Принцесса для босса. Семья из прошлого

Впрочем, Малинку ничуть не смущал такой контраст. Не зря же даже год спустя, она с таким восторгом отзывается о празднике.

Максим задает сотню вопросов, сам тоже делится забавными воспоминаниями из детства и как-то так получается, что к концу вечера я забываю о своих планах. Ну ладно, практически забываю. Потому что полностью об этом забыть, конечно, нереально. Не тогда, когда между этими двумя такая дикая химия, что даже слепой может догадаться, что они родственники.

И если бы их химия была моей главной проблемой… Нет, куда больше меня беспокоит то, что между нами с Максимом тоже что-то есть. Я не питаю к нему абсолютно никаких теплых чувств, моя любовь осталась далеко в прошлом и воскрешать ее у меня нет ни малейшего желания. Но в то же время я не могу игнорировать то, с какой легкостью делюсь с ним этими воспоминаниями, как искренне смеюсь над его историями и как сильно я наслаждаюсь этим вечером.

— А мы купаться будем? — в глазах Малинки столько надежды, что у меня сердце сжимается от того, что придется ей отказать.

Как-то я не подумала об этом, когда Горский попросил таксиста остановиться у пляжа рядом с нашим отелем и предложил прогуляться перед сном.

— Купаться ночью на незнакомом пляже — не лучшая идея, — приходит на помощь Максим. — Но мы можем помочить ноги. Ведь можем же?

Последний вопрос он адресует уже мне, но смотрит примерно с таким же выражением лица, как и его дочь. Что ж… теперь хотя бы понятно откуда у нее этот взгляд, а то все наши знакомые, кажется, всерьез подозревали, что я согрешила с котом из Шрека. Потому что когда Малинка хочет чего-то, ей просто невозможно отказать. Проще отобрать у сироты последнюю конфетку, чем сказать нет этому мелкому манипулятору.

— Конечно, можем, — умилительно улыбаюсь и первой скидываю сандали.

Примерно за пару метров от воды, эти двое меня обгоняют и я едва успеваю крикнуть, чтобы Малинка подобрала шлейф платья, перед тем как в меня летят прохладные брызги.

Максим подхватывает ее на руки и несколько раз делает вид, что собирается бросить в воду. Дочь визжит во всю силу своих легких и смешно брыкается у него в руках. А я вдруг достаю из клатча телефон и делаю несколько фото.

Без вспышки они получаются совсем нечеткими, но мне почему-то не хочется их отвлекать и портить все веселье. Да и что-то мне подсказывает, что даже несмотря на размытые снимки, в памяти этот момент навсегда останется донельзя ярким.

— Холодно? — спрашиваю Алину, когда она мокрым кулем падает на мои колени.

— Нет, — упрямо заявляет она, стуча зубами.

Я улыбаюсь и обнимаю ее посильнее. Господи, как же хорошо.

За вечер песок успел остыть, но все равно сидеть на нем приятно. Шум волн не просто успокаивает, он умиротворяет.

— Уговор был, что ты только ножки помочишь, — напоминаю с улыбкой. — А ты вся мокрая, будто ныряла.

— Мы случайно, — оправдывается Горский, приземляясь рядом с нами. — Понимаешь, мы просто стояли в воде, а тут мимо дельфин… Вот такой огромный!

Он смешно разводит руками и Алинка снова начинает смеяться и согласно кивает головой.

— Хвостиком махнул и…

— Это кажется, уже из другой сказки, — замечаю я, но улыбку сдержать даже не пытаюсь.

А уже в следующий момент воздух со свистом вылетает из моих легких, потому что тёплые ладони ложатся на мои плечи и Максим замечает:

— Ты и сама, как ледышка. Сейчас будем греться.

Я даже сказать ничего не успеваю, как оказываюсь практически вплотную прижата к его груди. То ли Горский такой большой, то ли мы с Малинкой слишком маленькие, но как-то так получается, что обхвата его рук хватает на нас обеих.

Жар от его тела моментально окутывает меня плотным одеялом, а кожа покрывается мурашками уже явно не от прохладного вечернего воздуха. Спустя пару минут я понимаю, что глупо делать вид, будто в позвоночник вставили стальной прутик и расслабляюсь, практически положив голову ему на плечо.

