Принц Полуночи. Трилогия

Рация молчала. Только тихонько потрескивал здешний безжизненный эфир.

— Крутой?! — окликнул Лонг. — Как слышишь?

— Слышу хорошо, — глухо отозвался боец. — Лонг, Джокер говорит, это сделал Зверь. И еще… он говорит, что Зверь придет за всеми.

— Возвращайтесь, — приказал сержант по-прежнему спокойно.

тебя это не пугает, командир, ты знаешь, что делать, все знают, что ты знаешь, что делать…

«Боже, но что?!»

В первую очередь вернуть всех людей в лагерь. Потом выяснить, каким образом Зверь выжил. И как его убить? А потом — сделать то, что скажет Джокер.

На периметр надежды нет. Автоматика не сработает, надо приказать Кингу стереть Зверя из памяти орудийных установок… Толку от этого не будет. Проклятие! Но все равно лучше сделать, чем потом пожалеть. Людей, чтобы контролировать все подходы к лагерю, недостаточно. Следовательно, нужно выбрать самое удобное для обороны укрытие. В принципе для этого пригоден любой из корпусов, но оптимальным решением, наверное, будет рейхстаг. Одна-единственная дверь. Других входов нет. Двадцать бойниц расположены почти идеально. Стены не пробить даже из пушки…

выгнутая дверь жилого отсека

К черту дверь! Орудия периметра до рейхстага не достанут — на линии выстрела находятся другие здания. Да и

мощности им не хватит. Пластикат — это все-таки не ящеры и не древопрыги.

Вертолеты?

Да. Это проблема. Пары ракет хватит, чтобы разнести рейхстаг в брызги. А вертолет у Зверя наверняка есть. Иначе как бы он смог попасть в гнездо?

Зверь-то? Да кто же знает, на что он способен?!

Значит, отсидеться не получится. Но что в таком случае делать? Может быть, встретить его в воздухе?

Черт, черт, черт! Господи боже, Гот наверняка решил бы этот вопрос самостоятельно. Но Гот знал Зверя. Кто еще знает Зверя? Пижон… Пижон исчез. Ула? Нет, с ней об этом лучше даже не заговаривать. Джокер… Да, Джокер. Нужно расспросить его. И тогда уже принимать решение.

Но, если Зверя нет на буровой, значит, он вот-вот будет здесь…

Под сенью деревьев проносится тенью Живое до самых когтей наважденье, И те, кто видит его скольженье, Спешат помолиться вслух. Но что богам до бегущих мимо, До тех, в ком бьется неистребимый, Свободой вскормленный в злую зиму Живучий бунтарский дух А в кровь разбитых губ Усмешки жарче нет. На просьбы слишком скуп Молчания обет. Меня обложили, как зверя в норе, Мне бросили жирный кусок. Но ни для кого уже не секрет- Дороги ведут на Восток

Группа Джокера вернулась раньше. Где бы ни был Зверь, он не спешил появиться в лагере. В прозрачных сумерках грузовой вертолет опустился на площадку. К нему, вопреки обыкновению, не направилась группа техников. Машину окружили бойцы из пятерки, что была когда-то в подчинении Лонга. Очень быстро, в полной тишине, из вертолета выгрузили носилки с длинным пластиковым пакетом, и, молча, бегом, восемь человек направились в рейхстаг.

— Он будет убивать сам, — сообщил Джокер на ходу, — руками или ножом, или словами.

Тяжелая дверь с глухим рокотом прокатилась в пазах Щелкнул замок.

Два стола поспешно освободили от компьютеров, переложили на них носилки. Ула еще натягивала перчатки, а бойцы уже вернулись на свои места. Гад и Кинг, занимавшие позицию рядом с импровизированной прозекторской, сместились чуть в сторону.

— Уверен? — спросила биолог, когда Лонг предложил ей свою помощь.

Он пожал плечами:

— Конечно.

