Принцесса на алмазах. Белая гвардия-2
Шрифт:
Так… А вот это уже гораздо интереснее и не похоже что-то на житейские будни… Мазур достал из кармана кителя маленький бинокль и поднял его к глазам. Лаврик и Бернадотт вынули свои.
Возле двух хижин помещались в тени пейзане, вооруженные теми самыми устаревшими магазинками: трое — у правой, четверо — у левой. Никак нельзя сказать, что службу они несли бдительно: попросту сидели себе в самых расслабленных позах, нажевывая что-то — видимо, ту самую местную жвачку, которую здесь обожают не меньше, чем бетель в Индии или насвай в Узбекистане, не говоря уж о янкесах с их чуингамом. Ею даже настоящая столица заплевана, как ни бдит за чистотой центральных улиц полиция, без лишних слов всегда готовая перетянуть нарушителя по хребту дубинкой, не заморачиваясь европейскими штучками вроде штрафных квитанций. Двое, наверняка самые добросовестные, держали
— Лейтенант, — сказал он негромко. — Я плохо знаю местный уклад жизни, но, по-моему, это все же не в обычае, а? Выставлять на окраине деревни вооруженную охрану?
— Вот именно, мон колонель. Разве что случится что-то нехорошее. Стычки меж племенами до сих пор случаются… Ага! Вон там, левая хижина…
Мазур перевел бинокль в ту сторону. Покачал головой. Лаврик, далеко не впервые, предсказал правильно: в стене хижины зияло не менее дюжины черных дырок, окруженных паутиной трещин. И человек неопытнее Мазура, однако имевший кой-какой навык, без труда определил бы следы автоматной очереди. Пуля из «Калашникова» прошивает насквозь и препятствия посерьезнее паршивенькой глиняной стены толщиной пальца в три… Да, головоломка складывается… И на стене другой хижины та же картина, только дырок побольше.
— Вы оказались правы, господин майор, — с уважением сказал Бернадотт. — Здесь стреляли из автоматов. И, уж конечно, это были не ваши люди… — И добавил, зло щурясь: — Что нисколько не меняет моего отношения к тем, кто убил наших солдат…
— Пошли, — сказал Мазур. — Когда будем совсем близко, прикажете им побросать оружие, лейтенант. Любое сопротивление гасить в зародыше.
Лейтенант перевел это своим солдатам, не знавшим английского, и все пятеро быстрым решительным шагом двинулись к околице, примостив на ремнях автоматы так, чтобы моментально резануть очередью.
Заметили их, когда они уже преодолели полпути. Караульные, как и следовало ожидать, повели себя, как сущие деревенские олухи, не обученные и азам караульной службы. Четверо вскочили, подхватили винтовки, прицелился в идущих только один — на здешний простонародный манер, прижав приклад к бедру.
Трое просто стояли, сбившись в кучку, держа винтовки кто как, один даже за середину. Что до трех остальных, винтовки-то они подхватили, но так и остались сидеть.
Мазур ускорил шаг, не сводя глаз с правой руки единственного, кто целился. Конечно, когда оружие держат этак вот, попасть в цель — один процент из ста, но все равно, неприятно как-то шагать под направленным на тебя дулом… Мазур неотрывно фиксировал руку — и, если бы палец лег на спуск…
Нет, бравый воитель так и торчал, обхватив пятерней скобу, так что их разделяло теперь метра три. На всех семи физиономиях читалась самая вахлацкая растерянность. Нет, это не мятеж, подумал Мазур, мятежники непременно стали бы с ходу палить по людям в военной форме…
Бернадотт что-то громко скомандовал на местном языке. Никто из семерых не шелохнулся, так и остались в прежних позах. Оскалясь, лейтенант потянул спусковой крючок. Длинная череда пыльных фонтанчиков прошлась справа налево у самых босых ступней стоявших. Эта наглядная агитация оказалась как нельзя более убедительной — семеро, серея лицами, живенько пошвыряли винтовки куда попало. Причем тот, что целился, олух царя небесного, едва не угодил Мазуру по коленке своим древним штуцером, но Мазур вовремя уклонился.
— Какие будут приказания, мон колонель? — дисциплинированно осведомился Бернадотт, так и держа семерых под прицелом с самым недружелюбным выражением лица.
Чуть подумав, Мазур распорядился:
— Оставьте одного солдата их охранять — а то побегут сейчас по деревне, шум поднимут… Остальные — вперед!
Они двинулись вперед прежней вереницей. Деревня казалась вымершей, если не считать бродившую и валявшуюся живность и голых пузатых малышей, возившихся в пыли у некоторых хижин. Ничего удивительного: в деревне, на каком бы континенте она ни находилась, днем, в страду, праздношатающихся не бывает.
Малыши при виде визитеров реагировали по-разному: кто с визгом и ревом кидался в хижину, кто оставался сидеть в пыли, выпучив глазенки и разинув рот. Судя по реакции и тех, и других, солдат, может, они и видели, но вот белых лицезрели впервые в своей коротенькой жизни.
