименты над его мозгом.
— Поэтому…
— Я нашел ему надежное укрытие. Может быть, его прислали мои университетские друзья. А может, это чистая случайность. Не важно. Он будет таскать баллоны и ящики в наших франкфуртских ангарах, и для него это наилучший вариант.
Эскироль молчал, держа в руке письмо.
— Прости. Я был неправ.
— Мне приходится каждый день выбирать между кровью и честью. Так-то, доктор.
Эккенер поднялся, положил на стол купюру, воткнул в нее кинжал и направился к выходу. Эскироль окликнул его:
— Постой! Когда мы теперь встретимся?
Эккенер притворился удивленным.
— Дав мае, во время посадки на «Гинденбург». Разве это не считается?
И он вышел. На улице его белоснежная грива и кашемировое пальто привлекали всеобщее внимание. Эскироль видел, как Эккенер взмахом руки останавливает поток автомобилей, чтобы пересечь улицу: ни дать ни взять переход Моисея через Красное море.
Эскироль выпил стакан воды и еще несколько минут сидел за столом в раздумьях.
Потом он спросил, откуда можно позвонить, и ему указали на лестницу, ведущую вниз. Десять минут спустя, после борьбы с телефонисткой, с помощью нескольких немецких слов, которые он знал, Эскиролю удалось наконец соединиться с Женевой.
Он попросил к телефону Венсана Вальпа.
— Господин Вальп? Это я, доктор Эскироль. Я в Берлине. Все будет готово к началу мая.
На другом конце провода молчали.
— Вы меня слышите? Мы вылетаем третьего мая из Франкфурта.
Эскироль услышал короткие гудки.
И так было всегда.
В каком бы обличье он ни был — Венсана Вальпа, Виктории или в любом другом — Виктор Волк никогда не говорил по телефону. Он выслушивал и клал трубку.
19
Телеграмма из трех слов