Принцесса Брамбилла

Маг глянул вниз, перевесился через перила и голосом, подобным глухому рокоту бушующего моря или вою близкого урагана, промолвил:

– Эй, вы, люди, там внизу! Не будьте ослами! Я не сплю, и меня незачем будить стрелами и камнями. Я, пожалуй, уже догадываюсь, чего вам от меня надобно, милые люди! Подождите немного, сейчас я к вам спущусь. А пока можете нарвать земляники или поиграть в салки на мшистых камнях. Я скоро приду.

Когда маг Гермод сошел к ним и уселся на большом камне, покрытом мягким ковром густого ярко-зеленого мха, один из пришельцев, видимо старейший из всех, ибо седая борода спускалась у него до самого пояса, сказал так:

– Великий Гермод! Ты, вероятно, знаешь заранее все, о чем я собираюсь сказать тебе. Но чтобы ты знал, что и я об этом знаю, я должен говорить.

– Говори, о юноша!
– ответил маг.
– Я охотно выслушаю тебя, ибо речи твои обнаруживают проницательный ум, а то и глубокую мудрость, хотя ты только-только стоптал свои детские башмачки.

– Как вам известно, великий маг, - продолжал пришелец, - однажды в совете обсуждался вопрос о том, что каждый подданный обязан ежегодно пополнять главную государственную сокровищницу шуток известным количеством острот в пользу бедных на случай, если в стране начнется голод или жажда; и вдруг король Офиох сказал: «Лишь в ту минуту, как человек падает, во весь рост выпрямляется его подлинное «я». И вам известно, что едва король Офиох произнес эти слова, он и впрямь упал и больше не встал, ибо умер. Случилось, что и королева Лирис в то же мгновение смежила глаза, чтобы никогда их не открывать. Венценосная чета не оставила после себя потомства, и государственный совет в вопросе престолонаследия попал в крайне затруднительное положение. Придворный астроном, человек большого ума, придумал наконец средство, как сохранить на долгие годы власть короля Офиоха. Он предложил поступить с ним так, как в свое время поступили с князем духов - царем Соломоном, коему они долго еще повиновались после его кончины. Для этого в государственный совет призвали главного придворного столяра, и тот смастерил из букового дерева изящную подставку. Ее подсунули под сиденье королю Офиоху, надлежащим образом набальзамировав его особыми травами, так что казалось, будто он по-прежнему восседает, гордый и величавый. С помощью потаенного шнурка, конец которого, как у колокольчика, висел в конференц-зале верховного совета, приводили в движение его руку, и он размахивал скипетром туда и сюда. Никто не сомневался, что король Офиох жив и царствует. Но с Урдар-источником стало твориться нечто странное. Вода озера, образовавшегося из него, по-прежнему оставалась чистой и прозрачной. Но, вместо того чтобы ощущать особенную радость, многие теперь, глядясь в нее, чувствовали злобу и раздражение, ибо противно всякому человеческому достоинству, разуму и с трудом накопленной мудрости видеть всю природу, и особенно себя опрокинутым вниз головой. С каждым днем росло число таких людей, и они уверяли, будто испарения светлого озера действуют одурманивающе на ум и превращают в пустое шутовство серьезность, приличествующую человеку. От досады они бросали в озеро всякую дрянь, отчего оно утратило свою зеркальную ясность, все больше мутнело, пока не уподобилось грязному болоту. О мудрый маг, сие навлекло на страну много несчастий, ибо достойнейшие люди теперь колотят себя по лицу, утверждая, будто это и есть ирония мудрых. Но самое большое несчастье произошло вчера. С добрым королем Офиохом случилось то же, что с князем духов. Злой червь-шашень незаметно подточил постамент, и на глазах у толпы, проникшей в тронную залу, его величество в разгаре славного царствования шлепнулся на пол так, что теперь больше невозможно стало скрывать его кончину. Я сам, о мудрый маг, как раз дергал за шнурок, приводя в движение его руку со скипетром, и, оборвавшись, шнурок так стегнул меня по лицу, что я на всю жизнь сыт этой должностью. Ты, о мудрый Гермод, всегда пекся о благе страны Урдар-сада, скажи, что нам делать, чтобы достойный наследник взял в руки власть и Урдар-озеро стало опять прозрачным и ясным?

