Принцесса стоит смерти
Шрифт:
Обрубает по сантиметру мой меч. Укорачивает его. Превращает в оструганный как карандаш огрызок.
В бессильной ярости я провел атаку — сложный комплекс ударов из заключительной части обучения. Мой меч укоротился сразу наполовину.
Шоррэй одобрительно кивнул.
— Ты знаешь больше, чем я думал. И мог бы стать интересным соперником… со временем. Что ж, правила поединка исполнены. Пора…
— Стой! — я едва узнал голос принцессы. — Стой, Шоррэй! Правила поединка требуют от сильнейшего задать последний вопрос!
— Зачем мне это нужно, принцесса?
Голос девушки стал совсем тусклым, бесцветным.
— Неужели тебе совсем безразлично мое отношение, Шоррэй?
Тот
— Хорошо, принцесса. Я согласен. Лорд планеты Земля, ты проиграл поединок. Откажись от своих прав и проведи остаток жизни в изгнании — в своем мире, без права покинуть его.
Я увидел, как дрогнули губы принцессы. Она прошептала, и я разобрал слова: «Соглашайся, лорд».
Шоррэй ждал, с любопытством разглядывая меня. Он не спешил. Он мог позволить себе многое — в том числе и помилование незадачливого соперника. На его руках были все карты, а у меня…
По телу прошла холодная дрожь. У меня оставался последний козырь. Оружие Сеятелей. Хрустальные цилиндрики в кармане комбинезона.
— Шоррэй, ты помнишь, что я сказал твоим патрульным, прорываясь во дворец?
— Я ничего не забываю, игрушечный Лорд. Ты сказал, что должен доставить оружие Сеятелей.
Неторопливо, стараясь чтобы движение не выглядело угрожающим, я достал из кармана хрустальный цилиндрик. Сжал его в пальцах. И сказал, выделяя каждое слово:
— Я не соврал, Шоррэй. Оружие Сеятелей в моих руках. Пропусти нас с принцессой — или умри.
Его взгляд — цепкий, почти физически ощутимый, остановился на тонком хрустальном «карандашике». На мгновение лицо стало напряженным, а затем расслабилось.
— Ты блефуешь, Лорд, — презрительно сказал Шоррэй. — Оружие Сеятелей ушло вместе с ними. А то, что осталось, не могло попасть в руки дикаря. Ты слышал мой вопрос — отвечай.
Я посмотрел на принцессу. Эрнадо говорил, что оружие Сеятелей способно разрушить город или планету. Уцелеет ли девушка, стоящая в десяти метрах от нас? Имею ли я право подвергать ее смертельному риску?
Принцесса стала осторожно доставать меч из ножен. Едва уловимо кивнула. Она решила, что я тяну время! И собиралась напасть на Шоррэя сзади…
Любовь стоит смерти.
— Я не откажусь от своих прав, Шоррэй.
Сжав пальцы, я попытался переломить тонкий цилиндрик. И не смог. Это было не легче, чем согнуть стальной стержень.
— Тогда умри, дикарь.
Продолжая сжимать непокорный цилиндрик я поднял обломок меча — в отчаянной попытке защититься. А Шоррэй начал атаку. Красивый, рассчитанный до миллиметра удар, явно вполсилы, в треть доступной ему скорости. Так, чтобы я не успел ничего предпринять, но успел в полной мере испытать бессильный ужас перед надвигающимся клинком. Я даже вспомнил этот удар — один из эффективнейших, хотя и опасных в исполнении приемов из высшего разряда сложности. Удар, проникающий в сердце, которое не способно остановиться на пару секунд и выждать пока «склеются» рассеченные плоскостным мечом ткани. Удар достойный мастера… Описав короткую дугу меч Шоррэя срезал по самый эфес жалкие остатки моего клинка. И устремился к груди. Я увидел, как узкое лезвие касается моего комбинезона.
Но в это мгновение хрустальный цилиндрик сломался. Легко, словно самый обыкновенный карандаш. Оружие Сеятелей само решало, когда необходимо действовать…
И наступила темнота.
