Принц Полуночи. Трилогия

Я не знал, насколько все плохо, пока Самат не заявился ко мне без приглашения и без предупреждения. Он даже не стал ждать в гостиной – прошел сразу в мои личные покои и с порога сообщил:

– Эрик настаивает на коррекции духа. Князь, я не знаю, что делать.

Отличное начало беседы.

Коррекция духа – штука неприятная, некрасивая и, на мой взгляд, незаконная. Ее используют в качестве альтернативы смертной казни, выбор оставляют за приговоренными, и надо сказать, что те нередко предпочитают смерть. Потому что лучше погибнуть, будучи самим собой, чем жить дальше, превратившись в неизвестно кого.

Черный сейчас и так был неизвестно кем: просто тело и душа, не связанные духом. Но задачей Самата было вернуть ему прежнюю личность, а отнюдь не создать новую. По крайней мере, нам так казалось – мне и Самату.

А Эрик, оказывается, думал иначе.

Я бывал в клинике Самата Гахса только тогда, когда там оказывались мои люди. В этот раз я явился в клинику из-за Вальденского демона.

Ситуация выглядела ясной и недвусмысленной и давала почву для волнений, пересудов и мрачных прогнозов. Обычно сильные мира сего полюбовно делили ценных специалистов, но понятно было, что император Вальдена не отдаст своего демона добровольно, а история учила, что, если Неистовый де Фокс чего захотел, он это получит.

История преувеличивала… Но опровергать ее я не собирался.

Все, кто еще сомневался в том, что я намерен присвоить чужую собственность, присвоить Черного, от которого сам же в свое время отказался, лишились последних сомнений, как только я вошел в ограду вознесенного над Лонгви больничного комплекса.

Это забавляло.

Это раздражало.

Но все посторонние эмоции схлынули, когда маг в форме «Чистильщиков» открыл передо мной дверь в палату, где держали тело Вальденского демона.

Тело, наделенное душой, но не подозревающее о ее существовании.

Самат, колдовавший над мнемокристаллами, лишь оглянулся на меня через плечо:

– Хорошо, что вы пришли. Вот, взгляните. Мы слишком поторопились исцелить его раны.

Да. Поторопились. У Черного фантастическая способность к регенерации. Восстановили тело, вернули голодному чудищу возможность убивать и не подумали о том, что чудище, как дите малое, не знает никаких правил, регламентирующих убийство. И вот Черный заключен в силовую сферу, лишен пространства для маневра, смотрит с насмешкой. Только дайте слабину – он пройдет сквозь поля, и в клинике не останется никого живого.

Вся надежда на «Чистильщиков», на то, что у них хватит сил и внимания поддерживать сферу. А если нет – на то, что они сумеют остановить Черного.

Однажды это им уже не удалось. Тридцать семь лет назад, здесь же, в Лонгви, Черный вышел из тюрьмы, специально оборудованной для содержания демонов и магов. Просто вышел. И просто позволил вернуть себя обратно.

Доказал таким образом свою невиновность – другого способа у него не было.

И сейчас, глядя на него, идея о коррекции духа уже не кажется неприемлемой. Дать этомуновую личность, убрать, убить в нем зверя, сделать его человеком – акт милосердия, подкрепленного несомненной целесообразностью. Эрик действительно желает своему демону только добра. Как и большинство людей и нелюдей, он не понимает, что такое дух, и не понимает, что нет ничего страшнее насилия над духом.

А Самат не прав насчет излишней спешки. Не вылечить тело Черного было нельзя. Потому что Самат – врач, он делает то, что должен. И я на его месте поступил бы так же. Сначала – исцелил раны, потом запер в клетку вплоть до полного излечения.

