Принцесса на посту
Шрифт:
15 ДНВМ
Два раза сегодня пыталась ему дозвониться. В первый раз трубку взяла его бабушка и сказала, что Майкл ушел в магазин компьютерной техники за новым картриджем. Потом ответил его папа и сообщил, что Майкл и Лилли пошли в дисконт-киношку смотреть нового «Джеймса Бонда». Везет же некоторым!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
8:00–9:00
Завтрак с труппой Дженовийского Королевского балета
Первый
9:30–12:00
Посещение балетных классов, частное представление «Спящей красавицы»
Что-то сомневаюсь, так ли уж права Лилли, утверждая, что балет – насквозь сексистское искусство. Сами посудите – мужики-то там тоже в колготках. И я бы предпочла знать поменьше подробностей, если вы понимаете, о чем я.
12:30–14:00
Обед с министром туризма
Неужели никто так и не признает, что в моей идее насчет платных парковок есть здравое зерно? Больше того, все эти туристы с круизных лайнеров, пристающих в дженовийском порту, наносят непоправимый урон нашим историческим мостам! Взять хотя бы Pont des Vierges (Мост Дев), названный так в честь моей прапрапрапрапрапрапрабабушки Агнессы. Она бросилась с него, потому что не желала постригаться в монахини, как требовал ее отец (и правильно сделала: дженовийские моряки ее выловили, и она, к ужасу семейства Ренальдо, сбежала с капитаном). Знать не хочу, насколько валовый национальный продукт Дженовии зависит от этих бездельников с круизных лайнеров. Они все ЛОМАЮТ!
14:30–16:30
Слушала, как отец произносит перед местными журналистами речь о важности Дженовии как глобального игрока в современной международной экономике
Бог знает о чем это все. Какая же скукотища! Майкл! О Майкл! Где же ты, возлюбленный мой?
17:00–18:00
Чаепитие с бабушкой и другими членами Женского благотворительного комитета Дженовии
Пролила чай на новые сатиновые туфли, которые специально красили, чтобы они были одного цвета с чайным платьем.
Теперь они одного цвета с чаем.
19:00–23:00
Официальный ужин с очень известным бывшим советским лидером и его женой
Рене большую часть ужина прогулял. После десерта его застукали в дворцовом саду – он резвился в фонтане с примой-балериной Дженовийского Королевского балета. Папа оч. огорчен. Чтобы успокоить его истрепанные нервы, затеяла светскую беседу с его девушкой, мисс Чехией, – пусть чувствует, что в семье ей рады, ну мало ли.
16 ДНВМ
Если так пойдет дальше, у меня, наверное, разовьется афазия, как у той девочки из «Воспламеняющей взглядом», и я начну считать собственного отца шляпой.
ОН МНЕ ПОЗВОНИЛ!!!!!!!!!!!!!!!
Только вот меня не было дома (впрочем, как всегда). Я была в Дженовийской Королевской опере, смотрела эту идиотскую «Богему», которая поначалу была даже и ничего, но потом все персонажи, которые мне нравились, УМЕРЛИ.
Телефонный оператор
передал его сообщение. Сообщение гласило: «Привет».«Привет!» Майкл сказал: «ПРИВЕТ!»
Само собой, я бросилась перезванивать, как только добралась до телефона, но Московицы все ушли в «Ле Краб Шак»: там пенсионерам скидки по утрам. Дома осталась только доктор Московиц (мама), так как одной из ее пациенток понадобилась экстренная консультация (из-за послепраздничных распродаж случился рецидив шопоголизма).
Доктор Московиц обещала всенепременно передать Майклу мое сообщение. Сообщение гласило: «Привет».
Нет, конечно, мне хотелось сочинить что-нибудь более романтичное, но, как выяснилось, сказать слово «любовь» маме парня трудновато.
О боже, бабушка опять на меня кричит! Она целый день наставляет меня по поводу этого дурацкого бала, который уже совсем скоро, – прощальный прием перед моим отъездом обратно в Америку… обратно к любимому.
Дело в том, что на балу будет присутствовать принц Уильям, так как в это время он приедет в Дженовию на благотворительный матч по поло, в котором примут участие папа и Рене, и бабушка вся испереживалась, что перед принцем Уиллом я опять накосячу, как во время телеобращения к народу Дженовии.
Как будто мне больше делать нечего, кроме как говорить с принцем Уильямом про платную парковку! Охохонюшки…
– Честное слово, я не понимаю, что с тобой творится, – говорит бабушка. – С тех пор, как мы приехали, ты постоянно витаешь в облаках. Даже больше чем обычно, – она прищуривается, а это не для слабонервных зрелище, ведь на веках у нее татуаж, который она сделала, чтобы по утрам не возиться с тушью и подводкой, а всецело посвятить себя тому, чтобы сбрить брови и нарисовать новые. – Ты же не об этом мальчике думаешь?
Этим мальчиком бабушка стала называть Майкла с тех самых пор, как я объявила, что только ради него живу. Ради него да еще ради моего кота, Толстяка Луи.
– Если ты имеешь в виду Майкла Московица, – ответила я бабушке самым царственным тоном, – то да, именно о нем я и думаю. Все мои мысли о нем, ибо его образ навсегда запечатлен в моем сердце.
В ответ – смешок.
– Телячьи нежности, – заявляет бабушка. – Это пройдет.
М-м, не хочу тебя расстраивать, бабушка, но нет, не пройдет. Я люблю Майкла вот уже лет восемь, за вычетом разве что тех двух недель, когда я почему-то решила, что втюрилась в Джоша Рихтера. Восемь лет – это больше чем половина моей жизни. Такую глубокую, нерушимую страсть просто так не вытравишь и не надо низводить ее до своих обывательских представлений о человеческих чувствах.
Однако вслух я ничего этого не сказала – уж больно острые у бабушки ногти, «случайно» ткнет – мало не покажется.
Вот только вряд ли: хотя Майкл и впрямь любовь всей моей жизни, и его образ навсегда запечатлен в моем сердце, но все-таки вряд ли я буду разрисовывать тетрадку по алгебре сердечками и цветочками и выводить красивым почерком «миссис Майкл Московиц», как делает Лана Уайнбергер (только она, само собой, пишет «миссис Джош Рихтер»). Не только потому, что страдать такой фигней – это уже перебор, и не только потому, что я не горю желанием подавить собственную идентичность, взяв фамилию мужа, но еще и потому, что, став консортом правительницы Дженовии, Майкл, разумеется, возьмет мою фамилию. Не Термополис. Ренальдо. Майкл Ренальдо. А что, кстати, классно звучит.