Маг глубоко задумался, потом сказал:

– Ждите девятью девять ночей, после чего из Урдар-озера поднимется и расцветет королева вашей страны! А пока управляйте государством как умеете!

И вот однажды над болотом, каким стало прежнее Урдар-озеро, зажглись пламенные лучи. То были духи огня; горящими глазами всматривались они в озеро, а из его глубин прорыли себе путь на поверхность духи земли. С его дна, теперь совсем сухого, поднялся дивный лотос, в чашечке которого лежало прелестное спящее дитя. То была принцесса Мистилис. Четыре министра, принесшие весть о ней от мага Гермода, бережно вынули принцессу из дивной колыбели и нарекли правительницей страны. Эти же четыре министра взяли и опеку над ней и, как только могли, лелеяли и пестовали прелестное дитя. Но сколь велика была их скорбь, когда принцесса, достигнув известного возраста, заговорила на языке, которого никто не понимал. Со всех концов страны были выписаны полиглоты, чтоб узнать, на каком языке говорит принцесса. Однако по воле злой судьбы полиглоты, чем они были ученее, тем меньше понимали речь, принцессы, хотя она звучала явственно и разумно. Тем временем лотос сомкнул свою чашечку; однако вокруг него забила крошечными ключами кристально чистая вода. Министры сильно обрадовались: они не сомневались, что болото вскоре опять превратится в прекрасную зеркальную гладь Урдар-озера. По поводу же языка принцессы эти мудрые министры рассудили между собой отправиться за советом к магу Гермоду, что, в сущности, им давно уже следовало сделать.

Ступив в жуткую темноту таинственного леса, сквозь дремучую чащу которого уже виднелась каменная громада башни, они наткнулись на старика. Он сидел на обломке скалы и внимательно читал большую книгу: министры признали в нем мага Гермода. Был прохладный вечер, потому он облачился в черный шлафрок и соболью шапку; это было ему к лицу, но придавало несколько необычный, даже зловещий вид. Министрам показалось, что борода у Гермода не совсем в порядке и напоминает растрепанный ветром куст. Когда министры смиренно изложили свою просьбу, Гермод поднялся и так сверкнул на них своими свирепыми глазами, что они чуть не попадали на колени. Затем маг разразился громовым хохотом, он гулко отдался по всему лесу, и звери, устрашившись, кинулись в кусты, а смертельно перепуганные птицы с пронзительным криком взвились в воздух и разлетелись кто куда! Министры никогда не видели мага в таком остервенении, и им стало не по себе, но они благоговейно молчали, ожидая, что великий маг станет делать дальше. А маг опять уселся на обломке скалы, раскрыл книгу и торжественно прочел:

Плитою черной зал украшен старый,Где королевская чета когда-тоУснула в ожидании набата,Чей звук разрушит колдовские чары.

Под этим камнем спрятан потаенныйПредмет всеобщей радости, который,Как самый ценный дар, одной лишь впоруПринцессе Мистилис, цветком рожденной.

Здесь птицу пеструю поймают в сети,Что связаны руками нежной феи,И утро прояснится, розовея,И не спастись врагу при ярком свете.

Пусть каждый уши навострит, как может,И смотрит зорче просветленным глазом.Министру может пригодиться разум,Но вам, ослам, и разум не поможет [13] .

13

Все стихи в этой сказке переведены К. Богатыревым.

