Принц воров
Шрифт:
— Все сказал? — выждав паузу, справился Шелестов. — Теперь послушай меня. Прежде чем увидеться с семьей, ты ознакомишься с моим приказом о зачислении тебя в штат военной разведки СССР. Подробности прочтешь в приказе, здесь не место для обсуждения подобных нюансов. Второе. С первого ноября этого года ты — слушатель отделения разведки Военной академии. Дальше будет видно, что с тобой делать, — отрезал полковник. — Бумаги на моем столе, капитан Корнеев, а узнать, что там написано, ты можешь только одним способом, — и указал на лифт, который уже давно стоял с распахнутой пастью.
— Светлана, полковник, — напомнил Ярослав.
— Сначала
«Инструктор по физической подготовке и рукопашному бою, с окладом согласно организационно-штатной структуры…» — значилось в скупых строках приказа, истинный смысл которого Шелестов расшифровал следующим образом:
— На два года. Через двадцать четыре месяца закончишь академию, получишь звание майора, наберешься специальных знаний, дальше видно будет…
— Не знал, что эти увальни-дяди и импозантные тети, что ходят по коридорам, занимаются рукопашным боем, — усмехнулся Корсак.
— Они не занимаются рукопашным боем, капитан, — возразил Шелестов. — Они валят противника другим способом. Распишись в ознакомлении. Форму, гражданские костюмы и подъемные получишь ближе к вечеру. А теперь, — подойдя, он положил руку на плечо Ярослава и повел его к наглухо запертым дубовым дверям, ведущим из служебного помещения, — давай подумаем, как тебе лучше встретиться с семьей…
— Я думаю, если вы дадите мне машину, я сумею вывезти их из Ленин…
Он замолчал, потому что двери под рукой Шелестова распахнулись.
Ярослав увидел Свету.
Застигнутая врасплох, она испуганно прикрыла Леньку, что лежал на ее коленях…
Над ней потрудились лучшие сотрудники ведомства на Невском. Яркое дорогое платье — предмет мечтаний всех ленинградских модниц, изящные туфли, легкий макияж… И эти немного испуганные глаза, огромные и оттого невероятно красивые.
И золотая, растрепанная макушка Леньки, выглядывающая из-под ее руки.
Это была картина, достойная кисти лучшего художника. Но сколько бы таких картин не было написано, следующая всегда будет лучше.
— Дом велик. В нем, помимо бильярдной и библиотеки, есть зрительный зал и гостиница класса люкс на тридцать человек. Один из трехместных номеров — ваш. До получения жилья, разумеется. О коммунальной квартире с этой… как ее… Медузой! — не может идти и речи. Сотрудники моего ведомства на подселении не живут. Запрещено инструкцией, подписанной лично товарищем Сталиным.
Слава нес сына на руках, и глаза его застилала пелена. Ему казалось — случись ему упасть, он упадет обязательно так, чтобы разбиться самому от пяток до затылка, но сына он удержит, чтобы тот даже не проснулся. Светлана шла рядом с ним, наповал сражая своим видом всех, кто встречался им в коридоре. Пережитая опасность сделала ее еще неотразимее, любовь к мужу — еще сильнее. Она шла, держа мужа под руку, как первая леди, а сзади, довольно улыбаясь, двигался замначальника военной разведки страны. Это чтобы всем было понятно, какого уровня новый сотрудник принят нынче в штат.
Они прошли через все здание, спустились вниз, поднялись наверх («Обратно я одна не дойду», — заметила Света), снова прошли через весь коридор, свернули и оказались в самой уютной части дома. Корсаку показалось, что здесь попахивает загнивающим капитализмом. Если он действительно загнивал, то делал это весьма впечатляюще. Загнивать так, как
загнивал этот трехместный трехкомнатный (а не трехкоечный) номер с напольными вазами и картинами на стенах, дай бог каждому! — как сказал бы портной Ицхак Яковлевич, дай бог ему здоровья…— Ну, вот, кажется, и все, — произнес стандартное русское клише Шелестов, как человек, проделавший огромную работу. Остановив Корнеева за рукав, точно так же, как тот совсем недавно придерживал самого Шелестова, задерживать же надолго не стал. — Капитан Корнеев, вас вызовут к начальнику Ленинградского отделения разведки в восемь часов вечера. Сейчас два, так что в вашем распоряжении ровно шесть часов. Очень советую выкроить из этого времени хотя бы два часа для сна. Хотя… — он махнул, развернулся и пошел прочь. — Руководствоваться такими советами — это как если бы лошадь запрягать посреди Сенатской площади. Если всех слушать…
Около семи на столе Шелестова зазвонил телефон. Не отрываясь от писанины, он протянул руку и снял трубку, безошибочно выбрав нужную из десятка стоящих на соседнем столике телефонов.
— Шелестов.
— Я тут подумал…
— Я тебя туда думать отвел, что ли?! — сняв очки, полковник бросил их на чтиво.
— Кажется, я знаю, где найти Червонца.
— Вот как… — потеребив мочку уха, Шелестов недоверчиво вздохнул.
— Мне Света помогла догадаться.
— А-а, так, значит, вы там по обоюдному согласию этим занимаетесь…
— Червонец там, где экспонаты Дрезденской галереи.
Поджав губы, полковник пожал и плечами.
— Разумеется. Жаль, я сам до этого не додумался. И вы знаете, Корнеев, мне как-то сразу стало легче жить после этого разговора с вами!
— Но дело в том, что я, кажется, знаю, где находятся экспонаты.
Посерьезнев, Шелестов немного подумал, погрыз дужку очков.
— Ну, если до назначенного мною времени вам перестанет казаться… заходите, — разрешил он. — Вы хоть и в краткосрочном отпуске…
— Ага, так я в отпуске?..
— Работа, Корнеев, она никогда не стоит! И если не хочешь, чтобы дело занялось тобой, займись им сам. А первым делом, Корнеев…
— Самолеты.
— Да, самолеты. Лети. Я пока на столе посадочную полосу подготовлю… Рита!
Через несколько минут они сидели в кабинете Шелестова, пили чай со скромным гастрономовским печеньем (не чета французскому, находящемуся в гостиничном номере), принесенным секретаршей Ритой. Рита оказалась невероятно симпатичной девушкой с прической каре и в обтягивающем изящную фигуру платье. Она уже расстреляла длинными очередями взглядов Корнеева, находясь в кабинете и разливая чай по стаканам, и теперь добивала его одиночными выстрелами в затылок из приемной.
— Закрой ты дверь, к чертовой матери, — поморщившись, тихо попросил Шелестов. — Этот мой специалист по разведению мостов, Рита… Она мне одного почти развела уже. Так развела, что пришлось военным атташе в Монголию направить.
— Риту?
— Какую, к черту, Риту!.. Каширина Федора Николаевича. Отца троих детей. Востоковеда высшей категории. И что они все находят в ней?
— Ноги.
— Что — ноги? — стакан замер у губ Шелестова. — Ну, раз их на плечи закинул, ну, два, три. Но когда-то ведь и поговорить придется! А она ведь — во! — И Шелестов в сердцах громко постучал костяшками пальцев по столу.