11. ПОХИЩЕНИЕ ПРИНЦЕССЫ — ДУБЛЬ ДВА
Это было похоже на гиперпространственный прыжок. Вот только не было ни фонтана ярких красок, ни пьянящей легкости, ни беспричинной эйфории. Наоборот. Сознание словно задернулось туманом. Я не мог думать,
не мог даже испугаться или удивиться, и чужой, равнодушный, безликий голос, звучащий из глубины моего разума, не вызывал ни малейшей реакции.— Темпоральная граната активирована. Вы в безопасности.
Я летел сквозь темноту. Не было ни малейшего движения в окружавших меня тишине и покое. Я не ощущал своего тела, но явно чувствовал стремительное падение. Темпоральная граната — вот как называется хрустальный цилиндрик. Интересно…
— Применение мотивировано, опасность первой степени, рекомендуется возвращение к третьему узловому моменту…
Какое забавное оружие. Оно может давать советы. Что ж, ему виднее. Сеятели умели воевать.
— Решение принято.
Темнота исчезла. Я снова стал самим собой, и стоял возле открытого подземного ангара рядом с Эрнадо.
Багровое солнце опускалось за горизонт. Небо было черным, как расплавленная смола. Красные отблески играли на прозрачном корпусе флаера, на серой броне боевого катера.
— В пустыне часто бывают пыльные бури, — сказал Эрнадо. — Но сюда ветер доберется нескоро.
Сознание работало четко как никогда. Я помнил все, что случилось со мной до того момента, когда темпоральная граната Сеятелей откинула меня в прошлое. А вот Эрнадо, явно, ничего не помнил. Для него, как и для принцессы, Шоррэя, Ланса, всех находящихся на планете — или во всей вселенной? — людей ничего еще не произошло. Эрнадо не прикрывал мой прорыв во дворец, гвардейцы не падали под выстрелами пистолета, принцесса не плакала на моей груди, курсант Ланс не умер страшной смертью. И клинок Шоррэя не касался моей груди, чтобы пронзить сердце.
Оружие, которое не убивает. Последний козырь, возможность переиграть проигранный поединок. Хрустальный карандаш, зачеркивающий все ошибки.
— Если флаер заденут, и горючее вспыхнет, я неплохо поджарюсь.
Это был мой голос. Я произнес те же слова, что и в прошлый раз. Губы шевелились сами помимо моей воли.
Меня охватил ужас. Неужели я обречен на повторение пройденного пути? Вынужден говорить и делать то же, что и тогда?
Эрнадо протянул мне программные диски. Я взял их, опустил в карман… и напрягся, останавливая опускающуюся руку.
Вначале это было трудно. Словно я растягивал упругую резиновую пленку, сковавшую мое тело, или двигался сквозь густую жидкость. Затем напряжение исчезло. Я снова владел своим телом.
Тронув карман комбинезона, где лежали темпоральные гранаты, я нащупал лишь один цилиндрик. Все правильно, так и должно быть.
— Стартуем? Тебе лучше попасть во дворец до темноты.
Я молча протянул ему руку. Снова автоматически, не прилагая к тому ни малейшего усилия. Страха это уже не вызвало, я понял, что в любой момент могу подчинить тело собственной воле, вырваться из потока произошедших когда-то событий. Осталось лишь недоумение — зачем Сеятели предусмотрели такую заданность, странный автопилот, выйти из-под влияния которого стоило немалых усилий… Впрочем, ответ напрашивался сам собой. Преодолимая заданность моих поступков позволяла сохранять неизменными все удачные действия, начиная с неведомых мне самому слов и жестов, заставивших Эрнадо изменить решение скрыться с планеты, и кончая меткими выстрелами в нападающих гвардейцев. Я словно бы превратился в стороннего наблюдателя в собственном теле. И мог брать на себя управление лишь тогда, когда это становилось действительно необходимым. Например, чтобы убраться с авиабазы раньше Шоррэя. Или успеть увернуться от брошенного в меня ножа… Сейчас плечо не болело, и я не сомневался, что рана бесследно исчезла в момент временного скачка. Но воспоминание о пережитой боли оставалось более чем неприятным.