Горячий воздух, вырвавшийся из его рта одновременно с протяжным выдохом, обжигает мое ухо и я тихонько вздрагиваю.

— Тише, Птенчик, не трепыхайся, — шепчет он.

Я не вижу его лица, но руку готова дать на отсечение, что в этот момент на нем блистает самодовольная улыбка. Вот только этот самоуверенный нахал не учел, что не только мое тело выдает сейчас странные реакции. Его сердце, которое я ощущаю прямиком под левой лопаткой, заходится сейчас в таком бешенном ритме, что впору звать санитаров. Нас здесь двое. Мы оба запутались в прочных сетях, сотканных из прошлого и настоящего. И я не знаю как насчет Горского, но я окончательно теряюсь. Перестаю понимать что из моих ощущений вызвано флешбеками семилетней давности, а что дарит именно Горский сейчас. Поэтому я абстрагируюсь от своего наглого босса и прикрыв глаза, погружаюсь в воспоминания о Роберте. Хотя бы на один вечер. Тем более, что его пальцы, поглаживающие мою ладонь на плечах дочери, как нельзя лучше этому способствуют.

Я настолько утопаю в этом моменте, что даже не сразу ощущаю, что тело Алины заметно тяжелеет. И только когда к шуму волн прибавляется мерное посапывание, до меня доходит, что она заснула.

— Она спит, — шепчу одними губами.

— Я понял, — отвечает Максим, но руки свои почему-то не убирает.

Продолжает поглаживать, касаться. Устраивает мне какую-то безумную тактильную пытку. Потому что внутри все вопит о том, что мне тоже просто жизненно необходимо дотронуться от него. Провести коготками по запястью и проверить по-прежнему ли это вызывает у него приступ щекотки. Сорвать пару стонов с его губ, переместив свои бедра чуть левее. Просто проверить… осталось ли хоть немного родного отзывчивого Роберта Шеффера в чужом и холодном Максиме Горском.

Я могу сколько угодно убеждать себя, что проделать все это мне не позволяет гордость и здравый смысл, но на самом деле — единственная причина, по которой мои руки все еще соблюдают правила приличия и не шарят остервенело по его телу, кроется в том, что я боюсь разбудить Малинку.

Горский же плевать хотел на любые приличия, поэтому даже не думает останавливаться.

Нет, он не делает ничего предосудительного, даже под тонкую ткань сарафана пробраться не пытается. Но с каждой секундой узоры на моих руках становятся все более чувственными.

Ручейки тока тонкими змейками расползаются по моему телу. Медленно заполняют сосуды и подают питание в сердце, которое, словно давно отправленный в утиль мотор, снова начинает биться. Со скрежетом, страшным жужжанием и шипением, но тем не менее, оно оживает. Вновь возвращается к жизни и заполняет вязкой сладкой патокой не только вены, но и мозг. Иначе как объяснить, что я даже не пытаюсь его остановить?

Вместо этого я эгоистично и недальновидно наслаждаюсь каждой вырванной у жестокой реальности секундой..

— Нам нужно поговорить, — тихо произношу, отчаянно пытаясь вынырнуть из этой неги.

— Знаю, — его голос звучит хрипло. Безумно сексуально. — Но не хочу. Не сейчас, Птенчик.

— Это важно, — выдыхаю, понимая, что наш волшебный момент подошел к концу. И пусть я сама его прервала, это не мешает мне в данный испытывать горькие сожаления.

— Неа, — лениво протягивает он, утыкаясь носом в мою макушку.

— Ты не понимаешь, — выдыхаю с нотками раздражения.

Ужасно неудобно злиться на него, находясь в его объятиях, но и спокойно реагировать на его слова я тоже не могу. Не важно ему!

— Нет, это ты не понимаешь, Птенчик, — едва слышно отзывается. — Там, в Москве меня ждет другая жизнь. Реальная. Со всеми дедлайнами, договорами и обязательствами. Завтра мне нужно наконец подписать чертов договор с арабами, уже послезавтра — зафиналить проект с “Агорой”, я уже молчу про другие неотложные дела, которые идут в довесок к покупке новой компании. Так что не будь жестокой. Дай мне побыть еще хоть немного в сказке. С вами. Пожалуйста.

— С чего ты взял, что я тебя из этой сказки обязательно вырву? — интересуюсь сухо.