Принцесса и Гоблин (др.перевод)

— Гляди, гляди, Лути! Солнышко умылось. Посмотри, как оно ярко сияет! Дай же мне шляпку и веди на прогулку. Нянечка! Любимая нянечка! Как я счастлива!

Няня рада была угодить принцессе. Она и сама поспешила надеть шляпу и плащ, после чего повела свою питомицу из дому вверх по склону горы. Ведь дорога была такой каменистой и крутой, что вода на ней совершенно не застаивалась, поэтому всякий раз как только прекращался дождь, эта дорога почти сразу же оказывалась пригодной для прогулок. Облака рваными клочьями уносились прочь словно огромные, давно не стриженные бараны, чью шерсть солнце отбелило до боли в глазах. А в просветах между ними небо, только что омытое дождём, сияло наичистейшей голубизной. Деревья по краям дороги были увешаны каплями, искрящимися в солнечном свете как бриллианты. А вот кто не стал от дождя светлее и чище, так это ручьи, что стекали вниз по склону. Наоборот, они сменили свою кристальную чистоту на коричневый цвет грязи, но зато потерю в чистоте восполнили громкостью журчания — если не сказать, шума — ведь любой ручей, когда он разбух, уже не столь музыкален, как прежде. Но Айрин не переставала восторгаться бурными коричневыми потоками, извивавшимися вокруг неё, да и Лути разделяла её восторг — она ведь тоже истомилась в доме за три дня. Наконец она заметила, что солнце опустилось довольно низко, и сказала принцессе, что пришло время возвращаться. Она снова повторила это, потом снова, но всякий раз принцесса упрашивала её пройти ещё чуть-чуть вперёд — и ещё чуточку. Ведь спускаться вниз им будет гораздо легче, говорила принцесса, поэтому стоит им повернуть назад, как они сразу же будут дома. Так они шли всё вперёд да вперёд — то ради того, чтобы поближе взглянуть на нешуточный водопад, плавной дугой изливающийся над невредимой порослью папоротника, то ради того, чтобы подобрать с утёса блестящий камушек, а то для того, чтобы подсмотреть за какой-нибудь птичкой. Внезапно из-за спины надвинулась тень горной кручи и покрыла перед ними дорогу. Увидев её, няня вскрикнула, задрожала и, схватив принцессу за руку, развернулась и припустила вниз к дому.

— Почему мы так спешим, нянечка? — спросила бегущая рядом с ней Айрин.

— Нам сию минуту нужно быть дома.

— Но мы всё равно ещё много минут не будем дома.

К сожалению, это было правдой. Няня чуть не плакала. Они находились слишком далеко от дома. Им строжайше было приказано возвращаться в дом в следующую же секунду после захода солнца — а они оказались чуть ли не в миле выше по склону! Если его величеству, Айриному папе, об этом донесут, он непременно прогонит Лути, и разлука с принцессой разобьёт ей сердце. Неудивительно, что няня так торопилась. Но Айрин ни капельки не была испугана — она не знала, почему должна бояться. Девочка не переставая болтала, хотя болтать на бегу — занятие не из лёгких.

— Лути! Лути! Почему ты так быстро бежишь? Зубы у меня так и клацкают, и невозможно разговаривать.

— Так не разговаривай, — отвечала Лути.

Но принцесса не умолкала. То и дело она дёргала няню: погляди да погляди, — но Лути было не того, чтобы глядеть по сторонам, она бежала без оглядки.

— Погляди, Лути, ты разве не видишь этого забавного человечка, который выглядывает из-за скалы?

Лути только прибавила шагу. Скала, что привлекла внимание принцессы, стояла у самой дороги, и когда путники приблизились, то вместо человечка принцесса разглядела всего лишь каменную глыбу.

— Погляди, Лути! А там что за странное существо под тем засохшим деревом? Взгляни на него, Лути! Мне кажется, оно корчит нам рожи.

Лути приглушённо вскрикнула и побежала ещё быстрее — так быстро, что маленькие ножки Айрин уже не могли поспевать за ней, и принцесса с громким шлепком растянулась на земле. Уж очень круто свернула тропа, а они слишком быстро бежали! В общем, неудивительно, что Айрин принялась плакать. Няня готова была выйти из себя, но всё, что она могла позволить себе — это припустить вновь, как только поставила принцессу на ноги.

— Это кто ещё надо мной смеётся? — сказала принцесса, пытаясь сдержать слёзы. Коленки её саднили, дыхание прерывалось.

