Принцесса из собачьей будки

— И ты лезешь? Да скажи спасибо, что кормлю вас еще, пою, крышей над головой обеспечила! Отправляйтесь к матери своей, а машинку мою в покое оставьте!

Алевтина Викторовна наклонилась и потянула ткань на себя, но так как дети тоже стояли на ткани, придавая веса грузу, сдвинуть ее не удалось. Однако женщина не хотела униматься. Жадность застилала ей глаза не хуже алкоголя. Собралась с силами. Дернула что есть мочи до хруста в суставах и… ткань затрещала, разрываясь. Женщина, так и не переступившая порог и стоявшая на самом его краю, потеряла равновесие. Тяжелым мешком скатилось ее старческое тело с лестницы и с размаху бухнулось на пол.

Некоторое время дети прислушивались, не раздастся ли бабушкин отборный мат в звенящей тишине, как говорил Гоголь. Но все было тихо. Выглянули вниз. Там, словно сломанная кукла, в неестественной позе, лежала Алевтина Викторовна. Осторожно спустились. Подходить не решились, но тут как раз вернулся Мишка с улицы. Он-то и проверил пульс. «Сдохла», — короткой грубостью отозвался мальчик, перешагнул через тело и присел на ступеньку рядом с Костей и Оксаной.

— Ну, все, ждите органов опеки. Тетка Тамара теперь не отстанет. И так как пиявка, а теперь заголосит, мол, жить с родителями положено. А какие это родители? Им давно водка — дочь, а приятели-собутыльники что сыновья.

— Не ной, Миша. Будем жить, как жили и Оксанку в обиду не дадим. — Костя от злости сжал кулаки. Просто так он сдаваться не станет и поборется хоть с органами опеки, хоть с пиявками, хоть с алкашами. Бабушкин труп уволокли кое-как втроем в подвал. Не знали дети, как и кому сказать о том, что Алевтина Викторовна с лестницы упала и разбилась. Вдруг не поверят?.. Скажут: вы, малолетние преступники, сами толкнули и девочку подговорили? Страшно. Пусть пока полежит, а там может само все образуется как-нибудь, — рассудили дети.

Но не образовалось, а стало только хуже. Осенью этой дожди как нарочно сильные пошли. Несколько недель так лили, что дороги в месиво грязи превратили, а подвалы затопило. Надо было воду вычерпывать, а Костя с Мишей по незнанию не сделали этого. Полы в доме вспучились, а в спальне — так вовсе провалились и прямо в подвал. И случилось это не просто так, а как раз в тот момент, когда Тамара Николаевна пришла с очередной проверкой.

Приспичило же ей пройтись по дому, посмотреть обстановку! Ходит-ходит она значит себе везде, добирается до спальни, причитает, что ремонт сделать бы не помешало, может, подыщет она к весне рабочих хороших, и тут — бац — полный провал! Ушла Тамара Николаевна в подполье, как говорится, по-английски, а потом снизу и кричит, чтобы вытащили ее оттуда. Честно сказать, братья с удовольствием бы там оставили ее, чтобы жить не мешала, и бабуле «не скучно» чтобы было — «для компании», но это только в шутках с черным юмором так бывает — в сочинения Даниила Хармса, а здесь — жизнь со всеми ее ударами под дых и ниже пояса.

В реальности, конечно, лестницу опустили, Тамару Николаевну извлекли, успокоили. И только вроде женщина отходить от шока начала, как дернула ее нелегкая на юбку свою глянуть, а там — бабушкина челюсть вставная повисла. Уж как так совпало — не понятно, да только совсем чуть рассудка не лишилась гостья. Ребята потом про себя шутили, мол, бабушка до того была зубаста, что даже с того света укусить норовила. Конечно, труп отыскали, захоронили, как положено.

Вера Павловна, мама детей, особенно причитала, что покинула их кормилица-матушка, неизвестно на кого оставила и далее по известному сценарию, хотя на самом деле свекровь не переваривала просто до желудочной язвы. В радость было, что дом теперь им с Сергеем достанется, хоть какой-то прок от мужа окаянного. К тому же, за квартплату долги накопились, а тут мало того что свой дом, так еще и на земле, со своим огородиком. Считай, что закуска теперь всегда под рукой будет! Одной проблемой меньше!