Три раза им попадались издырявленные пулями хижины —
судя по всему, нападавшие входили в деревню, передвигались по ней, хаотично поливая огнем куда попало…Мазур резко остановился от неожиданности. Из хижины, мимо которой им предстояло пройти, раздались дикие, душераздирающие вопли и завывания, непонятно даже, мужские или женские.
— Женщины. Траур, — пояснил Бернадотт. — Видите, белый лоскут над входом? В хижине покойник…
Наверняка не просто покойник, а убитый — стена этой хижины издырявлена добрым десятком пуль. Ага, и слева, подальше, слышны те же вопли, и откуда-то еще… Убитых насчитывалось не менее полудюжины, судя по слышным воплям-причитаниям — а может, и больше, деревня большая, возможно, они слышали не всех…
Так никого и не встретив, они вышли на обширную площадь, посреди которой и стояла резиденция вождя. Мазур таких никогда прежде не видел, но догадаться было нетрудно: раза в три побольше и раза в два повыше, чем остальные (те-то — как горошины из одного стручка), стены густо расписаны черными, красными и зелеными причудливыми узорами и орнаментами, в отличие от прочих, перед входом имеется навес на двух тонких резных столбиках, с него свисает полоса леопардовой шкуры, а под навесом торчит тип с винтовкой. Мазур ни на секунду с шага не сбился, шагал к навесу уверенно и быстро, как человек, имеющий право.
Все и здесь обошлось как нельзя лучше: тип с винтовкой впал в совершеннейшую растерянность, и Мазур, проходя мимо него, как мимо пустого места, ребром ладони приложил ему не особенно и крепко, можно сказать, даже ласково — но, разумеется, так, что тип, моментально впавши в беспамятство, рухнул в пыль, выронив винтовку.
Держа автомат стволом вверх, Мазур откинул закрывавший вход расшитый полог, вломился внутрь, подался вправо, чтобы дать дорогу остальным, ворвавшимся столь же стремительно и тихо. Они замерли, как статуи, оценивая обстановку. Обстановка была следующая: обширная комната, занимавшая примерно половину резиденции, пол и стены сплошь покрыты узорными половиками. Слева, в углу, что-то возилось и шумело. Света было достаточно, чтобы быстренько разгадать ребус: нечто живое и копошащееся более всего напоминало мужчину с женщиной, с головой укрывшихся покрывалом в черно-красный ромбический узор. Судя по женским стонам и довольному мужскому уханью, дела там происходили насквозь житейские, и верхняя фигура наяривала крайне темпераментно — присмотревшись, Мазур уже не сомневался, что она как раз мужская. Осмотрелся внимательнее. Неподалеку от резвившихся под покрывалом валялся примечательный набор вещичек: синие шорты, белая блузка, кружевное белое женское бельишко и какая-то длинная красная тряпка — ага, вспомнил Мазур, во время прошлой их встречи вождь был как раз в красной набедренной повязке, так это наверняка она и есть… Вот и полоса леопардовой шкуры, и черная трость с тремя большими кистями из красной шерсти. Теперь уже никаких сомнений, что под покрывалом резвится именно вождь — со свиданьицем… Интересно: набор женских вещичек исключительно европейский… ну, может, к вождю заглянула в гости какая-нибудь местная эмансипированная горожанка, давно привыкшая к европейской одежде.
Он на цыпочках пробежался по комнате, откинул полог и заглянул в соседнюю: ага, нечто вроде тронного зала, вместо трона — огромное старинное кресло, массивное, как бульдозер, с гнутыми ножками и вычурными подлокотниками, сиденье и спинка обиты леопардовой шкурой. Больше никакой мебели не имеется — надо полагать, удостоенным аудиенции приходится стоять или сидеть на полу. Пол и стены точно также покрыты половиками, разве что узор другой, черно-зеленый, волнообразный. Другого выхода нет. С объектом разобрались, пора работать с клиентами…
Вернувшись в первую комнату, Мазур поставил автомат на предохранитель, тихонько подошел к резвившимся под покрывалом и, без труда определив, где у вождя ходившая ходуном задница, дал по ней отличнейшего пинка, словно пробивал одиннадцатиметровый.
От души было пнуто, чего уж там… Ничего удивительного, что вождь взвыл нечеловеческим голосом — еще и от неожиданности, конечно, не только от боли, покрывало отлетело, вождь взмыл разъяренным медведем — и форменным образом окаменел, увидев ласково улыбавшегося ему Мазура. Кроме вождя, под покрывалом обнаружилась растрепанная блондинка с номером примерно этак четвертым, вполне европейского облика — эта тоже оцепенела от несказанного удивления, словно у Мазура вдруг прорезались способности Медузы Горгоны, так и лежала, тараща глаза, не визжа и не закрываясь ладонями.