Ула хмыкнула и расстегнула «молнию» на пакете… Лонг увидел, что там. Услышал, как икнул и исчез за дверью туалета Гад.

— Отойди, — негромко сказала биолог, — помощничек Джокер, придержи вот здесь…

Может быть, это было неправильно, но Лонг порадовался, что не ему нужно рассматривать то, что осталось от Пенделя. Он устроился рядом с Кингом и принялся внимательно разглядывать дверной проем.

— Где сердце и печень? — негромко спросила Ула. Кинг начал молиться шепотом.

— Я думаю в море, — так же тихо и спокойно ответил Джокер.

— Лонг, — биолог застегнула пакет, — Пендель умер от того, что ему вырезали сердце. Перед этим с него содрали кожу. Не всю. Чуть меньше половины. Вырезали печень…

— И выкололи глаза, — продолжил Лонг, мечтая о том, чтобы его вырвало. Тошнило все сильнее.

— Глаза выжгли потом, — возразила Ула, — он… Зверь всегда делал это после того, как вырезал сердце. — Она сдернула с рук грязные перчатки. — После того, как вырезал сердце, но перед тем, как жертва умирала. Еще что-нибудь тебя интересует?

— Н-нет.

Ула держится лучше всех. Чего ей стоит это спокойствие? Когда Гот огласил приговор, она сорвалась в истерику Тогда в ступор впали все остальные, а Ула плакала и кричала сквозь слезы:

— Убийца! Проклятый убийца! Он же верил тебе!

Она не Зверя, она… Гота убийцей назвала.

Пижон потом, уже позже, объяснил, что Зверь умел подчинять людей. С этим трудно было поспорить. Лонг сам никак не мог поверить… ни во что. Все происходящее казалось абсурдным сновидением. Разумом он понимал: Гот сделал все, как нужно. Разумом понимал: Пижон знает, о чем говорит. Разумом же осознавал: Зверь смертельно опасен. Но вот поверить в это не получалось.

Зверь спасал их трижды. Весь отряд. И один раз Лонга персонально. Это Лонг помнил прекрасно, но ни с кем не делился воспоминаниями. Слишком много было там боли, боли, боли, до тихого, животного скулежа. А потом — раскаленная, твердая ладонь на лбу. Чуть царапаются мозоли. И взгляд в глаза. Взгляд, где огоньки мерцают, вспыхивают, тянут куда-то. Боль уходила. Оставалась слабость, холодный пот по всему телу, звон в голове. А боль уходила. Как хорошо! Только непонятно было, почему уходящая боль смотрит теперь из чужих мерцающих зрачков. Но тогда это не имело значения.

А сейчас?

Сейчас — тем более.

А Ула — женщина. Она так устроена, что чувствам и эмоциям доверяет больше, чем здравому смыслу. За три дня она так сильно изменилась, и внешне, и, наверное, внутри. Стала очень спокойной, очень рассудительной. Очень-очень занятой. Что на самом деле творилось у нее на душе, Лонг не знал. Понимал, что нужно бы выяснить. Гот, например, уделял Уле очень много внимания, и уж он-то, наверное, сумел бы ее разговорить. А Лонг… Лонг попробовал. Маленькая рыжая немка послала его по-русски да с таким загибом… Больше к ней не совались. Никто. Даже Пижон, хотя, кажется, раньше Ула с ним дружила.

И вот сейчас Пендель. Замученный насмерть, живьем освежеванный. И сделал это Зверь, в смерти которого Ула обвиняла Гота.

В первый раз за все время пребывания на планете Лонг пожалел, что в его отряде нет психолога. А лучше — сразу психиатра.

Но, может быть, это даже к лучшему? Нет, не отсутствие психолога, разумеется, а то, что Пендель… Нет-нет! Не так. Не то. Господи, как глупо все получилось. Такая страшная смерть. Страшная, потому что неожиданная. Однако теперь все видят, все знают что такое Зверь. И сам Лонг знает. Верит.