По просьбе слезной и поклону нижайшему Тамары Николаевны мальчиков судить не стали. Поверили на слово, а потом в протоколе зафиксировали историю с падением. Мальчики, правда, умолчали, и Оксане наказали не говорить, что бабушку они сами в подвал спустили. Изложили все так, будто сама она во время падения телом пол прошибла. Поверили и в это, так как опытов никто не проводил и не установил, действительно ли 75 килограмм живого веса способны протаранить пол насквозь. В общем, пол посчитали хлипким, а мальчиков — сиротками. Дорога им теперь была в дом-интернат. Когда прощались, Оксана повисла на Костиной шее, плакала, не хотела отпускать. Мишу она не так любила, но и его отпускать было больно.

— Заберите меня тоже, пожалуйста, пожалуйста! — умоляла девочка, — не хочу я здесь оставаться одна!

— Дочур, что ты хоть такое говоришь-то? Разве плохо тебе с нами? — отец гладил Оксану по голове, прижимая к изношенным треникам.

Тамара Николаевна пыталась оттащить девочку от братьев, разжимая детские пальчики по одному. Женщине, естественно, жаль было оставлять девочку в этой неблагополучной семье, но по смете им не полагалось больше десяти детей в полгода отправлять по интернатам. Жестоко, но что тут сделать? Она — человек подневольный, и знает, что миром на самом деле правят даже не деньги, а галочки. Вот если есть галочка, считай, что ты свой долг выполнил, и можешь спать спокойно, а если отсутствует в положенной графе закорючка — так побегать придется, посуетиться.

Тамаре Николаевне давно не хотелось усложнять себе жизнь, а потому она делала вид, что верит родителям Оксаны, когда те убеждают, что исправились. Верит до следующего полугодия, потом до следующего и следующего и, знай себе, делает свою рутинную работу.

Оксана кричала так, словно не пальцы ей разгибали, чтобы она не держалась за Костю с Мишей, а кожу живьем сдирали, оголяя нервы. И вот по оголенным проводам нервов перестал течь ток, наполняя тело жизнью. Оксана опустилась на колени. Голова упала на грудь, руки повисли плетьми. Она больше не держала, не смотрела, не слышала и не чувствовала. Самые верные друзья, которые были рядом и хотели защитить ее, теперь уходят, оставляя ее одну-одинешеньку на произвол судьбы. И тут вдруг такая боль прогрохотала, словно танк по сердцу проехался, давя своими огромными гусеницами все хорошее, что еще остававшееся внутри, и Оксана с новой силой закричала. Но теперь она принялась рвать на себе волосы, царапать лицо, биться лбом об пол. Ее пересохшие губы шептали: «Предатели, предатели!». Родителям показалось, что малышка сошла с ума.

— Мать, тащи сюда лекарство! Оксанка совсем помешалась!

Вера Павловна отреагировала не сразу, завороженная ужасом происходящего, но потом шустро принялась выполнять приказ. Отец семейства, тем временем, улучив момент, схватил Оксану обеими руками, словно в тиски зажав маленькое тельце. Девочка, почувствовав себя в ловушке, начала извиваться ужиком в стальных объятиях отца.

— Рот открывай! Да не сама, дура! Оксанке рот открой и вливай!

— Да как же я… как смогу-то? — замялась супружница.

— Сказал бы я тебе как! Не удержишь ведь ее сама-то! Шпарь, пока она меня тут не искалечила, чертовка. Сильная — вся в меня!

Вера Павловна откупорила привычным движением бутылку водки, взяла дочь за подбородок и приготовилась влить алкоголь в глотку девочке. Только та как-то резко извернулась, что умудрилась укусить мать.

— А, собака! — взвизгнула та. — Лей сам, я без пальцев останусь сейчас.

Бурча ругательства, которые перекрывались Оксаниными воплями, Сергей взял в охапку дочь, уселся на табурет. Девочку перед собой поместил, спиной к себе. Зажал голову Оксаны между собственных коленей, двумя пальцами левой руки открыл ей рот, а правой рукой стал вливать водку. С непривычки, впервые пробуя эту отраву, Оксана закашлялась. Да еще струя была немаленькая. Только хрипы и бульканье вырывались из горла.

— Придурок, захлебнется ведь она! — Вера Павловна ударила мужа полотенцем.

— Ничего! — довольный собственной смекалкой, протянул отец. — Глядишь и втянется!

Оксана не втянулась. Она просто отключилась. Сначала перед глазами поплыли разноцветные круги, потом заплясали звездочки, а потом вдруг все стало темно, словно за электричество забыли заплатить и свет отключили.

Глава 4. Детские шалости