Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
Он посмотрел на нее, задыхающийся, растерянный.
— Скажите, — вновь произнесла Леонора, — отчего вы страдаете? Почему плачете? Быть может, я смогла бы вас утешить?
«О, — смущенно подумал кардинал, — значит, она не узнает меня! Значит, я еще более мертв для нее, чем она была для меня! Я для нее уже не существую!»
От страшной тревоги у него перехватило дыхание, и он обратился к ней:
— Леонора! Леонора!
Она взглянула на него с удивлением, разрывающим ему сердце.
— Леонора? — повторила она. — Что за имя вы произносите? Бедная девочка! Молчите и никогда больше не произносите этого
Эти слова повергли кардинала в ужас.
— Давайте, — продолжала Леонора, — я вам лучше погадаю.
И она взяла кардинала за руку; он затрепетал при этом прикосновении.
— Безумная! — проговорил он. — Безумная! Она больше, чем мертва!
Теперь уже он схватил обе руки цыганки и крепко сжал их. Его лицо почти касалось лица Саизумы.
В эту минуту дверь павильона распахнулась, и вошли двое мужчин. Это были Карл и шевалье Пардальян, которые, увидев эту неожиданную сцену, застыли на пороге.
Кардинал их не заметил. Дрожа от страсти, переживая крушение надежды, он повторял имя своей возлюбленной, как будто желая пробудить ее воспоминания и рассудок. Саизума расхохоталась. Этот смех отозвался погребальным колоколом в ушах Пардальяна и Карла.
— Послушай, послушай! — бормотал кардинал. — Ты не узнаешь своего возлюбленного. Посмотри на меня. Я тот, которого ты любила! Перед тобой Жан Фарнезе!.. Бесполезно… Она не слышит!
Он неистово тряс ее. Он и сам почти обезумел.
— Твоя дочь! — внезапно вскричал он. — Пусть ты меня не узнаешь! Пусть я не существую больше для тебя! Но ты мать. У тебя материнское сердце, поскольку оно умело любить! Твоя дочь! Твоя Виолетта!
— Что он говорит? — прошептал Карл Ангулемский, схватив шевалье за руку.
— Тише! — ответил шевалье. — Здесь происходит нечто ужасное.
— Твоя Виолетта! — рычал Фарнезе. — Ее зовут Виолетта, твою дочь! У тебя есть дочь! Тебя и это не волнует?! Видимо, тебе нужно испытать потрясение, такое же, какое некогда испытал я… Слушай! Слушай внимательно! У тебя была дочь! Она страдала сильнее тебя! А теперь… О, теперь она мертва!
С трагическими нотами в голосе он повторил:
— Мертва! Мертва! Все мертво вокруг меня!
— Кто сказал, что Виолетта мертва? — раздался надрывный, раздирающий душу голос.
Растерянный кардинал увидел перед собой молодого человека с благородными и нежными чертами лица, хотя и искаженными в эту минуту ужасной душевной болью. Саизума, как будто все здесь происходящее не касалось ее, отступила назад. В этот момент она наступила на маску, которую Фауста сорвала с нее, — красную маску, скрывавшую ее вечное бесчестье. Саизума быстро подобрала ее и с удовлетворенным вздохом надела.
Вся красота ее внезапно исчезла. Взиравший на нее кардинал уронил голову на грудь и пробурчал что-то вроде проклятия. Леоноры больше не существовало. Перед ним была цыганка Саизума. Тогда Фарнезе повернулся к застывшему от горя молодому человеку.
— Кто вы? — спросил Фарнезе безразлично.
— О! — вскричал Карл с такой тоской, что заставил содрогнуться кардинала от страха, а Пардальяна — от жалости. — Вы сказали, что она мертва! Виолетта мертва! О! Скажите ему, Пардальян, скажите ему, что я обожал ее, и что я жил только надеждой найти ее! Скажите ему, что если она мертва, я тоже должен умереть!
Какое-то неистовство
овладело несчастным юношей, и он грубо схватил Фарнезе за руку.— Кто вы такой, вы сами? Кто эта женщина? Почему вы сказали, что Виолетта умерла? Откуда вы это знаете?
Поникший, мертвенно бледный, растерянный кардинал ответил:
— Кто я такой? Несчастный, которого в ужасный час прокляла женщина и который погиб от любви, снедавшей его душу! Посмотрите на меня… Я Жан де Кервилье, возлюбленный Леоноры де Монтегю, отец Виолетты…
— Ее отец! — воскликнул Карл, с ужасом глядя в лицо кардинала, искаженное страшным отчаянием.
— Ее мать! — прошептал Пардальян, с жалостью посмотрев на цыганку Саизуму.
— Бегите! — произнес кардинал как бы помимо своей воли. — Бегите, молодой человек! Не дотрагивайтесь до меня! Все, что связано со мной, — проклято!
— Я любил ее! — рыдал Карл. — И вы, ее отец, тоже дороги мне! О каком проклятии вы упомянули? Я хочу говорить о ней с тем, кто должен был воспитывать ее, охранять, любить…
Каждое из этих слов ранило сердце Фарнезе. Тот, кто должен был воспитывать Виолетту, охранять, любить?!. Несчастный юноша еще больше смутил душу Фарнезе, и ему захотелось отсюда скрыться. Он повернулся к Саизуме… к Леоноре.
— Идем! — прохрипел он, почти обезумевший. — Идем, бежим вместе!
Пардальян положил ему руку на плечо.
— Ну же, — сказал он, — будьте мужчиной. Вот мой друг, господин герцог Ангулемский. Он любил бедняжку Виолетту. Вы сказали, что она умерла. Не откажите, по крайней мере, в этом страшном утешении несчастному юноше: он должен узнать, как именно она умерла.
— Она, — прошептал Фарнезе, — была убита.
Пардальян вздрогнул. Мысль о герцоге Гизе пронеслась у него в голове.
— Убита? — переспросил он холодно. — Кем?
— Одной женщиной… тигрицей… О! Ей удалось ускользнуть! Горе мне, горе вам, потому что я не убил ее, хотя она была у меня в руках!
— Эта женщина! — прошептал, содрогаясь, шевалье. Задыхающийся от рыданий Карл тоже подошел к ним, чтобы услышать страшное имя.
Кардинал сделал над собой огромное усилие, и ему удалось обрести некоторое спокойствие:
— Не советую, — продолжал он, — не советую вам встречаться с ней. Вас уничтожат. Вы, который оплакивает Виолетту, который любит мою драгоценную дочь, — я испытываю к вам все то горькое сострадание, какое может испытывать человек, страдающий, как и вы. Герцог Ангулемский и вы, сударь, — берегитесь этой женщины. Вы знали и любили Виолетту, и эта женщина наверняка знает и ненавидит вас! Бегите, если есть время, бегите из Парижа, бегите из Франции, бегите из любой страны, где она может появиться; у нее везде шпионы, она все знает, все видит.
— Но вы сами! — воскликнул Пардальян, который не мог сдержать дрожи.
— Я другое дело! — ответил Фарнезе. — Я — приговоренный, который идет навстречу своей судьбе. Я поклялся, что Фауста умрет. И если Фаусте суждено умереть от руки человека, этим человеком должен быть я!
— Значит, женщина, которая убила Виолетту, это…
— Ее имя Фауста!
— Ах так! — воскликнул Пардальян. — Я вижу, мои подозрения были не напрасны! Что ж, Фауста, дочь дьявола, ты вмешиваешься не только в королевские дела, ты замешана в убийстве невинной девушки… Черт побери! Ты поплатишься за это!