Тут маг с такой силой захлопнул книгу, что по лесу словно гром прокатился, отчего все министры упали навзничь. Когда они опомнились, мага уже не было. Все четверо согласились на том, что ради блага отечества приходится многое выносить; иначе разве можно стерпеть, чтоб грубый мужлан - звездочет и волшебник, их - надежнейшую опору государства - сегодня дважды обозвал ослами. Впрочем, они сами поразились той мудрости, с какой проникли в загадку мага. Вернувшись в Урдар-сад, министры немедленно направились в залу, где тринадцатью раз тринадцать месяцев покоились во сне король Офиох и королева Лирис, приподняли черный камень, вделанный в середине пола, и извлекли из глубин подземелья дивной красоты ящичек, выточенный из наилучшей слоновой кости. Министры вручили его принцессе Мистилис, та нажала пружинку, крышка отскочила, и она вынула оттуда изящный рукодельный набор для вязания филе.

Едва он оказался у нее в руках, как она звонко и радостно засмеялась, потом совершенно отчетливо проговорила:

– Бабуся положила мне это сокровище в колыбель, а вы, мошенники, украли и не отдали б, не расквась вы себе носы в лесу!
– С этими словами принцесса усердно принялась вязать филе. Министры в полном восторге приготовились уже дружно подскочить в воздух, когда принцесса вдруг застыла, съежилась и превратилась в изящнейшую фарфоровую куколку. Насколько велика была сперва радость министров, настолько тяжко было теперь их горе. Они так громко плакали и рыдали, что слышно было по всему дворцу. Внезапно один из них глубоко задумался, перестал плакать, отер слезы сначала одним кончиком талара, потом другим и сказал:

– Министры... Коллеги... Друзья... Пожалуй, маг был прав, обозвав нас... ну да ладно, кто бы мы ни были... Разве загадка нами в самом деле разрешена? Разве поймана пестрая птица? Ведь филе и есть та сетка, сплетенная нежными руками, в которую она должна попасться.

По приказу министров во дворец были тут же собраны красивейшие в стране дамы, истые феи по изяществу и очарованию, и, роскошно разодетые, засажены вязать филе. Но что проку? Пестрая птица не показывалась, принцесса Мистилис оставалась все той же фарфоровой куколкой; родники, бившие из Урдар-озера, с каждым днем все больше иссякали, на что все подданные жестоко роптали. И вот, четыре министра, близкие к отчаянию, сели у болота, бывшего когда-то светлым как зеркало Урдар-озером, и с громкими жалобами, в самых трогательных словах умоляли мага Гермода сжалиться над ними и несчастной страной. Из глуби озера послышался глухой стон; цветок лотоса раскрыл свою чашечку, из нее поднялся маг Гермод и сердито сказал:

– Несчастные! Ослепленные! Вы говорили в лесу не со мной, а со злобным демоном, с самим Тифоном, который вовлек вас в свою дьявольскую игру, раскрыв вам роковую тайну ящичка с филейным вязанием! Но самому себе в ущерб он сказал больше правды, чем хотел. Пусть нежные ручки дам вяжут филе, пусть будет поймана пестрая птица, однако услышьте настоящую загадку, решение которой снимет с принцессы Мистилис заклятие!»

Дойдя до этих строк, старичок умолк, поднялся с места и обратился к куколкам, лежавшим среди полукружия дам на порфировом алтаре:

– Славная венценосная чета, дорогие король Офиох и королева Лирис! Благоволите наконец принять участие в нашем паломничестве, облачившись в скромное дорожное платье, которым я вас снабдил. Я, ваш друг Руффиамонте, исполню то, что обещал!

Руффиамонте повернулся к окружающим его дамам и сказал:

– Вам пора прекратить вязание и повторить таинственные слова великого приговора, которые изрек маг Гермод, когда стоял в чудесной чашечке лотоса.

И пока Руффиамонте отбивал такт серебряной палочкой, сильно ударяя ею по раскрытой книге, дамы, поднявшись со своих мест и еще теснее окружив мага, хором прочли следующие стихи: