Принц крови
Шрифт:
— Как тебя зовут, мальчик? — спросил капитан.
— Сули из Одоскони, — ответил Гуда.
— Замолчи! — рявкнул капитан.
— Это мой брат, — сказал Боуррик.
Капитан ударил Боуррика тыльной стороной ладони по лицу. К глазам принца подступили слезы, но он сдержал внезапный порыв желания подраться с капитаном кешианской гвардии.
Капитан взял Сули за подбородок и внимательно посмотрел ему в лицо.
— У тебя карие глаза.
— У моей… мамы были карие глаза, — пролепетал Сули.
Капитан жестко посмотрел на Гуду.
— Мне показалось, ты говорил,
— Нет, это у его матери были зеленые глаза, — нашелся Гуда, указывая на Боуррика. — А у его матери были карие глаза. Матери разные, отец один.
Подошел еще один солдат.
— Больше никто не похож, — сказал он.
— Кто твой отец? — резко спросил солдат, державший Сули. Мальчик посмотрел на Боуррика, но солдат потребовал:
— Отвечай!
— Сули из Одоскони, — пропищал мальчик. — Меня назвали в его честь.
— Идиот, — капитан отвесил солдату затрещину. — Этот все слышал, — он указал на Боуррика.
— Капитан, отведите мальчика в сторонку и спросите, как зовут нашего третьего брата, — предложил Боуррик.
Капитан махнул рукой, а Боуррик прошептал Гуде:
— Они нас не отпустят.
— Тогда к чему все это? — тихо спросил его Гуда.
— Потому что, как только они убедятся в том, что это мы и есть, нас сразу убьют.
— Убить на месте поимки? — прошипел Гуда.
Боуррик кивнул, а в это время капитан подошел к нему.
— Ну и что же за брат у вас, врунов?
— У нас есть брат Раста, пьяница, — ответил Боуррик, надеясь, что мальчик вспомнит, какую историю они сочиняли в Дурбине как раз перед тем, как натолкнулись на Салайю.
Подошел солдат и сказал:
— Мальчишка сказал, что у них есть старший брат Раста, пьяница.
Боуррику хотелось расцеловать мальчика.
— Вы двое мне не нравитесь, — сказал капитан. Он посмотрел на Яноса Сабера, стоявшего неподалеку. — Ты и остальные твои люди можете ехать, а этих двоих я забираю под арест. — Он взглянул на Гуду и прибавил:
— И этого тоже возьмите.
— Чудно, — сказал Гуда, когда стражники, разоружив его, вязали ему руки. Боуррику и Сули тоже связали руки, отобрали у Боуррика оружие и повели их всех в караулку, привязав к седлам лошадей длинные веревки.
В городе Джилоге был участок, в котором, в свой очередь, имелась камера для арестантов, где обычно содержались забияки-фермеры и погонщики скота, арестованные за драки. Теперь, к неудовольствию местного блюстителя порядка, камерой воспользовался капитан имперской гвардии.
Боуррик подслушал, что капитан давал наказ одному из солдат послать как можно скорее в город Кеш гонца с вопросом — что делать дальше с тремя арестованными? Принц услышал только часть разговора, но понял, что приказ о задержании исходил от кого-то из военачальников и вообще поиски беглеца проводились с некоторой осторожностью, чтобы не привлекать особого внимания. Боуррик подумал: особенность Кеша, густонаселенного государства, заключается в том, что здесь можно долго заниматься подобными делами, прежде чем о них станет известно хотя бы одному жителю из сотни. День ушел, приближалась
ночь. Сули уснул час назад — всякая надежда на ужин исчезла с уходом местного блюстителя порядка. Имперские гвардейцы, кажется, совсем не беспокоились о таких .пустяках, как голодные узники.— Эй! — раздался веселый голос из окна, Сули проснулся.
Они все посмотрели вверх и в окне под потолком маленькой камеры увидели улыбающееся лицо.
— Накор! — прошептал Боуррик.
Попросив Гуду помочь ему, Боуррик встал на плечи, старого воина и поднялся, держась за прутья решетки в окне.
— Что ты здесь делаешь?
— Я подумал, а вдруг вы Хотите апельсин? — улыбаясь, сказал маленький человек. — В тюрьме всегда плохо кормят.
Боуррик только кивнул, когда Накор протянул ему сквозь решетку апельсин. Принц бросил фрукт Сули, который тут же впился в него голодными зубами.
— Придется поверить тебе на слово, — сказал принц, — нас тут не кормили. Да, а как ты сюда попал? — вдруг спросил Боуррик. Окно находилось на высоте добрых восьми футов над полом, а человечек, кажется, за решетку не держался.
— Какая разница? Хочешь выйти?
Гуда, начавший уже дрожать под весом Боуррика, произнес:
— Это самый глупый вопрос, который задают люди последнюю тысячу лет. Конечно мы хотим выйти!
— Тогда встаньте в угол и закройте глаза, сказал исалани ухмыляясь.
Боуррик спрыгнул с плеч Гуды. Отойдя в угол, все трое закрыли глаза руками. Сначала ничего не происходило, а потом Боуррика вдруг качнуло, словно в стену ударила огромная рука, уши у него заложило от грохота. Он поморщился и открыл глаза. Стена была сломана. В камере столбом поднималась пыль и пахло серой. Несколько солдат стояли, держась за что могли ухватиться, — неведомая сила, взломавшая стену, ослепила их.
Накор держал четырех лошадей — на всех были седла с крестами имперской армии.
— Им, наверное, эти лошади не понадобятся, — сказал исалани, вручая Боуррику поводья.
— Хозяин, я не умею ездить верхом, — испуганно проговорил Сули.
Гуда поднял мальчика и посадил его в седло ближайшей лошади.
— Тогда тебе лучше побыстрее научиться. Если начнешь падать, хватайся за гриву и держись!
— Они сейчас за нами погонятся, — сказал Боуррик, сев в седло. — Давайте…
— Нет, — возразил Накор. — Я перерезал у остальных лошадей подпруги и уздечки. — Он продемонстрировал огромный, зловещего вида нож, взявшийся словно ниоткуда только затем, чтобы подтвердить его слова. — Но все равно лучше выехать, а то прибегут остальные — посмотреть, что за шум.
На это никто не стал возражать, и они поехали; Сули едва мог держаться в седле. Немного отъехав, Боуррик спешился и подтянул для Сули стремена. Лошадь мальчика, почуяв неопытного наездника, готовилась ко всяким проделкам, и Боуррику оставалось только надеяться, что Сули не очень сильно расшибется при падениях наземь — а падения при таком обороте дел неминуемы,
— ехать предстояло быстро.
— Что это было? — спросил Боуррик Накора, когда они выехали из разбуженного города Джилога.