— Никто, дитя моё, — сердито ответила няня.

Но в этот момент где-то совсем рядом раздался взрыв злобного хихиканья, и хриплый невнятный голос, казалось, продребезжал:

— Неправда! Неправда!

— Ой! — взвизгнула няня и побежала так быстро, как только могла.

— Нянечка! Лути! Я больше не могу бежать. Давай немного пройдём шагом.

— Как же нам быть? — пролепетала няня в ответ. — Лучше я тебя понесу.

И она подхватила девочку, однако сразу почувствовала, что у неё не хватит силёнок нести девочку бегом. Няня вновь поставила принцессу наземь, в отчаянии огляделась, громко всхлипнула и произнесла:

— Мы где-то неправильно свернули, и теперь я не знаю, где мы находимся. Мы заблудились, заблудились!

Ужас почти лишил её рассудка. Было слишком ясно, что они сбились с пути. Они оказались в какой-то узкой долине без всяких признаков человеческого жилья.

Айрин и не догадывалась, какая причина вызывает у няни столь сильный страх, ведь слугам строжайше запрещено было упоминать при девочке о гоблинах; однако, видя нянин испуг, принцесса тоже немного встревожилась. Но не успела она растревожиться по-настоящему, как услышала беззаботное посвистывание и опять успокоилась. Впереди появился мальчик, чей путь лежал из той долины прямо навстречу им. Он-то и посвистывал, а перед тем, как подошёл совсем близко, его свист сменился песней. И вот что запел мальчик:

«Дум! Бум! Дили-дон! Молоточков перезвон! Мы работаем в горах, Нам во тьме неведом страх! Тара-рара! Дуру-ду! Добываем мы руду! Раз, два, три! Вот так да! Блещет золотом руда! Где четыре, там и пять — Нам легко её достать! Шесть и семь, а следом восемь — Мы у гоблинов не спросим!  Девять, десять, эге-гей — Посильнее киркой бей! Я весёлый рудокоп, И меня боится коб! Гоблин, гоблин, не ворчи, Не шуми и не стучи!» 

— Ты лучше сам не шуми, — довольно неприветливо произнесла няня, ибо одно лишь упоминание гоблинов в этот час и в этом месте бросало её в дрожь. К тому же мальчишка так дерзко о них отзывается! А вдруг они обидятся? Но услышал её мальчик или нет, а пения своего он не прекратил:

«Десять плюс ещё один — Уж полно с рудой корзин. До двенадцати дошли — На поверхность их снесли. До тринадцати бегом — Много гоблинов кругом».

— Да тише ты! — пронзительно зашипела на него няня. Но мальчик, который был теперь совсем близко, продолжал:

«Жух-жах, ах, как жаль — Первый гоблин убежал! Гули-гули, вот герой — Следом прочие гурьбой! Гоблин, гоблин, га-га-га! Необутая нога! Тресь-лом, тресь-лом — Через кручи в бурелом!» 

— Так им! — сказал мальчик, поравнявшись с путниками. — Так им! Будут знать. Они терпеть не могут, когда поёшь, а этой песни прямо-таки не выносят. Сами-то они не умеют петь — голоса у них, что у ворон; вот им и не по вкусу, когда другие поют.

На мальчике был костюм рудокопа — с чудным колпачком на голове. Это был очень пригожий мальчик с глазами, тёмными как копи, в которых он трудился, и искрящимися, словно кристаллы горного хрусталя. Ему было лет двенадцать. Лицо его было бы красивым, вот только румянца ему не доставало, ведь он очень редко бывал на свежем воздухе и солнечном свету, а даже те растения, которые растут в темноте, выглядят бледными. Однако мальчик казался счастливым, весёлым и беззаботным — возможно, он воображал, будто одолел целую свору гоблинов; и когда он остановился, поравнявшись с принцессой и её няней, в его манерах не было ничего грубого или обидного.

— Я их заметил, когда поднимался сюда, — объявил он, — и я очень этому рад. Я знал, что они кого-то преследуют, но не мог догадаться, кого именно. Но пока я с вами, они вас не тронут.

— А ты кто такой? — спросила няня, задетая той фамильярностью, с которой мальчик заговорил с ними.

— Я сын Питера.

— Какого Питера?

— Питера-рудокопа.

— Не знаю такого.

— Всё равно я его сын.

— А с чего ты взял, будто гоблины тебя боятся?

— Потому что я не боюсь их.