Гуго фон Рауб тоже здесь. Почти идеальная копия Черного, разве что выше и шире в плечах. Сходство не только внешнее: парень так же талантлив, как его отец, но, в отличие от отца, человечность для него не пустой звук, а люди – не еда. Мне уже не раз советовали обратить свое внимание на Рауба-младшего. Все достоинства отца при полном отсутствии недостатков, действительно, разве Гуго не лучший выбор? Вот только умница Эрик привязал его к себе, к своему сыну, сделал практически членом семьи. Гуго, рано лишившийся матери, считает матерью Хильду фон Сегель, а с принцем Эльриком они не побратались только потому, что и так считают друг друга братьями. Нет, Гуго – ветвь на стволе фон Геллетов. А вот его отец при всей своей искренней и беззаветной верности Эрику всего лишь вещь, которую нельзя купить, но можно присвоить.

Нужно присвоить.

– Как он?

Я адресовал вопрос обоим: и Самату, и Гуго. Один – врач, и ответит с профессиональной точки зрения. Второй – сын. И скажет то, что видит. Парня, конечно, жаль. Он знает о том, что хочет сделать Эрик, он не может спорить – потому что не может сказать лишнего. В их семье – не в семье фон Раубов, а в той, настоящей, к которой они оба принадлежат, – все, что происходит внутри, ни при каких условиях не выносится наружу. Это в крови. Это инстинкт. Но Гуго боится потерять отца. Поэтому, когда придет время, он попытается воспрепятствовать коррекции. Любой ценой.

Для большинства людей Тир фон Рауб – демон, который жив до сих пор по какому-то необъяснимому и почти невозможному попустительству. Для Эрика он – существо неведомой природы, которое считает себя плохим, а на деле – лучше, честнее и порядочнее большинства людей. Кто он для госпожи фон Сегель, сейчас неважно. Важно, что она тоже выступила за коррекцию.

Тоже желает Черному добра.

А вот для Гуго Черный – отец. И неважно, человек он или демон. Он тот, кто всегда рядом, даже когда их разделяют десятки арайи; тот, кто учил Гуго всему, что умеет сам; тот, кто говорит на одном языке с волками и змеями; кто одним взглядом способен подчинять себе людей, животных и духов; кто летает так же свободно, как дышит; и убивает так же свободно, как летает.

Отними что-то одно, и не останется ничего. Гуго известно об этом.

Кто-нибудь еще знает такогоЧерного?

Никто. Даже я только догадываюсь.

– Идет накопление данных.

Это Самат.

– Отец уже говорит со мной.

Это Гуго.

Его помощь неоценима. Черный отказывался общаться, не шел на контакт и защищался от любых попыток повлиять на его дух. От щадящих попыток. Если бы не Гуго, сумевший связаться с ним на каком-то очень глубинном… я бы сказал внутрисемейномуровне, нам неизбежно пришлось бы применить силу.

Гуго справился. Прибегнул к помощи музыки. Это трудно объяснить словами так, чтоб было понятно, но музыка – стихия его отца. Кто слышал записи лонгвийской арры под названием «Оранжевые скелеты», тот поймет, о чем я говорю. Со времен существования арры прошло почти сорок лет, а их музыка остается на слуху. Но – только в записях. Скрипка там завораживает, чарует, делает с душой слушателя что заблагорассудится. Вот Черный и попался: его душа не смогла не откликнуться на чары его музыки.

Гуго молодец. Нам бы в голову не пришло. Мы с Саматом, если честно, не надеялись обойтись без применения силы, потому что Черный не осознает себя, не помнит ничего, даже своего сына, даже свою машину.

Кстати, машина его помнит, и это доказывает, что у нее действительно есть душа. Ее собственная душа, ее собственная личность, а вовсе не отражение души ее владельца, как утверждают скептики. Не знаю, каково было Гуго, когда там, на другом конце нити, он обнаружил вместо отца злобную и жестокую тварь, не помнящую ни его, ни себя, но у него хватило терпения убедить эту тварь войти в контакт с Саматом. Кто же знал тогда, что от Самата потребуют воспользоваться этим, чтоб предать того, кто ему доверился? К сожалению, формально Черный принадлежит Эрику, и Эрик имеет право менять его дух так, как сочтет нужным.